— Как странно, — говорит Настя.
— Что именно?
— Вспомнилось сейчас… «Страсть к разрушению есть вместе с тем творческая страсть». Знаешь, чьи это слова?
— Михаила Бакунина, идеолога русского анархизма, — отвечает Волков, с минуту побродив по закоулкам памяти. — Кажется, ты сейчас подумала о том же, о чем и я?
— Наверное. Ведь мы с тобой сейчас любуемся результатами разрушений, взрывов, катастроф. А представляешь, сколько здесь погибло живого? От огромных диплодоков и стегозавров до мельчайших насекомых. И смотри, что родилось в итоге. Какие красоты, какие виды!
— Грустная правда бытия… Для того чтобы людишки через миллионы лет восхищались видами, нужно было уничтожить целый ареал обитания. Красота и смерть вообще идут рука об руку. Красота осеннего леса в средней полосе России тоже завораживает, но ведь она является продуктом увядания, угасания жизни. Облетят эти желтые, красные, бурые и бордовые листочки, и наступит безжизненная зима… Но ты сейчас упомянула творческую страсть, а разве понятие «творчество» можно применить к безликой природе? Творчество — процесс осознанный.
— А ты уверен, что за спиной природы не стоит личность, мыслящая субстанция, способная принимать решения и приводить их в исполнение? Сознательно разрушать и сознательно создавать?
— Бог?
— Пусть будет Бог, — с готовностью соглашается Настя, — хотя для меня это слово имеет совсем не тот смысл, который вкладывают в него христианские и мусульманские вероучителя. Если Он реально существует, то не имеет никакого отношения к нашим дурацким религиям, со всеми их мечетями и храмами, пагодами и синагогами, рясами, иконами и монастырями... Знаешь, мне однажды мой отец задал вопрос: «Ты атеистка?» Я ответила: «Нет». Тогда он спросил: «А какой же веры ты придерживаешься?» И я не смогла ответить. Потому что я не отрицаю существования Бога, но и не верю в тех богов, которых навязывают человечеству все мировые религии.
— А ведь твой папа, кажется, католик?
— Был когда-то. Он воспитывался в семье с католическими традициями, но бабка с дедом религиозными фанатиками не были, они только познакомили его с основными положениями христианства, обучили нескольким молитвам. Но это все — в детстве. А потом они переехали в Советский Союз, я тебе рассказывала. В Советском Союзе открыто исповедовать католицизм было небезопасно…
— Ясное дело, — саркастически усмехается Волков. — И не только в СССР, но и в Российской империи. То объединение, которое называет себя Русской православной церковью, оно же свое, домашнее, послушное любой власти и полностью от нее зависимое. Ислам тоже неопасен, у него нет единого духовного центра. Иное дело — католицизм. Нашим вождям во все времена была неприятна мысль, что часть населения считает себя детьми другой церкви, глава которой, страшно подумать, живет в другом государстве и не подчиняется решениям Священного Синода или Политбюро.
Настя звонко смеется. Достает из рюкзачка термос, разливает горячий чай в два пластиковых стаканчика.
— Вот именно, — произносит она, отпивая терпкую дымящуюся жидкость, — так что папу моего можно считать католиком и вообще христианином с большой натяжкой. Хотя в некоторые моменты у него случаются всплески религиозного мировоззрения… Года три назад он пытался доказать мне, что вступать в интимные отношения с мужчиной без обряда венчания есть страшный грех, совершенно непозволительный для наследницы польских и французских родов. Представляешь? А когда он все же узнал про мои отношения с этим подонком Абрамовым, то был вне себя от ярости. И из-за того, что Коля меня предал, и из-за того, что я вообще легла с ним в постель… Не знаю, из-за чего больше.
— Просто непонятно, как он согласился, чтобы ты со мной в Крым поехала, — качает головой Волков, — и как он вообще мирится с тем, что мы с тобой вместе проводим ночи у меня дома.
— Так я ж говорю, у него религиозность проявляется всплесками… Нелогично, согласна. Кстати, нелогичность и непоследовательность христианской церкви в свое время и оттолкнули меня от нее. И еще предельно слабая аргументация священников, что в России, что на Западе. Иногда, читая их сочинения, я думала: «Да лучше б вы вообще ничего не писали, больше бы верующих было…»
— Да уж, — в знак согласия кивает Сергей, ложась на покрывало и нежно поглаживая рукой Настину спину, — с некоторыми пассажами отцов церкви и мне приходилось сталкиваться. Например, перечисляют разные случаи, когда человек тяжело болел, или еще какая-нибудь беда с ним случилась, и он горячо молился или родственники за него молились, и происходило чудесное выздоровление, и все беды рассасывались сами собой. Священники вопрошают: что, разве сие не доказывает существование Бога? И они совершенно забывают про массу других случаев, когда больные люди молятся о выздоровлении и все равно умирают. Когда гибнут двухлетние дети, заведомо безгрешные даже с христианской точки зрения. Когда своды храмов обрушиваются прямо на головы молящихся… Ну представь: ты проводишь физический эксперимент, получаешь энный результат. Еще пять человек проводят такой же эксперимент, тоже получают энный результат. А еще десять человек проводят такой же эксперимент и получают совершенно другой результат! Допустимо ли выводить физический закон, исходя из результатов первых шести опытов и отбрасывая результаты десяти опытов?
— Нет, конечно… Да и с данными современной науки церковь свои воззрения не потрудилась увязать. Если уж они отрицают биологическую эволюцию и утверждают, что человек и животные всегда выглядели так, как они выглядят теперь, то следовало бы ответить на вопрос: а кто ж тогда разбросал по всем пяти континентам кости древних ящеров, всех этих плезиозавров, мастодонтов и прочих трицератопсов? Кто и с какой целью закопал в землю останки питекантропов и неандертальцев, и откуда взялись следы их жизнедеятельности?..
— Кстати, Настя, насчет неандертальцев… Костер разжигать будем?
— Нет, нет, Сережа, если уж здесь заповедник, то обойдемся без костра, не будем наносить ущерб Святой горе… Мы ж не до утра сидеть будем, максимум до полуночи.
— Не замерзнешь за три часа?
— У нас еще чая немного осталось, переживем. И потом, большое значение имеет, чем мы будем эти три часа заниматься…
На южном небе проступили звезды и молодой месяц. Двое людей на вершине Святой горы предались великому таинству плотской любви.
Глава 7
На следующий день я вновь отправился на Екатерининское шоссе для встречи с моей очаровательной подзащитной. Пока ждал ее в комнате для встреч с адвокатами, поймал себя на том, что очень боюсь увидеть признаки увядания ее красоты. Такое щемящее чувство иногда охватывает, когда ставишь в вазу с водой роскошный букет пурпурных роз или больших белых хризантем и понимаешь при этом, что всего через несколько дней их внешний вид изменится до неузнаваемости, и на помойку придется выкидывать сухие крошащиеся прутья. Человек, тем более молодой и здоровый, может вынести гораздо больше, чем срезанный садовый цветок. И все же мне до боли в сердце не хотелось видеть угасающую красоту Насти Трофимовой.
Впрочем, когда ее привели, я с облегчением перевел дух. За минувшие с нашей последней встречи два дня девушка и не изменилась. Не появилось ни затравленного или забитого выражения глаз, ни скованности движений, ни повышенной нервозности или фатального безразличия. Ну что ж, сильная натура. Оказалась в совершенно незнакомой, угнетающей обстановке, да еще и ближайшее будущее покрыто мраком, а сама ничего, держится. Или она настолько уверена, что я смогу ей помочь? Эх, Анастасия, мне бы твою уверенность…
Практически все заданные мною вопросы касались друзей Насти, ставших свидетелями по делу об убийстве Николая Абрамова. Миша, Юля и Аркадий. Последним я интересовался скорее для фона. Не хотелось мне раньше времени привлекать внимание именно к Михаилу Григорьеву и его девушке. С адвокатом следует быть предельно откровенным, это факт. А вот подзащитному вовсе не обязательно вываливать всю правду-матку. В некоторых случаях можно только хуже сделать. Вот рассказал бы я Насте про то, как поймал на лжи Мишу, и стала бы она день и ночь думать на эту тему. В итоге сделала бы вывод, что он и есть убийца… Раз солгал — значит, убийца. Обычно далекие от криминала люди рассуждают именно так…
Сам же я абсолютно не был уверен, что Григорьев причастен к преступлению. Тем не менее он солгал. Никакой телефон он в тот вечер не забирал, потому что на зарядку его не ставил. Так зачем же он поперся в домик? Ведь была же причина! Причем такая причина, о которой он не считает возможным рассказывать ни мне, ни следователю. Кто же может вести себя подобным образом? Убийца. А еще кто?
Ну ладно, пускай он убийца. А какой у него мотив убивать Абрамова? Анастасия долгое время близко общалась и с тем и с другим, была в курсе их взаимоотношений. Однако из ее рассказа никакого мотива не вырисовывалось. Пожалуй, только на одно обстоятельство можно было обратить внимание: по словам Насти, в последние полтора месяца Миша как будто избегал общества Коли Абрамова. В апреле и первой половине мая, вплоть до злополучного пикника, они не встречались в одной компании. Да и на самом пикнике была между ними какая-то натянутость. Пару раз за субботний вечер Настя замечала настороженно-недоброжелательные взгляды, которые Миша Григорьев кидал на Колю.
