— У супруги профессора истерика, — озабоченно рассказывал старший агент. — Она страшится мести. Кричала на весь дом: «Нам не нужно никаких денег! Отдайте дочь, и мы уедем, скроемся: в Швейцарии найдется для нас убежище, где нас не отыщут люди Центра!»
— Но вы пытались успокоить ее, убедить, что все это чепуха, им нечего бояться? — нетерпеливо прервал Эссен.
— Конечно, шеф! Но она ничего не слушает. Она в таком состоянии, что способна выкинуть любой фортель… Когда я к вам поехал, мы отключили на всякий случай их телефон, а Пауль запер входную дверь, стережет их: мадам может сбежать и позвонить в полицию — ведь она в полном безрассудстве… Что-то надо делать, шеф. — Франц нервным движением пальцев подвигал свои позолоченные очки на остром носу. — Пауль предлагает пристукнуть ее, но… это не выход.
— Что за глупость?! — взбешенно заорал Эссен. — Что он себе позволяет?! Я ему сейчас позвоню, он мне ответит за это, свинья эдакая! Под суд отдам! Что я вам твердил: ни шагу без моего приказа! Смотрите, Франц, вы, как старший на вилле, отвечаете мне за полный порядок, головой отвечаете, вам ясно?!
Это происшествие очень разволновало тогда Вернера. Помолчав и успокоившись, он сказал:
— Как только вернетесь, Франц, передайте госпоже Кинкель дословно следующее… Мол, наш руководитель понимает ее состояние, но страхи мадам преувеличены. Подчеркните: пока они под защитой наших людей, им ничто не грозит. Но стоит им лишиться нашей защиты, их уже никто не спасет. А ревизор постоянно под нашим контролем — каждый шаг его нам известен, мы, вероятно, вообще его скоро ликвидируем. Это подчеркните особенно! Далее скажите: я высоко ценю их помощь и согласие на сотрудничество и щедро отблагодарю. В ближайшее время Эрика вернется в семью, они получат, как условились, большую сумму в американских долларах, в германском посольстве им выдадут въездные визы во Францию — визы уже заказаны, — а из Франции они отправятся куда им заблагорассудится: в Испанию, Англию, Америку. Передайте, что я прошу профессора и мадам Кинкель потерпеть несколько дней, всего несколько дней. Вы все запомнили, Франц? Передайте слово в слово. И, пожалуйста, Франц, прошу вас, — уже совсем мягко прибавил Эссен, — проявите к ним максимум внимания, доброго участия — лично вы, на Пауля с его замашками я не надеюсь. Помните, Кинкели в будущем очень понадобятся германской разведке.
Приказав Францу быть готовым к демонтажу и эвакуации с виллы подслушивающей аппаратуры, Эссен затем позвонил в Лозанну Паулю и резко отчитал его.
— То, что я не мог сказать по телефону, передайте ему сами, Франц, от моего имени. Передайте: если Пауль хотя бы еще раз позволит себе малейшее самовольство, я сообщу в Берлин и потребую его судить. А до этого передам здесь в руки гестапо — там мигом перевоспитают! И запомните оба: до тех пор, пока Кинкели помогают нам, вы обязаны уважать и любить их. Да, да, уважать и любить! — выкрикнул резидент. — Вам всем давно пора понять — только так можно успешно работать с завербованными агентами, будь они хоть красные, хоть черные!
И сейчас, размышляя над событиями минувших двух суток и проблемами, поставленными перед ним этими событиями, Эссен пришел к заключению, что в целом операция развивается благоприятно. Конечно, Кинкелей пора выводить из игры, но не спешить… Шардона, видимо, придется ликвидировать… или подождать? Как бы не спугнуть Хосе в случае, если он договорился с ревизором о встрече по перестройке связи, а тот не явится. Это надо обдумать. И не спешить…
Ночью радист в подвале ресторана, принадлежащего Эссену, отправил в Берлин срочное шифродонесение резидента на имя бригаде фюрера СС Вальтера Шелленберга.
Рокотов шел на встречу. В двенадцать часов на условленном месте он повидается с Эмилем, связником Хосе, и возьмет у него информацию якобы для проверки этого звена цепи путем сличения данного текста с тем, что показывал ему мнимый Хосе в парке. Эту часть операции, как и встречу в парке, противнику надо дать пронаблюдать во всех деталях. Но сыграть без ошибки.
Леонид не сразу обнаружил слежку. Когда он вышел из «Централь-Бельвю», у подъезда стояли два автомобиля, а на противоположной стороне улицы, в отдалении, — третий, такси. По тротуару возле гостиницы, болтая и смеясь, прогуливалась молодая парочка, спешили прохожие. В стороне одиноко маячил, глядя по сторонам, какой-то субъект, но Леонид почему-то решил, что агент на сей раз сидит в одной из машин, и чутье не подвело: как только он повернул за угол, сзади появилось такси с тем же номером, что стояло у отеля. Он остановился, изобразив, что роется в записной книжке, автомобиль проехал вперед и тоже остановился.
