– Да он вообще образованный. Правда, по образованию он театрал какой-то. Даже в свое время в театре играл, в кино в эпизодических ролях снимался.
– Не знал, – сказал Шульгин.
– Точно вам говорю. Актер. Они все, эта богемная братия, алкаши. А фирму он только с моей подачи открыл. А так бы, знаете ли… – Маминов высокомерно прищурился. – У него даже некоторые театральные замашки остались, например, как выпьет, так спрашивает: не правда ли, как я молодо выгляжу, а?
Я рассмеялась.
– Да, забавно, – угрюмо глянул на меня Маминов, – а самое забавное состоит в том, что моя охрана до сих пор не подъехала и не дала о себе знать.
Родион вскинул брови…
* * *
К девяти вечера гости затеяли танцы, а вернувшийся с вечернего купания коллега Елены Маминовой по салону красоты заверил нас, что звуковое оформление вечеринки превосходно слышно на берегу реки примерно в полукилометре от дачи Климова.
Маминов подошел ко мне вплотную и негромко проговорил, наклонившись к самому моему уху:
– Мария… наверно, я ошибся, когда сказал, что они здесь?
– А вы что, думаете, кто-то решится на серьезные действия прямо так, среди бела дня? Время для осуществления планов этих людей приходит только сейчас… когда все гости пьяны, да и вы, Алексей Павлович, – я внимательно посмотрела на его бледное лицо, – отнюдь не трезвы.
– А вы?
– Я на работе не пью. И мой босс, – я подозрительно покосилась в сторону Родиона, прикладывающегося к очередной рюмочке коньяку, – практически тоже. Немного вина за здоровье именинницы – и все. Ну что ж, будем настороже. Может, мы и ошибались, но в любом случае сейчас такое время, что расслабляться нельзя ни на секунду.
– У вас есть какие-либо предположения? Вы советовались с Родионом, что-то есть?
– Алексей Павлович, идите к гостям. Охраной нашпигован весь дом, так что волноваться вам нечего. Другое дело, что не стоит злоупотреблять… одним словом, старайтесь не оставаться один. Я буду поблизости все время.
В этот момент к нам подошла Елена и воскликнула:
– Лешка, хватит с ней болтать, пошли лучше в сауну!
Светскость явно улетучивалась с Елены Леонидовны при малейшем наличии в ее деликатном организме алкоголесодержащих веществ.
– Там, верно, народу полно, – пожав плечами, произнес Маминов и вопросительно глянул на меня.
– Да туда, кажется, твой папаша направился с моим вместе. Пьяные оба. Ну, выгоним всех к черту! – импульсивно произнесла Елена. – Я скажу охране, и… Именинница я сегодня, в конце-то концов, или нет?..
– Ну что ж, сауна так сауна, – невозмутимо сказал Маминов и посмотрел на меня: – С нами, Мария?
Елена наморщила лобик и тоже глянула на меня:
– Вы что же это, с нами пойдете, те-ло-хра-ни-тель?
Последнее слово было выговорено по слогам и с особым презрением. Я пожала плечами и сказала:
– Да я не настаиваю. Вы же, Елена Леонидовна, сегодня именинница, так что зачем портить вам праздник.
– Вот видишь, Алеша, – сказала Маминова.
– Она посидит в предбаннике, – сказал банкир сухо и отвернулся. – Мне так спокойнее. И нечего говорить, что это глупо, что мы в собственном доме. Хала тоже прямо из дома вынули, да из какого дома, как охраняется! И кого – Хала, не какого-нибудь тузика.
В дверях появился обмотанный простыней Леонид Ильич Климов.
– Но мы же там… будем без одежды, – уже начиная закипать, выговорила Елена, не обращая внимания на своего папашу.
– Она знает, что в баню ходят не в шубах, – спокойно сказал Маминов. – Ну и что? Пошли.
– Но ведь это же маразм! – окончательно срываясь с катушек, воскликнула она. – Какого черрта?..
– Лена, спокойно! – укоризненно прервал ее Алексей Павлович. – Ты все неправильно поняла. Пойдем, если ты так хочешь, она, разумеется, не будет стоять у нас над душой. Профессионал тем и отличается от дилетанта, что присутствует незаметно, не теряя при этом контроля над клиентом.
– Ну ты мне еще лекцию прочитай! – вспылила Елена Леонидовна. – Ладно, пошли! Если бы не день рождения, я бы принципиально!..
Принципы госпожи Маминовой остались неизвестны, потому что все еще болтающийся в дверях Леонид Ильич так густо рыгнул, что его дочь потеряла дар речи, а когда он, раскинув руки крестом, повалился на пол, Елена оскорбленно переступила через него и удалилась.
