— Ну, ладно, бывай здоров!
— И тебе того же.
Вернувшись к лесному дому, Молчун почему-то вздохнул спокойно. Следующие дни он проверял свои силки и ловушки, грыз поджаренных на огне зайцев и продумывал все детали своего грядущего возвращения в деревню.
Добыть меч — и уйти. Найти и убить «перворожденного». А дальше? Нельзя думать о будущем — голова заболит. Надо решать задачи и проблемы по мере их поступления.
По ночам шепот давно мертвых людей не давал уснуть. Только мама не откликалась, как бы он ни просил.
11
Два дня Бэсан провел в полном беспамятстве. Глупо улыбался, не открывая глаз, пускал пузыри и гадил в штаны. Вечером того же дня его отнесли домой: на лбу набухла гигантская, как сосновая, шишка. Приложился где-то по пьяному делу — не мудрено, бывает. Ладно, очухается — может, поумнеет. Ну, а нет, в смысле — не очухается, знать судьба у него такая. Излишней любовью, кроме матери, к нему никто не пылал.
Охвен зашел к нему, как только узнал, что тот очухался. Ему надо было переговорить с Бэсаном, хотя не был уверен, что узнает для себя что-нибудь полезное.
— Хорошая у тебя голова — крепкая! — вместо приветствия сказал он сидевшему во дворе, укутанному в теплые одежды Бэсану.
Тот недовольно зыркнул в ответ. Отек уже спал, зато проявились и, несмотря на слой мази, светили под глазами жуткого вида синяки.
«Ничего, тебе, козлу, полезно с бланшами походить. Это тебе не подростков лупить!» — подумал Охвен, а сам сказал:
— Хочу я, мил человек, про обидчика твоего разузнать побольше.
— Зачем? Уж не отомстить ли за меня хочешь?
— Да нет, поблагодарить, что не убил, оставил подрастающим пацанам потешиться. Сейчас они сюда придут и возьмут тебя тепленького. Боюсь, еще одного удара твой чан не выдержит.
— Ладно, ладно, Охвен. Это я так сказал, не подумав, — поморщившись, произнес Бэсан. Видать, крепко все еще побаливала его голова. — Что хотел узнать?
— Кто таков был тот человек? Видел ли его раньше? Чего вы с ним зацепились?
— А откуда ты знаешь, что меня кто-то ударил? Весь народ-то думает, что сам это я по пьяному делу приложился, — вздохнул Бэсан.
— Ну да! — притворно удивился Охвен, а потом решил попусту не сотрясать воздух. — Видел я — недалеко стоял.
Бэсан только досадливо махнул рукой:
— Да не помню я ничего! А если и помнил, то из головы все напрочь вылетело, пока я тут валялся. Мужик, как мужик.
— А ты напрягись, болезный! Ведь не простой был это человек. Уж если ты его обидел — вернется обязательно
— Зачем вернется? — чуть ли не шепотом проговорил Бэсан.
— Да чтоб прибить тебя, недоумка! — почти весело сказал Охвен. — Сделает тебе, как викинг викингу кровавого орла — и все.
— Кровавого орла ведь только по личной просьбе делают! — удивился Бэсан. — А я его просить об этом не собираюсь! Да и за что? Подумаешь — шапку с головы сбил! За это же не убивают!
— Вот-вот, хорошо, что вспоминать начал. Давай дальше. Все, что в памяти отложилось.
— Да обычный был мужик, как все! Вот только взгляд у него был какой-то волчий.
— Вспомни хорошенько: как волчий, или волчий?
Бэсан прикрыл глаза, словно рисуя по памяти картину произошедшего, и даже поежился:
— Точно! Волчий был взгляд! Глаза круглые и красным цветом отливают. И еще уха у него одного не было. Будто срезал кто.
Он еще минуту посидел, вспоминая, потом открыл глаза:
— Все! Больше ничего сказать не могу.
Охвен отвернулся, собираясь уходить.
— Охвен! — позвал Бэсан.
— Ну?
— Кто это был?
— Одно очень опасное существо.
— Как это — существо?
— Да, ладно, не забивай голову! И чтоб больше не безобразничал!
Охвен ушел, не слыша уже, что там еще пытался сказать Бэсан. В нем крепла уверенность, что та тварь, что убила Бурелома, уволокла бесследно стражника и этот странный одноухий человек — одно лицо. Раз она появилась в базарный день в деревне, значит, ищет что-то, а, точнее, кого-то. И этот кто-то может быть никем иным, как его молодой друг Мортен. Если предположить, что одноухий и есть оборотень, то в ближайшее полнолуние Мортен будет в смертельной опасности. Единственный способ проверить — просто подождать оставшийся десяток дней. А потом, убедившись в правоте былой версии, горько плакать, поминая исчезнувшего друга.
«Уж лучше бы он, действительно, на Бэсана свой зуб точил!» — вздохнув про себя, подумал Охвен.- «Что мы — твари дрожащие? Надо найти этого парня, пока он еще человек, собрать людей — и изловить. Хотя, что людям-то скажешь? Посмеются над придурковатым стариком. Тогда изловить самому. А если сил не хватит? Вон он какой прыткий оказался! Ладно, для начала надо определить, где пасется этот получеловек. Должно же у него быть какое-то логово!»
Так думал Охвен, выходя из деревни. Бесцельно бродить по лесу, пытаясь разглядеть мифические следы — простая трата времени. Значит, надо попробовать думать, как этот полуволк.
«Точно!» — Охвен даже остановился, потрясенный догадкой. — «Если это оборотень, то, стало быть, он не простой смертный. Душа его мертва. А где он может чувствовать себя спокойно? Там, где пахнет смертью. Вернее, где была битва, или резня. Поблизости только одно место, где, как говорят старики, до сих пор неспокойно живым душам, поэтому они там и не могут долго находиться. Это — пепелище деревни, очень давно сожженной датчанами. Тогда захватчики вырезали почти всех, лишь только немногим удалось спастись».
Охвен, заспешил, насколько ему позволяла его увечная нога в том направлении.
Небо увлеченно хмурилось, ветер бросался в разные стороны жухлой листвой, — короче, погода была самая благодатная, чтобы совершать пешие прогулки. Охвен шел, поскальзываясь, смутно представляя, как ему поступить дальше.
Старое пепелище заросло бурьяном и выглядело просто прелестно, если брать в расчет вселенскую тоску, которую навевало это место. Сюда давно не ступала нога человека, даже хомяки и суслики держались поодаль, не решаясь потревожить землю, пропитанную кровью невинных людей. Хотя, какие там хомяки! Какие суслики! Здесь было мрачно и дико. Любой забредший зверь рисковал получить апоплексический удар сердца, испугавшись своей тени. Старое пожарище засыпало землей, заросло ядовитой травой, лишь кое-где высовывали свои обугленные много лет назад останки былые людские постройки.
Охвен огляделся, не представляя, где здесь можно устроить убежище от случайных взглядов. Чем дольше он осматривался, тем больше в нем крепла уверенность, что ничего и никого здесь он не найдет. Его предположение оказалось ложным. Не желая полностью мириться с этим, он решил обойти ближайший лес. Лес, по-осеннему угрюмый, тоже не изобиловал шалашами и избушками. Зато внезапно обнаружился захваченный силками недовольный заяц. Попался он явно не сегодня, потому что, скорее всего, ночью его уже обгрызла какая-то мелкая лесная сволочь. Теперь бы заяц мог убежать, потому что ничто более к силкам его не крепило, да вот только отсутствие задней своей половины вместе с ногами препятствовало побегу. Да еще то, что он был мертв. Вообще-то хозяину полагается проверять ловушки каждое утро, пока их не проверил кто-то другой. Но тут, видать, недосуг было, день клонился к вечеру, а, стало быть, ночью вновь ожидается лесной пир у местной братвы. Но рано или поздно сюда должен наведаться нерадивый охотник. Вот его-то Охвен и хотел увидеть, торопясь домой, чтобы собрать кое-какие вещи для возможного длительного ожидания в укромном месте. Утром он вернется, притаится и будет пасти. Может быть, повезет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