Рокотов пересек мостовую и, не оглядываясь, продолжал путь своим широким, энергичным шагом. У витрины галантерейного магазина остановился, сделав вид, что рассматривает мужские галстуки. В толстом зеркальном стекле он увидел собственное отражение, а за плечом — медленно катящееся по той стороне улицы такси со знакомым номером. Ну вот, так и есть, с удовлетворением отметил он, это мой «хвост», все в порядке. Теперь надо обязательно показать, что я заметил слежку и пытаюсь оторваться.
Леонид вошел в магазин, стал кружить от прилавка к прилавку, поднялся на второй этаж и опять спустился в нижний торговый зал. Он понимал, что «хвост» непременно потащится за ним, потому что побоится потерять в толчее покупателей, а также потому, что место сегодняшнего свидания, сообщенное Хосе, немцам неизвестно, — магазин, к примеру, вполне подходит для встречи со связником. Однако Леониду никак не удавалось засечь агента. Бродя от отдела к отделу, он вдруг резко оборачивался и шел назад, выходил на улицу покурить, вновь возвращался в торговые залы, но наметанный глаз не отмечал ничего похожего на слежку. Или меня водит первоклассный агент, решил Рокотов, или сегодня они сняли наблюдение — это странно!
Он начал беспокоиться. Если они не наблюдают, то задуманный трюк пойдет насмарку, придется срочно перестроить игру. Когда Леонид сел в подъехавшее к магазину освободившееся такси, он уже чувствовал себя в роли обманутого обманщика. Конечно, ехать на встречу все равно надо — связной ждет, ехать хотя бы для того, чтобы убедиться в промахе. Что могло случиться? Что мы с Хосе не учли? Разгадать этот ход нельзя. Или, может, моя встреча со связным им уже неинтересна?
Машина тронулась и пошла, набирая скорость, и Рокотов в последний раз, оборотясь на сиденье, взглянул в заднее стекло. И вмиг увидел то, что так желал увидеть; и улыбнулся. Ну вот, совсем другое дело, спасибо! Он успел заметить, как вдали, у магазина, к таксомотору кинулась и юркнула в него фигурка крошечного человечка, которого он узнал бы даже в темноте. Тот самый агент-карлик, кто, по рассказу Веры Сергеевны, выследил ее встречу с Эмилем, а потом вел наблюдение за ним, Леонидом, и мнимым Хосе в парке Мон Репо. Забыть внешность такого ублюдка просто невозможно: несоразмерно большая, на коротком туловище, курчавая голова, детские ручки и ножки да к тому же «заячья губа». С таким обликом вести наблюдение нельзя, но вот посылают, значит, ущербность агента компенсируется высокими профессиональными качествами — вон как скрадывался, «водя» его по магазину! Где же он там прятался?
«Очень ловко „водил“, — подумал Рокотов, повидавший немало всяких сыщиков. — Хоть он действительно ловок, я бы на месте резидента не рискнул, пожалуй, послать его на повторную слежку за тем же „объектом“. Объяснить это можно только одним: карлик видел в лицо на дебаркадере Хосе (подставного, конечно, вместо Хосе пришел другой человек, но они-то об этом не ведают), он знает также в лицо Эмиля и сможет доложить резиденту, с кем у меня состоялось свидание на самом деле, — с Эмилем, как я сказал Кинкелям, или с Хосе, или, возможно, еще с каким-то третьим, если я конспирирую от Зигфрида и Анжелики. Ведь я могу, допустим, тайно встретиться с тем, кто займется по указанию Центра, поскольку я под наблюдением, обеспечением связи между Хосе и новым радистом. А выявить и затем взять под контроль, как Зигфрида, и эту радиоквартиру ох как заманчиво!»
У здания городского почтамта Рокотов отпустил такси. Подъезжая следом, агент Гном видел, как его подопечный — высокий, спортивного сложения муж чина с черной шевелюрой — вылез из автомобиля, вывернув кисть, посмотрел на часы, прошелся по тротуару, словно ожидая кого-то, потом быстрым, размашистым шагом вошел в здание почтамта. Кар лик, привстав с сиденья, наблюдал сквозь ветровое стекло машины. Подождал немного, затем выскочил, хлопнув дверцей, и живо засеменил к почте. Войти туда Гном не решился. Поднявшись на носки, он дотянулся подбородком до окна первого этажа и заглянул внутрь, надеясь отыскать «объект» здесь, и ему повезло. Да, господин Шардон стоял у прилавка, покупая конверты и марки. В просторном зале почтовой корреспонденции сидели и передвигались множество посетителей, но карлик быстро нашел знакомое лицо связного: зрительная память еще не подводила бывшего полицейского сыщика. Маленький, худенький, как подросток, Эмиль сидел за столом, рядом лежала раскрытая книга (он вечно не расстается с книгами, читает даже на ходу), но сейчас он писал письма, наклеивал на конверты марки, подписывал адреса. Эмиль занимался этим так усердно, что не поднимал головы от своих бумаг. «В одном из конвертов у него находится информация для Шардона, — подумал Гном, рассматривая рассыпанную стопку белых прямоугольников. — Старый, надежный способ: обменяться конвертами можно совсем незаметно». У карлика затекли мышцы лодыжек, он опустился на пятки и немного прошелся.
