Латыгин кивнул. Толпа заметно поутихла — многие уже прикинули, сколько месяцев выиграют к выслуге лет, если будет день за два. Да и Гавриил Платонович выглядел слишком уж примирительно, широко улыбаясь и разведя руки в стороны. В итоге, многие стали потихоньку расходиться, а ВОХРовцы и офицеры даже опустили винтовки…
Шаровая молния взялась буквально из ниоткуда. Вылетела откуда-то со стороны пустыни, из-за бараков инженеров, и повисла, потрескивая, над собравшимися. Все замерли: Клим Глебов заметил, как у стоявшего рядом офицера ВОХРы пошли дрожью руки. Все три собаки полигона, призванные охранять и защищать, тихонько заскулили и попятились кто куда, поджав хвост. Солдаты были готовы поступить так же.
Из оружейки выскочил Агнаров. На спине у него был ранцевый огнемёт, в руках — ствол оружия. С бешеным блеском в глазах он послал струю огня прямо и вверх, в шаровую молнию. Солдаты с криком понеслись во все стороны, поднимая облака пыли и сбивая друг друга, толкаясь и призывая всех богов сразу. Шаровая молния, пометавшись было в огненном шторме, резко выскочила в сторону и понеслась по направлению к полигону. Яков Иосифович побежал следом, посылая струи огня в белый сгусток электричества.
— Клим, скорее! Он сейчас всё тут сожжёт к чёртовой матери!
— Рома, туши! Я попробую его урезонить.
Начальник полигона продолжал с рыком носиться за белым искрящимся шаром, поливая вокруг из огнемёта. Уже занялся один из бараков ВОХРы, домик главных инженеров вспыхнул от прямого попадания струи, от другой загорелось здание медсанчасти. Проклятая молния носилась туда-сюда, как будто специально приманивая НКВДшника и распространяя пожар.
Клим чертыхнулся и в нерешительности прицелился в коллегу. Потом опустил пистолет, плюнул и побежал что было сил, в прыжке сбил Агнарова с ног. Завязалась борьба: Яков Иосифович оказался на удивление сильным мужчиной, как следует зарядил Глебову под дых и, отпихнув его ногой, попробовал вскочить. Следователь выругался и точным ударом в пах заставил начальника полигона согнуться.
— Яков! Ты сейчас всё здесь спалишь! Остановись!
— Клим! Эту дрянь надо сжечь! Огонь всё поглощает!
— Приди в себя!
Резкий и точный удар палкой по голове повалил Агнарова на землю, он потерял сознание. Клим поднял глаза — удар нанёс Кебучев.
— Ну, что смотрите!? Вяжем его! Я руки свяжу, а вы огнемёт стащите. Он помешался!
Быстренько разоружив начальника полигона, мужчины стянули ему руки ремнём и, на всякий случай, связали ноги какой-то верёвкой. Не успел Глебов выдохнуть, как прямо над ними пронеслась шаровая молния. Она сделала несколько кругов, как бы оглядывая пылающие строения, которые старательно пытались тушить ВОХРовцы, после чего резко спикировала в грудь Романа Латыгина.
Крик. Даже не крик, а дикий вопль, такой, что волосы дыбом. Латыгин буквально подпрыгнул от удара, заорал что было сил — и вспыхнул ослепительно-белым факелом. Пара мгновений — и огонь сам собой исчез, его как бы стянуло в одно место, и ничего не осталось от Романа Константиновича, кроме небольшого кружочка стекла на поверхности песка. Шаровая молния подлетела высоко в небо, рухнула камнем в это стекло и исчезла.
ВОХРовцы завопили и, побросав вёдра, побежали кто куда. У склада с оружием началась пальба. С воем от огня понеслись прочь собаки, грохот мотора у ворот выдал угон «полуторки» кем-то из солдат. Началась форменная вакханалия, хаос и погром.
Гавриил Платонович осел на землю и в ужасе посмотрел на Клима. Следователь бросил взгляд на всё ещё лежавшего без сознания Агнарова, протяжно выругался и побежал к складу ГСМ. Там вовсю шла драка — с дюжину солдат сцепились с несколькими офицерами за мотоциклеты. Глебов хорошо поставленным хуком с правой вырубил одного из активных участников драки, уже замахнувшегося на следователя прикладом винтовки, перепрыгнул через тело и побежал к броневику. К счастью, про него все забыли, потому что машина была не на ходу.
Забравшись внутрь, Клим Глебов передёрнул затвор орудия: благо, как раз днём он самолично всё здесь проверил и заправил в пулемёт ленту с патронами. Чертыхнувшись, НКВДшник нажал на гашетку — хриплый гром разорвал ночную степь, перебивая крики людей, вой собак, шум огня и треск обрушающихся бараков. Клим стрелял над головами и в песок, поводя пулемётом из стороны в сторону и стараясь при этом не задеть никого огнём.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Манёвр сработал — часть солдат, конечно, припустила в степь, но многие упали на живот и закрыли голову руками. Наступило затишье.
— А ну заткнулись все! Черти, вёдра в руки и тушить пожар! Выполнять, сволочь, или всех к стенке поставлю! Живо, сукины дети! Бегом, или расстреляю!
На последних словах Глебов уже снова дал длинную очередь из пулемёта.
Дважды повторять не пришлось. Остатки солдат и офицеров, сплёвывая кровь с разбитых губ, начали тушить пожар. Работали быстро и складно, растаскивая горящие брёвна, засыпая песком провода, заливая водой из колодца. Уже через четверть часа всё было кончено, лишь спиральки пепла да запах гари над чёрными остовами строений напоминали о случившемся.
***
На утро Глебов, Кебучев и пришедший в себя Агнаров осмотрели объект.
Барак ВОХРы сгорел на треть, напрочь обуглилось крыльцо, пострадала большая часть комнат, но потушили быстро. Медсанчасти повезло меньше — там вспыхнул спирт и медикаменты, от некогда аккуратного белого здания остались лишь почерневшие стены, кое-где обвалившиеся, да заваленные обгоревшими брёвнами и пеплом металлические основания кроватей. От огня слегка обгорела банька, но только снаружи, и почернела дверь в конюшню. Чертовски повезло бараку главных инженеров — сгорела только комната Сахарова, частично пострадали комнаты Ефроима и Триловича, остальные успели потушить. Каким-то чудом огонь лишь лизнул барак простых рабочих, но здание не загорелось толком.
С людьми было хуже. На всём объекте осталось всего восемнадцать человек рядовых, все из ВОХРы, девять ВОХРовских офицеров и три офицера РККА. Инженеров тоже не досчитались, на месте было только двенадцать человек, остальные разбежались вслед за солдатами. Туда же исчезли и санитарки, из бывшего персонала сгоревшей медсанчасти остался только врач-грузин. Убегая, солдаты угнали «полуторку», которая стояла у входа на объект, и два мотоциклета ПМЗ-А-750. Хорошо ещё, что во всех танкетках Латыгин, опасаясь чего-то подобного, выкрутил свечи зажигания из мотора, так что их было не завести. Зато вот лошадей забрали всех, стащив при этом и всё снаряжение, от сбруй до последнего трензеля. Собаки при этом дали дёру вместе с людьми, так что животных на объекте в принципе не осталось.
— Ну, одно радует. Хоть во всём этом кипише всего троих застрелили да двое в огне погибли. Ну и Рома, конечно…
— Яков, сукин ты сын, на черта с огнемётом полез? Совсем сдурел?
— Дык я думал, что огонь-то точно эту дрянь уничтожит. Это ж не абы что, а ранцевый огнемёт…
Глебов вздохнул и сплюнул. Нет, это просто сумасшествие какое-то. Шаровая молния, исчезновения людей в вихре огня, превращение песка в стекло, немецкий шпион — так ещё и этот, мутный, с огнемётом.
— Гавриил Платонович, стекло — а это ведь стекло, да — стекло на том месте, где Роман стоял…
— Полностью идентично тому, что вы нашли в степи. Не может быть сомнений, что теперь мы точно знаем о его природе. Это энергия электричества в шаровой молнии настолько велика, что переходит в тепловую и превращает оксид кремния в его другое агрегатное состояние. Бац! И у вас расплавленный песок застывает в виде стекла.
— Почему оно отполировано снова, как зеркало? И как такое возможно, что Роман буквально испарился в огне, даже пуговиц не осталось…
Кебучев развёл руками.
— Могу лишь предположить, что температура объекта, собственно, шаровой молнии, настолько высока, что биологические ткани просто вспыхивают, сразу переходя из твёрдого состояния в газообразное. В принципе, такое возможно, возгонка, там, и тому подобные схемы. Обычно, конечно, они требуют специального оборудования, условий… Но всё же там и мощности другие, это вам не шаровая молния.
