Готов жевал бутерброд и смотрел на полулежащего на полу слесаря, который, напевая себе под нос, елозил напильником по металлической «штучке». Саня заметил взгляд учителя и, улыбаясь, спросил, упорно не собираясь переходить на «вы»:
— Че, по каким наукам профессор-то?
— Философия, — серьезным тоном ответил Готов.
— Ого! А чего в городе у нас забыл? Раз философ, в Москву бы ехал… у нас город-то маленький.
— Так надо.
— Понятно! — Саня подул на «штучку», избавляя от металлической пыли. — Глупости все это.
— Что именно? — поправил очки Готов.
— Да философия твоя. На фиг она нужна? Вон сын у меня в институт поступил на газовика, а дочка экономический закончила… Вот я говорю им: правильно, и работа будет, и зарплата нормальная. А философия твоя кому нужна?
— Вам она ни к чему, согласен, но другим необходима.
Слесарь вновь залез на унитаз и усмехнулся:
— Никому она не нужна. Одни только разговоры, а толку нет.
— Я могу все объяснить. Разжевать, если хотите, — предложил побагровевший Готов.
— Валяй.
Сантехник жестом показал, что с бачком порядок и перешел на ремонт крана.
Раздраженный Готов заговорил:
— Вот Вы, пролетарий, гегемон. Какие у Вас ценности? Никаких. Половину из того, что показывают по телевизору, Вам не понять, Вы видите только картинки. Из книг прочитали разве что «Аленький цветочек», да и то в детстве. Голосуете за того, кто пообещает больше водки. Вы толпа! Социум! Народ!..
— Да, народ и горжусь…
— Не перебивайте, сейчас все разложу на пальцах. Вам, бессловесному стаду, не надо задумываться ни о чем. Правительству, губернатору, вашему непосредственному начальнику…
— Козел он! — махнул рукой Саня.
— …Непосредственному начальнику выгодно, чтобы вы поменьше думали, побольше работали и понятия не имели, каким образом этот начальник наживает себе капитальчик.
— А причем тут философия? — хохотнул Саня.
— Притом, что философия — такая наука, которая помогает власть имущим наживаться на вашем горбу.
— Это как?
— А так, ученые философы, типа меня, размышляют не о смысле жизни, как полагают идиоты, а разрабатывают идеи, концепции, руководства к действию: каким образом слесаря Саню и ему подобных облапошить. И обязательно на законных основаниях.
— Так ты, стало бать, гад? — засмеялся слесарь сантехник. — Чего тогда сам не шибко живешь? Говорить мы все можем.
— Нет, не все! — парировал Готов. — Живу я не шибко, как Вы изволили выразиться, потому что свои идеи в жизнь не воплощаю, только разрабатываю. Их воплощают другие.
— И зачем это тебе? Сам не поимею, так другим пакость сделаю, да?
— Совершенно верно. Просто я хочу, чтобы тупой народ утонул в собственном говне. Чтобы водкой до безумия упился. Вас от нормальных людей изолировать надо.
— Раньше, — мечтательно сказал сантехник, — на любого прораба или инженеришку махом управу бы нашли. Эти уроды, ха-ха, по 120 рублей получали, а я 350, плюс шабашки, а теперь вон, поди-ка, коттеджей понастроили. А все за счет…
— Вот именно, — перебил Готов. — Именно об этом я и говорю. Одни философы социализм придумали, другие капитализм… Надежды первых не оправдались, больше лафы для пролетария не будет. А Вы говорите: не нужна философия.
— Да, сейчас без всякой философии воруют, — возразил Саня.
— Думайте, как хотите…
— Готово, — недослушал сантехник. — С тебя, профессор, полтинник.
Печально улыбнувшись, Готов спросил:
— С какой стати, дорогой, может, еще чайком напоить? Я заказ через ЖКО делал и уж, если придется, то платить явно не Вам буду.
— Э-э-э-э, погоди, я ж тебе прокладки поменял, импортные поставил.
— Меня не интересуют какие-то там прокладки, в моем понимании прокладки это… хм… Мне важно, чтобы работал кран и бачок.
— Вот те на. Я мог вообще не прийти. Гони, профессор, полтинник, ничо не знаю.
Готов поправил очки средним пальцем:
— Детский сад, штаны на лямках. Неужели я так витиевато объясняю? Никакой полтинник Вы не получите.
— Дык, это у меня шабашка.
— Вы в ЖКО работаете?
— В ЖКО.
— Я заказ туда делал?
— Ну.
— Баранки изгинаю. Вы мне товарный чек можете выписать?
— Какой чек? — захлопал глазами Саня.
Воздух накалился до предела. Готов тяжело выдохнул.
— Как в магазине…
— Ну?
— Хватит дуру гнать, — нервно процедил Готов. — Вы, мил человек, зарплату получаете, а за одну работу дважды не платят. Ишь, чего захотел: и на елку влезть, и рыбку съесть, и чтоб арбузами не завалило. Я с вашим братом разговаривать умею. Калосфера! Быдлопарк!
— Ты не прав, профессор, — слесарь-сантехник тоже завелся, — это если б по заказу, так ты б меня месяц ждал, а я через неделю пришел, работу бросил. Вертай обратно прокладки импортные, а за бачок хоть тридцать рублей давай.
— Забирайте свои прокладки, но сперва я позвоню к Вам на работу, и мы все выясним.
— Ты чего, с дуба рухнул, причем работа? Я ж по-человечески к тебе. Сейчас мужиков позову, быстро морду тебе…
Слесарь не успел договорить, открыл в растерянности рот. Готов уже набрал номер ЖКО и ждал ответа. Сантехник Саня на «полусогнутых» подбежал к телефону и, неловко нажав на рычажки, прошептал:
— Перестань, профессор,… все, все ухожу… только, слышь, не звони никуда, как человека прошу.
В глазах слесаря читался неподдельный испуг.
— Мне до пенсии-то шиш да маленько осталось… проблемы ни к чему, — пролепетал он.
— Что, небось мокро в штанах? Сколько зарабатываешь, наверняка, раза в три больше преподавателя? Я с тобой, козел, интеллигента разыгрывать не буду. В классики, старая кляча, у подъезда играть будешь. А с работы вылетишь как пить дать. Я еще участковому заяву накатаю.
Слесарь встал на колени, молитвенно сложил руки и взвыл:
— Не губи, профессор, сокращение у нас. Все в частные руки переводят, частники ведь, знаешь, все молодежь больше берут.
Кровь хлынула Готову в голову, пульс участился. Неожиданный поворот событий породил желание разделять и править, взять скипетр и державу, примерить горностаевую мантию, провозгласить себя императором…
— Молчи, несчастный, — властно сказал Готов. — Встрял ты по самые помидоры.
— Что хошь сделаю. Хошь, трубы поменяю на пластиковые, унитаз новый?
— Ловлю на слове, — надменно произнес Готов, — а теперь пшел отсюда, холоп. Я на тебя выйду.
Слесарь поспешно собрал инструменты и почти выбежал из квартиры, но Готов остановил:
— Скажи мне, нужна все-таки философия?
— Нужна, нужна, как не нужна… — скороговоркой выпалил пожилой слесарь.
— Ступай. Утомил ты меня.
Готов закрыл за слесарем дверь и задумчиво сказал вслух:
— Гегемон. Троглодит…
Симфония
Однажды учитель залез под стол с мегафоном. В класс вошли дети, расселись по местам и вели себя шумно.
Готов улыбался и без надобности средним пальцем правой руки, держащей микрофон мегафона, поправлял очки, возбужденно вдавливая в переносицу.
— Где историк? — вопрошали без особого беспокойства дети.
— Я бы сказал, где истерик, — заметил Коля Безносов (нескладного вида мальчик, с постоянно бегающими глазенками).
Вслушиваясь в гул класса, учитель представил, как он, в белом костюме, с маленьким чернильным пятнышком на брюках, сидит в огромном зале на концерте симфонического оркестра. Голоса девочек, обсуждающих молодежный телесериал, были скрипками. Трое парней, делящихся друг с другом первыми, немногочисленными опытами употребления спиртных напитков, — духовой секцией. Дико смеющийся Коля Безносов, у которого, помимо бегающих глаз, был ломающийся голос, — литаврами. И так далее.
Учитель прислушивался то к одному инструменту, то к другому и выжидал подходящий момент, чтобы сорвать концерт — выбежать из первого ряда, выхватить палочку у дирижера и закричать:
— Крещендо, а не фортиссимо.
Иллюзия закончилась тогда, когда учитель обнаружил себя стоящим посередь класса с мегафоном в руках под обстрелом детских взглядов.
Готов и сам не ожидал такого поворота событий. Ему ничего не оставалось делать, как гнусаво произнести в громкоговоритель:
— Садитесь, уродцы.
Говоря «ничего не оставалось», автор немного лукавит: учитель мог сделать что угодно, но дело не в этом. Дело в том, что автору очень не нравится, когда другие авторы, обращаясь к читателю, называют себя «автор». Можно подумать, читатель такой идиот, что не понимает этого.
Тимуровцы
После уроков 5 «Д» собрался возле дома классного руководителя. Было безветренно, снег падал большими хлопьями. Утомившись ждать, дети покричали учителя. Готов высунулся в форточку и выглядел сонным:
