Франции хранится кираса, насквозь пробитая ядром. Но и ядра, утратившие силу полета, были опасны. «Отличное попадание!» — воскликнул командир кавалерийского корпуса Луи Пьер Монбрен, когда русское ядро поразило его в бок. Как вспоминал А. С. Норов, «завидя медленно катящееся к нам ядро, я рассеянно хотел его толкнуть ногой, как вдруг кто-то порывисто отдернул меня назад: это был капитан Преображенского полка граф Полиньяк, мой петербургский знакомец: “Что вы делаете? — воскликнул он. — Как же это вы, артиллерист, забываете, что даже такие ядра по закону вращения около своей оси не теряют своей силы, оно могло оторвать вам ногу!”». Действительно, Н. Е. Митаревский писал, что даже прикосновение катящегося ядра к человеку приносило смерть. Правда, самому Наполеону русские ядра почему-то не вредили. Как вспоминал один из окружающих Наполеона на наблюдательном пункте, ядра падали и подкатывались к ногам Наполеона, и «он их тихо отталкивал, как будто отбрасывал камень, который мешает во время прогулки»“. По признанию русских военных, артиллерия Наполеона превосходила нашу. Сен-При писал, что «превосходство в численности и калибре французской артиллерии причинило много вреда». Считается (так, кстати, думал и Кутузов), что ранняя гибель начальника русской артиллерии генерала Кутайсова резко снизила эффективность действий наших пушек, но и без того французская артиллерия по тем временам была лучшей в мире. Особенно успешно она действовала в районе Багратионовых флешей. С самого начала Наполеон сосредоточил там огромные силы артиллерии, которые вели почти непрерывный огонь по русским позициям. Снаряды находили цель даже если пролетали мимо первой линии. Дело в том, что позиция русских войск здесь была примечательна теснотой: вторая, резервная линия стояла довольно близко к первой. К ней часто, уже на излете, долетали ядра и гранаты противника (дистанцией эффективного огня считалось тогда расстояние в 700—1000 метров12), они катились и прыгали по полю, почему и можно было от них увертываться, но отдельные навесные снаряды попадаги в ряды стоящих во второй линии батальонов, так что некоторые военачальники, видя, как ядра вырывают страшные кровавые дыры в строю, приказывали солдатам сесть или лечь на землю и тем самым уменьшить зону поражения. Та же ситуация была и у французов: как писал Терион, из-за тесноты поля «пришлось располагать войска в глубоком порядке нескольких линий, почему снаряды, перелетавшие первую линию, поражали вторую, а некоторые снаряды поражали несколько линий. Побоище было ужасающее, и само сражение явилось наиболее кровопролитным со времени употребления огнестрельного оружия»”.
«Наш угол показал твердость»
Когда Наполеон узнал о ранении Даву, он бросил в бой новые силы — колонны под командованием маршала Нея, а также кавалерию маршала Мюрата. Это было около 7.30 утра. Видя, как перед ним разворачиваются превосходящие силы противника, Багратион собрал в кулак все, что было у него в наличии, включая войска из второй линии, а также стоявшую в резерве 2-ю гренадерскую дивизию принца Мекленбургского. Дважды он просил своего давнего недоброжелателя Тучкова 1 — го прислать ему «секурс». Только с третьего раза Тучков послал со Старой Смоленской дороги 3-ю дивизию Коновницына. Его тоже можно понять — и без всяких «личностей» Тучкову было трудно исполнить волю главнокомандующего 2-й армией и отослать с Коновницыным четыре полка, ибо как раз в это время поляки Понятовского усилили натиск у деревни Утица, так что Тучкову самому пришлось просить помощь у Кутузова14. Подошедшая к этому времени русская кавалерия — драгуны и гусары — столкнулась в бою с французскими кавалеристами и сумела отогнать их от флешей. Но главную угрозу для войск Багратиона представляла французская пехота, которая вновь двинулась на русские позиции. Как вспоминал Маевский, «наш угол (то есть левый фланг. — Е. А.) показал твердость». На флешах разгорелась невиданно отчаянная схватка, в ходе которой флеши, по подсчетам разных историков, переходили из рук в руки от четырех до восьми раз. Ермолов писал: «Из рук в руки переходили батареи, потеря с нашей стороны выше вероятия»15. Возможно, именно в этот момент Ней допустил ошибку — ударил одновременно по флешам и по деревне Семеновской, что привело к распылению его сил16. Однако к 10 часам французы все-таки захватили флеши окончательно. По общему признанию, сражение у флешей отличалось невероятным ожесточением. Как писал 27 августа в своем письме Александру I князь Багратион, неприятель «сделал нападение усильнейшее, и сражение началось столь жестокое, отчаянное и убийственное, что едва ли были подобные примеры. Тел неприятельских кучи навалены, и можно место сие назвать гробом французов. С нашей стороны вред, хотя равномерно довольно значущий, но несравненно меньший противу неприятеля»17. К сожалению, Багратион был неправ, огромные потери на флешах понесли не только французские, но и русские войска. В ходе же всего кровопролитнейшего сражения 2-я армия была наполовину уничтожена.
Наполеон во что бы то ни стало хотел прорвать левый фланг русских и тем решить судьбу сражения. Во время отчаянного натиска французы попытались обойти флеши справа от себя, по Старой Смоленской дороге. Туда был брошен корпус Понятовского, который возле Утицы неожиданно натолкнулся на 2-й корпус генерала К. Ф. Багговуга и не смог продвинуться дальше18. Известно, что корпус Багговута был предусмотрительно отправлен с правого фланга на левый Барклаем, который на ранней стадии сражения в полной мере оценил значение возможного охвата французами русского левого фланга и делал все, чтобы это предупредить19. Нужно признать, что рука Барклая, протянутая недоброжелателю, спасла Багратиона и всю армию в тот момент от флангового прорыва и неизбежного разгрома.
Роковая граната
«Но этот достопамятный день, пожравший столько драгоценных жертв, готовил нашим сердцам самый чувствительный удар, — писал Н. Б. Голицын. — В 11 часов утра обломок гранаты ударил нашего возлюбленного генерала в ногу и сбросил его с коня. Здесь суждено ему было кончить блистательное военное служение, в продолжение которого он вышел невредим из пятидесяти баталий… Когда его ранили, он, несмотря на страдания, хотел дождаться последствий скомандованной им атаки Второй кирасирской дивизии и собственными глазами удостовериться в ее успехе: после этого, почувствовав душевное облегчение, он оставил поле битвы…»20
Голицын, хотя и был участником сражения, ошибается относительно времени ранения Багратиона. Вообще, сам момент ранения полководца не очень хорошо прослеживается по источникам. Современные исследования показывают, что Багратион, скорее всего, был ранен еще до 9 часов утра, в тот момент, когда, по некоторым сведениям, он или возглавил атаку (вариант — контратаку) гренадер дивизии герцога Карла Мекленбургского во время сражения за деревню Семеновское или, во всяком случае, присутствовал при этой атаке21. Еще по одному сообщению видно, что до этого момента Багратион наблюдал, как французские гренадеры 57-го полка с ружьями наперевес, под картечным огнем наших пушек бросились на русские позиции. Багратион оценил их «чрезвычайную храбрость… ударил несколько раз в ладони, воскликнув: “Bravo! Bravo!” Так сильно кипело в нем военно-поэтическое чувство, что он не мог удержаться от отдачи справедливости даже врагам». Читатель помнит разговор Багратиона за столом Беннигсена в 1807 году, когда он говорил: «Я люблю страстно драться с французами — молодцы! Даром не уступят — а побьешь их, так есть чему и порадоваться».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
