– Значит, он старается вести себя прилично и не поддаваться распутным чувствам. Или устал от работы.
– Или это я старею, – вздохнула Нигли.
Ричер нажал на кнопку перемотки, и мотор зажужжал.
– Это третья пленка, – пояснил он. – Утро четверга. Теперь мы будем просматривать записи с конца.
Плейер начал перематывать пленку на большой скорости. Ричер устроился рядом с ним, чтобы нажимать на нужные кнопки. На экране возник пустой офис, и цифры мелькали до тех пор, пока не дошли до времени 7:55. Здесь Ричер запустил плеер на обычную скорость и остановил кадр на «паузу», когда таймер показывал ровно восемь утра, и в офис вошла секретарь. Ричер нажал на кнопку обычного хода, и секретарь, сняв пальто, повесила его на вешалку. Затем, не доходя трех футов до двери Стивесанта, нагнулась над своим столом.
– Она устраивает свою сумочку на нижнюю полку-подставку, – пояснила Нигли.
Секретарь, женщина лет шестидесяти, на секунду повернулась лицом к камере. У нее было добродушное и одновременно строгое лицо, как и подобает почтенной женщине. Она тяжело опустилась на стул, уселась поудобней и открыла какую-то книгу, лежавшую на столе.
– Проверяет расписание на день, – предположила Нигли.
Секретарь некоторое время изучала дневник, затем переключила свое внимание на пачку записок. Некоторые она переложила в ящик, другие проштамповала и переместила с правой стороны стола на левую.
– Ты когда-нибудь видела такое количество бумажной работы? – поразился Ричер. – Еще больше, чем в армии.
Дважды секретарь была вынуждена прерывать оформление записок, поскольку отвечала на телефонные звонки. Но она не поднималась со своего стула ни разу. Ричер промотал пленку вперед, до того самого момента, когда в офисе появился Стивесант. Восемь часов десять минут утра. Босс был одет в темный плащ, черный или темно-серый. В руке он держал тонкий дипломат. Снял плащ и повесил его на вешалку. После этого подошел к секретарю, и она повернула голову к боссу, словно что-то говорила ему. Он положил свой дипломат на ее стол, точно на угол, чуть подровнял его по обрезу стола, затем нагнулся поближе к женщине, будто теперь что-то отвечая ей, кивнул, прошел к двери своего кабинета уже без дипломата и исчез внутри. Таймер отсчитал четыре секунды. Босс уже стоял в дверях и подзывал к себе секретаря.
– Вот сейчас он обнаружил эту бумагу, – сказал Ричер.
– Весь этот эпизод с дипломатом кажется мне странным и непонятным, – вмешалась Нигли. – Почему он оставил его на столе секретаря?
– Наверное, у него была назначена встреча на утро, – предположил Ричер. – Он его и оставил у секретаря, потому что знал, что ему очень скоро все равно придется уехать.
Он промотал пленку еще на час вперед. Люди входили и выходили из офиса. Дважды здесь успела побывать Фролих. Потом прибыла команда криминалистов. Уходя, они прихватили с собой письмо в пластиковом пакете для вещественных доказательств. Ричер запустил пленку задом наперед, и утро в офисе закрутилось в обратном направлении. Сначала уехали специалисты из лаборатории ФБР, потом они появились в кабинете. Фролих выходила из офиса и заходила в него два раза, появился и ушел Стивесант, и наконец из кабинета окончательно удалилась секретарь.
– Ну, а теперь начинается самая скучная часть, – предупредил Ричер. – Несколько часов абсолютного бездействия.
На экране остался пустой офис, и только цифры бешено поскакали назад. В комнате ничего не происходило. Все подробности обстановки просматривались на этой пленке лучше, чем на копии, хотя это ничем не помогало. В общем, изображение оставалось серым и слегка размытым. Для камеры наблюдения качество, в общем, было терпимым, но премию за техническое совершенство эта лента, конечно, не получила бы никогда.
– Знаешь что? – вдруг вспомнил Ричер. – Я был полицейским тринадцать лет, и никогда ничего полезного для себя не обнаруживал на таких вот пленках видеонаблюдения. Ни разу.
– И я тоже, – призналась Нигли. – А сколько часов приходилось проводить вот так, как мы с тобой сейчас!
На пленке появилось время 6 часов утра, и кассета остановилась. Ричер вставил в плеер вторую кассету, быстро перемотал ее и продолжил тщательный поиск улик, снова просматривая запись задом наперед. Таймер прокрутил ему время сначала до пяти утра, потом перешел на четыре часа. В офисе царили полное спокойствие и тишина. Все оставалось на своих местах и было таким же серым и унылым.
– А почему мы занимаемся этим сегодня? – поинтересовалась Нигли.
– Потому что я очень нетерпеливый парень, – ответил Ричер.
– Ты хочешь отвоевать одно очко у этих штатских, да? Показать им, как работают настоящие профессионалы?
– Ничего доказывать мне не придется, – отмахнулся Ричер. – Мы уже ведем у них со счетом три с половиной – ноль.
Он нагнулся поближе к экрану, пытаясь сконцентрироваться на утомительной картинке. Итак, таймер показывал четыре часа утра. Ничего не происходило. Никто и не думал проносить письмо в офис.
– А может быть, есть другая причина, по которой ты решил заняться просмотром кассет именно сегодня, – не унималась Нигли. – Наверное, ты просто решил победить по очкам своего брата.
– И в этом тоже нет необходимости. Я отлично знаю, чего каждый из нас стоит в сравнении друг с другом. И мне совершенно неважно, что по этому поводу думают остальные.
– А что с ним произошло?
– Он погиб.
– Я, хоть и с опозданием, но все же успела об этом догадаться.
– Его убили при исполнении служебных обязанностей. Это случилось сразу после того, как я ушел из армии. В Джорджии, чуть к югу от Атланты. У него была тайная встреча с информатором, который должен был передать кое-какие сведения о фальшивомонетчиках. Это было нужно для проведения важной операции. Но на месте встречи его ждала засада. Ему дважды выстрелили в голову.
– Убийц поймали?
– Нет.
– Это кошмарно.
– Не совсем так. Я сам лично с ними разделался.
– Как?
– А что ты сама думаешь?
– Ну, не знаю… Расскажи.
– Это была команда «отец и сын». Сына я утопил в бассейне, а отца сжег на костре, предварительно выстрелив ему в грудь.
– Тогда все в порядке.
– Мораль проста: не связывайся ни со мной, ни с теми, кто мне близок. Очень жаль, что они не знали этого с самого начала.
– Тебе не пытались отомстить?
– Я очень быстро исчез и необходимое время оставался в тени. Ради этого я даже не присутствовал на похоронах.
– Все это ужасно.
– Тот парень, с которым он должен был встретиться, тоже свое получил. Он умер от потери крови у эстакады, прямо рядом с шоссе. Там еще присутствовала женщина. Она была помощницей Джо, из его офиса, Молли Бет Гордон. Они ударили ее ножом уже в аэропорту Атланты.
– Я обратила внимание на ее имя в списках погибших.
Ричер молчал, а пленка продолжала крутиться в обратную сторону. Три часа утра, потом два пятьдесят. Затем два сорок. И ничего не происходит.
– В общем, там с самого начала дело было гнилое. И в том, что произошло, была и его вина.
– Это жестоко.
– То есть для него это оказалось не простой прогулкой. Я хочу сказать, что, если ты отправляешься на заранее спланированную и обговоренную встречу, разве там может быть засада?
– Нет.
– Вот именно.
– Я бы повела себя так, как привыкла в подобных случаях, – принялась объяснять Нигли. – Ну, прибыла бы на место часа за три до свидания, все бы там пронюхала, заблокировала все подъезды…
– А Джо не побеспокоился об этом. Он словно находился внутри себя самого. Так с ним было всегда. Он казался крутым парнем. Представь себе рост и вес настоящего великана-богатыря: он выглядел как надежный кирпичный дом. Руки как лопаты, а лицо даже чем-то напоминало боксерскую перчатку. Мы с ним внешне чем-то похожи, но мыслили по-разному. В глубине души он действительно ставил голову на первое место и казался мне каким-то неестественно чистым. Даже наивным. Он никогда не думал о людях плохо. И вся жизнь для него была чем-то вроде шахматной партии. Вот ему звонят, он договаривается о встрече и выезжает на место. Как будто передвигает на доске своего офицера или ладью. Он просто не ожидал, что кто-то мог его опередить, приехать туда раньше и взорвать к чертовой матери всю его шахматную доску вместе с фигурами.
Нигли промолчала. Пленка продолжала показывать пустой офис, в котором ровным счетом ничего не происходило. Все предметы обстановки по-прежнему оставались на своих местах.
– Я очень сердился из-за того, что он проявил такую неосторожность, – вздохнул Ричер. – А потом понял, что не имею права обвинять его в этом. Чтобы быть беспечным, сначала надо знать, о чем нужно побеспокоиться. А он этого не знал. Он не видел опасности. Не думал о ней.
