3 (15) июня Александр послал Бернадоту уведомление, что война с Наполеоном вполне решенное дело, и что он ежедневно ожидал открытия военных действий. Одновременно русскому послу в Стокгольме, Сухтелену, поручено было заключить договор с Англией, главным условием которого должно было быть обеспечение Швеции английской субсидии; об этом речь шла уже в марте 1812 г.; но тогда Англия отказалась дать субсидию, не вполне доверяя Бернадоту; теперь обстоятельства уже настолько изменились, что Великобритания согласилась, вследствие чего в июле месяце были заключены в Эребру два трактата между Англией и Россией и Англией и Швецией; Швеции была обеспечена субсидия в 700.000 фунт. стерл., Россия же в виде гарантии должна была послать свой флот в один из английских портов. Союзники, таким образом, стали прибывать в лагере Александра.
Обеспечив себе дружбу Швеции, государь хотел закрепить ее теперь личным свиданием с Бернадотом. Мысль об этом зародилась уже в Дрисском лагере; Александр высказывался там в смысле желательности такого свидания шведскому адмиралу Бентингу, перед возвращением последнего в Стокгольм; царь знал, что Бентинг передаст этот разговор Бернадоту; ему казалось необходимым не только поговорить с шведским наследным принцем о их взаимных дружеских отношениях, но и о военных планах; Александр не особенно доверял военному таланту своих генералов и искал совета и со стороны Бернадота, военная слава которого была общеизвестна; действительно, Бернадот не раз давал советы Александру; в продолжение всей войны против Наполеона царем и наследным принцем обсуждались самые разнообразные стратегические планы; не одно действие предпринимал Александр под непосредственным влиянием Бернадота. Совершенно естественно было, следовательно, желание царя перед началом военных действий повидаться со своим северным соседом. Бернадот с удовольствием согласился, местом же свидания была избрана Финляндия, так как Александр желал кстати еще раз лично посмотреть, как обстоят дела в этом крае.
Сцена из военной жизни (Музей 1812 г.)
В августе, после посещения Москвы, государь отправился в Або навстречу Бернадоту; по пути он остановился в Гельсингфорсе, где имел многозначительный разговор с Эренстремом[24], в котором старался узнать подробности касательно настроения господствовавшего между финляндцами, и степени их удовлетворения положением, созданным событиями 1809 г. Разговор этот лишь подтверждает вышеуказанную заботу Александра об отношениях к нему и к России со стороны финляндцев, которых он желал сделать искренними друзьями империи. В конце разговора государь прибавил, что знает, как глубоко чувствовала Швеция потерю Финляндии, но что он надеялся вознаградить эту потерю присоединением Норвегии.
Из «Описания путеш. Александра I в Финляндию»
12 (24) августа Александр прибыл в Або[25], а три дня спустя приехал и Бернадот. Переговоры, имевшие здесь место, являются настоящим торжеством северной политики Александра; все его цели были достигнуты и результаты прочно закреплены; в одном из разговоров Бернадот упомянул о желательности возвращения Швеции Аландских островов, но государь наотрез отказался от этого, ссылаясь на русское общественное мнение, которым он так дорожил в годину народного испытания; он даже сказал Бернадоту, что скорее отдаст ему в залог город Ригу с островами Эзелем и Даго; впрочем, и наследный принц хорошо понимал бесполезность такой просьбы и упомянул об островах, по-видимому, лишь в удовлетворение некоторых придворных влияний (напр., Адлеркрейца и вышеуказанных членов королевского совета). Таким образом, переговоры сосредоточились лишь на двух вопросах: борьбы против Наполеона и присоединения Норвегии; Александр предложил Бернадоту денежную помощь в 1.500.000 рублей, часть которой могла быть удовлетворена натурой из интендантских запасов; обратная уплата этого займа должна была иметь место 16 месяцев после присоединения Норвегии к Швеции.
Непосредственным следствием Абоского соглашения было передвижение в последних числах августа русских войск, под начальством финляндского ген. — губернатора Штейнгейля[26] в Ревель на подмогу графу Витгенштейну (согласно Шильдеру 10.000 чел.). В последующей переписке с Бернадотом Александр извинялся перед ним в уводе этих войск, предназначенных первоначально в виде помощи Швеции; одновременно государь уведомлял наследного принца, что им отдано распоряжение генералу Демидову о сформировании взамен ушедших войск нового корпуса в Финляндии, который и будет предоставлен в распоряжение Бернадота. Интересным является то обстоятельство, что для выполнения этого обещания Александром были сформированы три новых полка из финских жителей, которым, стало быть, царь вполне доверял даже в деле защиты России от внешнего врага; но еще гораздо более интересной является дальнейшая судьба этих, как их тогда называли, «картофельных егерей»[27], когда из Петербурга был выведен на войну весь гарнизон столицы, Выборгский егерский полк был переведен в Петербург для несения караульной службы и оставался там около полутора лет; государь, следовательно, не только не боялся выводить свои войска из Финляндии, но был настолько уверен в лояльности финляндцев, что поручил им охрану как столицы, так и своей собственной персоны; финляндцы теперь стояли на карауле в его дворцах; и больше того… когда скончался великий герой отечественной войны, фельдмаршал Кутузов, представителями русской армии на его похоронах были те же выборгские егеря, которым, таким образом, судьба вручила отдание последних почестей славному полководцу. Таковы были уже тогда результаты честной политики Александра по отношению к финляндцам.
Возвращаясь к событиям 1812 года в области отношений России и Швеции, нам следует еще раз подчеркнуть ту роль советника и помощника, которую играл Бернадот в политике Александра; подтверждение этому можно, например, найти в факте посылки шведским наследным принцем своего доверенного генерала Таваста в Константинополь, с целью открыть глаза туркам касательно действий и намерений Наполеона и этим помочь России, обеспечив ей более мирные отношения со стороны турецких границ; посредничество Бернадота имело известные, благие для нас, следствия.
Что же касается Абоских переговоров, то они закончились подписанием 18 (30) августа особой конвенции, в которой, между прочим, имелась секретная статья, шедшая далее простого союзнического соглашения; это был так называемый «семейный договор» (pacte de famille), которым Александр обязался поддерживать Бернадота в качестве наследника шведского престола; впоследствии оказалось, что подобная помощь Александра действительно была полезна Бернадоту, когда вновь стали замечаться происки густавианцев (т. е. представителей партии, желавшей видеть на шведском престоле сына Густава IV); мысль о таком «семейном договоре» зародилась уже ранее Абоского свидания; в рапорте от 21 апреля 1812 г. Левеньельм доносил королю, что «Александр с удовольствием согласился на особую договорную статью, которую можно будет рассматривать, как un pacte de famille».
Кроме всего сказанного, есть свидетельства тому, что царь пошел еще далее в своих предположениях; он, по-видимому, в случае победы над Наполеоном, прочил Бернадота на французский престол; на это намекают письмо последнего от 5 (17) декабря 1812 г. и ответ Александра от 7 (19) января 1813 г.; о том же говорит целый ряд современников[28]; по складу своего характера Бернадот мало подходил к скромным условиям скандинавского двора, и подобное развитие его планов и честолюбия весьма вероятно; несколько раз высказывался он в смысле желания обеспечить шведский престол (вместо себя) своему сыну Оскару; не без влияния в этом отношении была, вероятно, и жена его, так сильно скучавшая в Стокгольме. Для историков, относившихся отрицательно к личности бывшего маршала, план такой кандидатуры Бернадота всегда являлся наиболее ярким пунктом обвинения. Здесь, однако, необходимо заметить, что, каковы бы ни были недостатки Бернадота, личность которого в общем мало симпатична, интересы Швеции он отстаивал искренно и всегда чрезвычайно удачно; политику правительства своего нового отечества, каковы бы ни были его дальнейшие личные планы, он вел весьма умело, дальновидно и успешно, принеся Швеции в общем огромную пользу.
Что же касается Александра, то он, по-видимому, вполне раскусил и понял характер наследного принца и верно оценил ту политическую конъюнктуру, среди которой действовал последний; царь хорошо использовал в своих личных видах такое положение Бернадота; выдвижение же принца в качестве кандидата на французский престол явилось одним из тех мимолетных и эфемерных мечтаний, которыми столь обиловала фантазия Александра, а кстати он, вероятно, воспользовался этой мыслью и в качестве личной приманки Бернадота.
