— Почему? — не поняла Аглая. — То есть я хочу спросить, как ты узнал.
— Когда он требовал, чтобы я вышел, он крикнул: «Если тебя не будет, через пять минут я пристрелю твою девку, а дом подожгу. Спалю его дотла, мне не привыкать!» Я видел его гнусную ухмылку. Этих слов, этой ухмылки мне было вполне довольно… Раньше-то я думал, что этот поджог — дело рук Вити Офдореса, сиречь Орлова. А впрочем, неважно. Итак, наш дом сожгли. А потом Офдоресу пришло на ум, что печник непременно устроит тайник в печной трубе. Посреди пепелища торчали закопченные камни да трубы. Их разрушили — и шкатулку с бабочками Креза нашли…
Гектор перевел дыхание.
— Это известие привез мне отец. Он сам видел разрушенную трубу — ту, в которой была спрятана шкатулка. Отец не выдержал зрелища спаленного дома, где жили его отец, дед, он сам, моя мать, я… Он слег и через несколько дней умер. И я понимал, что отчасти виновен в его смерти, что если бы не моя одержимость…
У Гектора прервался голос.
Аглая потянулась было к нему, но он выпрямился и встал:
— Не говори ничего, ладно? Не утешай меня. Довольно того, что в одну из таких минут слабости меня взялась утешать Наталья, и я… И я захотел утешиться. А потом бабушка ее умерла от тифа, ну и так вышло, что ближе меня у нее никого не осталось. А у меня — никого, кроме нее. Впрочем, у Натальи есть еще тетка в Нижнем, у нее и живет сейчас наша дочь.
— Как ее зовут? — спросила Аглая, стараясь говорить как можно безразличней.
— Ларисой. Наталья очень любит «Бесприданницу» Островского. А мне имя напоминает о Ларисе Полетаевой. Черт ее дери!
Гектор резко махнул рукой, и Аглая ощутила, что ее сковал холод. Нет ничего более глупого, чем ревновать этого человека, но все же она ревновала. До боли.
— Дело не в моих переживаниях, — продолжал Гектор, — а в том, что все жертвы оказались напрасными. Время шло, а Хмельницкий по-прежнему сидел в Нижнем. Я следил за ним и понимал: шкатулки Креза у него нет. Сокровище исчезло вместе с Витей Офдоресом. Где он, куда уехал — неведомо. До последнего времени я был убежден, что шкатулка пропала вместе с ним. Но вот уже месяц, как в Нижний перебралась Лариса Полетаева. Мои люди следили за ней и за теми местами, где она бывала. Она вела себя, как светская дама из того самого «мира насилья», который она и ее подельники так неистово разрушали: парикмахерская, домашние ателье, кабинеты лучших дантистов и косметологов, кабаки, танцзалы… Последних в городе один или два, не запрещены они только потому, что их посещает Лариса Полетаева. Она заставила снова открыть водяную лечебницу и ездила туда принимать грязевые ванны. Всю грязь извела, сутками в ней сидела! У нее какое-то врожденное тяготение к любой грязи… — с изумлением развел руками Гектор. — Потом в городе обосновался модный массажист Лазарев, и Лариса зачастила к нему. Собственно, мне неважно ее времяпрепровождение. Важно другое: я убежден, что она знает, где шкатулка с бабочками Креза, поэтому…
— Почему? — перебила Аглая. — Если бы сокровища оставались у Хмельницкого, ясно, он мог бы сказать ей. Ну а если их забрал Офдорес? Какая связь между ним и Ларисой?
— Именно такая, что Лариса испытывает инстинктивную потребность не только в лечебной грязи, — жестко ответил Гектор. — С каким только отребьем не общалась она в Москве, в Питере, за границей! Кроме того, она немалое время прожила в Варшаве, налаживала там какие-то дела по печати. Офдорес явился из Варшавы. Помнишь, я говорил, что он был связан с большевиками? Очень может быть, что они знакомы с Ларисой… Да я почти уверен! Что-то подсказывало мне: Лариса должна знать и об Офдоресе, и о бабочках. Я видел единственный способ узнать все: похитить Ларису. Однако здесь она все время находилась под охраной анархистов… Ты видела компанию, которая явилась с ней?
— Хм, их трудно было не заметить.
Гектор холодно усмехнулся:
— Теперешний любовник Ларисы — Гаврила Конюхов, главарь нижегородских анархистов. Он с нее глаз не спускал, всюду таскался за ней, — продолжал Гектор. — Как верный пес караулит хозяйку у порога лавки, так Конюхов караулил Ларису в приемной парикмахера, врача, портного, дантиста… И только в квартиру доктора Лазарева он не поднимался никогда, оставаясь ждать в автомобиле. Черт его знает почему. Наталья говорила, что вроде бы у Ларисы с Лазаревым роман… неведомо, только ли массаж он ей делал или порою просто… — Гектор выразился очень коротко и грубо, однако Аглая не обратила на его слова никакого внимания, так была удивлена.
— Наталья говорила? А она тут при чем? Как она попала к Лазареву?
— Наталья откуда-то узнала, что массажист ищет кухарку. Он страшно привередлив в еде, вечно меняет кухарок — то одно ему не так, то другое не эдак… И по моему заданию Наталья пришла к нему наниматься. Лазарев ее принял на работу, она следила за Ларисой, все шло хорошо, мы узнали, в какие дни и в какое время появляется Лариса, как надолго остается в кабинете. На сегодня было назначено похищение. Накануне Наталья сообщила доктору, что увольняется, потому что замуж выходит. Мне нужна была ее помощь в деревне. Откуда пошел слух, что она с красной матросней спуталась и сбежала, я уж не знаю, может быть, сам доктор его распустил, может, горничная. Да это не суть важно. Сегодня Константин и Федор напали на Гаврилу сзади — ведь лицом к лицу с ним не больно сладишь! — оглушили и связали его, спрятали в подворотне. Я нарочно дал приказ — не убивать его. Анархисты не союзники большевикам, а только их временные попутчики, они могут быть полезны нам, эсерам, если провести с ними подобающую работу. Самое трудное состояло в том, чтобы убедить Ларису сесть в авто с другой охраной… мы решили в случае чего связать ее. Однако связывать не пришлось, — усмехнулся Гектор, — потому что вместо нее…
— Потому что вместо Ларисы появилась я? — покачала головой Аглая. — Бог ты мой, только теперь я понимаю, как же я тебе навредила, как все испортила!
— Не вини себя, — легко сказал Гектор. — Беда в том, что Константин и Федор раньше не видели Ларису в лицо. Накануне в случайной перестрелке с патрулем погибли двое наших товарищей, которые следили за ней и хорошо знали ее. Пришлось послать других, которые… приняли оперение за птицу. Ошибка оказалась роковой. Я не понял подмены сразу, потому что старался не попасться пленнице на глаза — не хотел, чтобы Лариса вспомнила меня. Но…
Гектор вдруг осекся, в глазах мелькнуло мучительное выражение.
И Аглая поняла, о чем он подумал. Сама она догадалась только что, но ведь он не мог не думать об этом с тех самых пор, как узнал, что в его дом привезли не Ларису Полетаеву! Может быть, ей следовало пожалеть его и промолчать. И, может быть, она пожалела бы его и промолчала, если бы… если бы не догадалась, что он стал жертвой самого подлого и самого низкого предательства. Ведь предал его, как поняла сейчас Аглая, человек, о котором он сказал: «Так вышло, что ближе меня у нее никого не осталось. А у меня — никого, кроме нее».
— Ты старался не попасться пленнице на глаза… — заговорила девушка и сама поразилась, как хрипло, страдальчески звучит ее голос. Она страдала оттого, что принуждена причинить Гектору боль, но должна была остеречь его. А может быть, даже и спасти. — Ты старался не попасться на глаза пленнице, которую считал Ларисой, — повторила Аглая. — Константин с Федором не видели ее раньше и клюнули на комиссарскую обертку. Но среди вас был человек, который совершенно точно знал Ларису Полетаеву в лицо, который встречался с ней не раз, который следил за ней по твоей просьбе. Этот человек должен был с первого взгляда понять, что я — не она. Этот человек должен был предупредить тебя!
Гектор опустил голову.
Значит, и правда думал о этом же…
— Теперь я вспомнила, как Наталья смотрела на меня в первую минуту, — тихо сказала Аглая. — Она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть: «Что вы тут делаете?» Но все же удержалась. Так почему она не предупредила тебя?
— Ну, может быть, ей стало тебя жаль? — глухо сказал Гектор, отводя глаза. — Она побоялась, что я убью тебя, если узнаю, что ты не Лариса.
— А ты убил бы?
Он вскинул голову:
— Нет. Я и Ларису-то не собирался убивать, клянусь.
— Верю, — отозвалась Аглая. — Однако ты велел Наталье держать меня на прицеле. И она послушалась. Под дулом ее обреза я переодевалась. У Натальи так и плясал палец на спусковом крючке, я чувствовала, что при малейшей попытке с моей стороны ослушаться она выстрелит, выстрелит в меня! На ее лице была такая ненависть…
— Она ненавидела тебя за то, что ты сломала нам весь наш замысел, — сказал Гектор, но в голосе его не было уверенности.
— В самом деле? — зло бросила Аглая. — И все же она сдержалась, не выстрелила. Думаю, вовсе не из жалости ко мне. А потому, что тогда ты, увидев меня мертвой, сразу догадался бы: я не Лариса. Даже если бы она выстрелом изуродовала мне лицо до неузнаваемости, нас не перепутаешь. У Ларисы волосы другие. И сложение у нас разное. Ты догадался бы, если бы присмотрелся к трупу. Наталья наверняка убила бы меня, но в подполье, когда мы должны были бежать. Там, в темноте, ты не разглядел бы подмены.