Как оказалось, она все-таки направилась в сауну. Сама сауна включала в себя парилку, довольно внушительных размеров бассейн и довольно уютную комнату отдыха, в просторечии именуемую предбанничком, с деревянными лавками и столом, а также холодильником, набитым пивом, водкой и всяческой снедью, то бишь закуской, которую, по понятиям парящихся, только самый гнусный и мелкий человек способен низвести до уровня обычной еды. В предбанничке даже плакат висел соответствующий: «Не допустим превратить закусь в жратву!», а под воззванием была пририсована здоровенная красная морда, словно вышедшая из монологов Михаила Евдокимова. Под этой рожей сидели Берг с двумя охранниками и еще несколько человек. Пили пиво под рыбу холодного копчения, кто не пил пиво – пил водку, закусывали всем подряд, а бравый охранник Берга, который уже успел со мной познакомиться, Миша Филипчук – тот и вовсе занюхивал антенной мобильника, засовывая ее себе в ноздрю и щекоча там.
Маминова, войдя в сауну, скомандовала:
– Мужики, все вон отсюда! Сегодня женский день.
– А почему нельзя смешанный? – весело проговорил Берг и, глянув на вошедшего вслед за женой Маминова, добавил: – Значит, женский? А Алексея Палыча отныне и навеки будем считать бабой, так, Елена Леонидовна?
Маминова, очаровательно улыбаясь, показала рукой на дверь, и всех как ветром сдуло. Остались только Берг и его охранник Филипчук, который незамедлительно стал клеиться ко мне. Увидев это и подумав, что лучше Миша Филипчук пусть клеится ко мне, чем я буду клеиться к ее мужу, Елена милостиво разрешила Бергу и Мише остаться в предбанничке. Прочая братия, завернувшись в простыни, пошла играть в обещанный кегельбан с девушками из Елениного салона красоты.
Маминов и его жена пошли в бассейн, в котором плавал надувной матрас; на нем мирно почивал Павел Борисович Маминов. Возлежал он не один, а в привычном соседстве с плоской бутылочкой какого-то американского пойла.
Я махнула рукой и закрыла за Маминовыми дверь. Пусть себе резвятся, «новые русские»…
* * *
Миша Филипчук плеснул мне водки, и я неожиданно для себя не отказалась, а молодецки выпила предложенную порцию. Вечер определенно налаживался. Берг сказал:
– Мы тут с вашим боссом разговаривали, Маша. Толковый мужик, между прочим. Мне почему-то показалось, что он думает, будто это я злоумышляю против Алексея Павловича… Да это…
Миша Филипчук оторвался от рассматривания моей груди в вырезе платья, даже перестал уговаривать меня переодеться, как он выразился, в теплую и комфортную простыню. Он укоризненно проговорил:
– Шеф, напился, веди себя прилично. А не то напишу папе Карло в Гамбург, как ты себя тут дурно ведешь.
– Какому еще папе Карло? – улыбнулась я.
– Да моего шефа папе, – пояснил Миша Филипчук. – Он, стало быть, Михал Карлович, то есть его счастливого родителя зовут Карл. А так как он немец, то взял и эмигрировал на историческую родину, и живет он теперь в городе Гамбурге.
– Он, как напьется, меня все время поучает, – весело выговорил Берг. – Вот возьму и уволю.
Заявление Михаила Карловича выглядело тем более комично, что он был куда пьянее своего телохранителя, который был чуть под хмельком и обращался с боссом со слегка удивившей меня добродушной снисходительностью. Под знаком этой добродушной снисходительности прошло двадцать минут, пока вдруг не раздался резкий голос Елены:
– Мари-и-ия!!
Я вскочила. Оттолкнула руку Миши Филипчука, которая елозила по моим коленям, норовя забраться повыше, и бросилась к двери, ведущей в помещение с бассейном. На ходу выхватила пистолет. И тут же разочарованно выдохнула.
Маминов-старший все так же катался на матрасе и мирно дрых, его же отпрыск, по всей видимости, устал бояться и потому усиленно напивался. На ступеньке блестящей металлической лесенки, спускающейся в голубоватую воду бассейна, стояла совершенно голая Лена и, чуть покачиваясь, смотрела на меня. Она была пьяна еще похлеще своего муженька, который, верно, напился первый раз в жизни. Лена изогнулась на манер танцовщицы в варьете, чуть нараспев выговорила:
– М-маша, а как ты отно-сишься к лес-бийской любви?
А еще строила из себя обделенную вниманием мужа, злобно пронеслось в голове. Сидят пьют да еще и дергают меня не по делу! Я почувствовала, что этот дурацки вытащенный пистолет жжет мне руку. Я отвернулась и зашагала к двери, а вслед мне по мокрому полу зашлепало пьяное:
– Да что ты обижаешься… в самом деле…
Я вошла в предбанник и бросила:
