— А можно личный вопрос? — затеяла все-таки разговор Анна. — От чего у тебя такие странные шрамы? На плече, на груди.
— А, эти… — он неодобрительно поморщился. — Да бес знает. То ли железом горячим прижгло, то ли ссадило кожу — я сам не помню, а чиньские врачи хоть и подлатали, за что им спасибо, не отличались разговорчивостью.
— А где ты встретил чиньских врачей? — изумилась Анна. — Наших, что ли, не было?
— У чиньцев не было, — усмехнулся он. — Нас, кто выжил после гибели корабля, вражеский экипаж подобрал, так что войну я там оканчивал. В плену.
— Извини, — искренне покаялась она. — Я и не сообразила…
— Да ничего, — Косоруков отмахнулся. — Было и было. Не увольнительная, конечно, но зато живой. Чиньцы с пленными нормально обращались, честно. Во всяком случае, с нашими. Это же не брексы с запада, на востоке честь — не пустой звук.
— Ты тогда и?.. — начала она, неопределенно взмахнув рукой, но потом сама же себя прервала: — Извини. Мне любопытно, но это не повод лезть в душу.
— Имеешь в виду, выгорел? — легко сообразил Дмитрий.
Все же утреннее впечатление оказалось верным, его отношение к прошлому изменилось, притом в одночасье. Он раньше и не думал, что такое бывает, но к священнику испытал глубокую благодарность пополам с благоговением. До сих пор не верилось, что тому хватило двух часов разговора, чтобы утолить тревоги, терзавшие последний год.
И в этот раз уходить от неприятной темы Косоруков не стал. Жаловаться по-прежнему не хотел, но искренний интерес Анны вызывал смутное приятное ощущение. То ли ему льстило такое внимание, то ли хотелось получше познакомиться с этой девушкой…
— Да, можно сказать, в том бою я и выгорел, — ответил он после недолгой паузы. — Одна машина вразнос пошла, котел то есть. Попало как-то особенно неудачно, защита прорвалась, или еще что… Некогда было выяснять. А их у нас было две под парами. Если бы они обе… Я самое страшное, что в жизни видел, это взрыв парового котла. Благо издалека, и там паровоз был, он поменьше. Так вот, надо было их обе глушить, а это не свечку задуть, процесс. Мы и бросились на чистой силе, есть на крайний случай такая инструкция. Чародеев на борту много, и по инструкции они должны бы помогать, но в бою каждый своим делом занят, так просто не отвлечешь. Мы все, кто в машинном был, как положено, клич кинули о помощи, а пока могли — держали общие чары.
— Не справились? — тихо, напряженно уточнила Анна.
— Понятия не имею, — качнул головой охотник. — Я последнее, что помню, — это машинное отделение, котел этот и грохот со всех сторон, а очнулся уже в госпитале на суше. И, главное, понятия не имею, как меня из машинного вынесло на открытую воду, по всем законам должен был ко дну пойти. Наверное, котлы мы все-таки остановили, иначе взрывом бы точно убило. Может, после кто-то из своих на воздух вынес. А может, разнесли наш броненосец так затейливо, что он меня своим ходом выплюнул. Не верится, конечно, но на войне всякие чудеса случаются.
Анна слушала рассказ внимательно, тем более ей действительно были интересны подробности его жизни, но с куда большим вниманием наблюдала за самим собеседником. И в который раз думала, что роль охотника за головами совсем ему не подходит: маловата. На шею давит, рукава коротки, в плечах трещит… Девушка верила, что охотник из Косорукова вышел хороший, но только потому, что ответственный и привык хорошо делать свою работу. Но не его это. Это как со спины мамонта яблоки собирать — можно, и соберешь, но способ от этого не становится менее странным.
Вот на корабле своем он точно был к месту. Это чувствовалось в каждой фразе, в каждом воспоминании. Эти машины и инструкции были для него родными, и пусть он говорил, что служба и механизмы надоели, но Анна готова была поручиться: причиной тому только выгорание и ничего кроме. Не случись этого — прекрасно служил бы дальше.
Но с другой стороны, не случись этого — он бы и сюда не приехал, и она бы с ним не познакомилась. И если для него пока Шналь — чужой странный город, один из многих, который он намерен вскоре покинуть, то для Анны этот случайный визит уже сейчас значил многое. Она еще не до конца понимала, что именно и чем все это закончится, но уже твердо решила, что охотнику нужно остаться здесь. Так будет правильно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Притом его собственное мнение принимать в расчет не планировалось. Тем более слышала она это мнение: он шатается по лесам и городам, неприкаянный, не имеющий ни дома, ни цели, просто потому, что это дело подвернулось под руку.
Оставался один важный вопрос: как бы донести это решение до охотника? Да еще так, чтобы не наговорить лишнего и не спугнуть. Он, конечно, не трус, но по всему видно — ко многим вещам еще не готов. Если он даже в ведьминскую силу не верит и над шаманами посмеивается, как с ним говорить откровенно? Нет, пусть немного привыкнет, своими глазами все увидит, так чтобы не осталось уже возможности отрицать, а там она что-нибудь придумает.
Некоторое время они молча жевали. Не потому, что не было тем для разговора, а просто оба успели сильно проголодаться. По жаре это чувствовалось не так сильно, а здесь, в тени у воды, да после купания, немудреная снедь пошла за милую душу.
— Дим, а тебе нравится служба охотника? — нарушила молчание Анна.
— Служба как служба, — рассеянно пожал он плечами. — Не хуже других. А что?
— Не хуже других — это разве ответ? Вот мне нравится Шналь. И дело мое нравится. Не целиком, цифры я не очень-то люблю, а вот все остальное — нравится. Людям помогать, о городе заботиться, решать маленькие проблемы…
— А большие не нравится? — усмехнулся он.
— А больших, слава Богу, с войны не было, — серьезно возразила Набель. — Да в сравнении с войной, думаю, и не будет.
— Пожалуй.
— Так нравится тебе или нет твоя работа?
— Да как сказать… — рассеянно пробормотал он: вопрос оказался неожиданно сложным. — Вроде ничего. На свежем воздухе, виды вон какие попадаются, и каждый раз новые. Никто над душой не стоит и не командует, какой заказ хочешь — такой и берешь. Сюда вот приехал, потому что дело показалось интересным, необычным. Опять же, и польза есть, делаю мир чуть чище и безопаснее. Хорошая работа.
— Ясно, — неопределенно проговорила Анна, прекратив допытываться. Ответа на свой вопрос она так и не получила, но… это ли не лучший ответ? — Ну что, давай лошадей седлать? Здесь, конечно, хорошо, но ехать надо. Неспокойно мне.
— Почему? — мигом подобрался Дмитрий, и не подумав отмахиваться от чужих предчувствий.
Это ее порадовало. Все же он небезнадежен, все же со временем можно будет рассказать то, что сейчас рассказывать бесполезно.
— Не знаю, предчувствие нехорошее. Неясное и словно бы отдаленное, но рассиживаться на месте не стоит, — решила она и поднялась первой, подавая пример.
— И давно оно у тебя?
— От самого прииска, — вздохнула Анна. — Но немного остыть все равно было надо, я так с ходу и не вспомню подобного пекла в наших краях. Тяжело.
— Наберешь воды? Я пока лошадьми займусь, — пока она говорила, Косоруков допил остатки воды из фляги, протянул спутнице посуду и надел шляпу, которая все это время лежала на камне рядом.
Набель молча кивнула и пошла к уже проверенному источнику, а Дмитрий закинул на плечо седло и подобрал потник. Конечно, седлать он начал с Граната, кто бы сомневался.
После отдыха особенно сильно не хотелось никуда ехать, тем более — выбираться из уютной и почти прохладной тени обратно под палящее солнце, но еще меньше хотелось застрять в горах на ночь. Они, конечно, не безоружные пастухи и упырей не убоятся, отстреляются. Но то упырей. Анне ли не знать, что упыри — не самое страшное, что можно встретить на этих землях?
Буквально в нескольких шагах от водопада жара навалилась еще тяжелее и гуще, чем казалось до остановки, а уж когда они выбрались на открытое пространство — так и вовсе словно в жарко натопленной бане оказались, только сухой.
Разговаривать совсем не тянуло, да и окружающий мир примолк. Звенели кузнечики в траве, но птиц в небе почти не было, и в ветвях они поутихли. Лениво брел даже бойкий Гранат, а Зорька и вовсе предпочла бы остановиться, но спасало наличие лидера.
