- Кто вы? - нервно спросил седой священник.
- Я велел уйти, так уходите.
- Он умирает!
- Вон!
Старый священник, носивший рясу с наплечником, прекратил церемонию и последовал за женщинами вниз по лестнице.
Умирающий посмотрел на прибывших, но ничего не сказал. Его волосы были длинные и абсолютно белые, борода не стрижена, а глаза запали.
Он увидел, как священник поместил сокола на стол, и птица царапала его своими когтями.
- Это каладрий[44], - объяснил священник.
- Каладрий? - спросил граф очень тихо. Он уставился на птицу с синевато-серым оперением и белыми полосками на груди. - Слишком поздно для каладрия.
- Ты должен иметь веру, - сказал священник.
- Я прожил больше восьмидесяти лет, - сказал граф, и у меня больше веры, чем времени.
- Для этого у тебя достаточно времени, - мрачно сказал священник. Двое мужчин в кольчугах стояли рядом с лестницей и молчали.
Сокол заклекотал, но священник щелкнул пальцами, и птица под клобуком снова застыла и притихла.
- Ты уже причастился? - спросил священник.
- Отец Жак как раз этим занимался, - ответил умирающий.
- Я это сделаю, - сказал священник.
- Кто ты?
- Я приехал из Авиньона.
- От Папы?
- От кого же еще? - удивился священник. Он прошелся по комнате, осматривая ее, а старик рассматривал его. Он видел высокого человека с грубыми чертами лица в сутане тонкой работы.
Когда посетитель поднял руку, чтобы дотронуться до распятия, висящего на стене, его рукав задрался и обнажил красный шелк.
Старик знал таких священников, твердых и честолюбивых, богатых и умных, тех, кто не проповедовал бедным, а взбирался по лестнице церковной иерархии в компании богатых и привилегированных.
Священник повернулся и посмотрел на старика твердым взглядом своих зеленых глаз.
- Скажи мне, где Злоба?
Старик колебался на секунду дольше, чем следовало.
- Злоба?
- Скажи мне, где она, - потребовал священник и, когда старик не ответил, добавил, - я пришел от Святого Отца. Я приказываю тебе ответить.
- Я не знаю ответа, - прошептал старик, - как же я могу тебе сказать?
В очаге раздался треск бревна, посыпались искры.
- Черные монахи, - сказал священник, - распространяли ересь.
- Бог простит, - произнес старик.
- Ты слышал их?
Граф покачал головой.
- Я мало что слышал в последнее время, отец.
Священник потянулся к мешочку, висевшему у него на поясе и вынул оттуда клочок пергамента.
- Семь темных рыцарей владели им, - прочитал он вслух, - и они были прокляты. Тот, кто должен править нами, найдет его, и он будет благословен.
- Это ересь? - спросил граф.
- Это стихи, которые черные монахи рассказывали по всей Франции. По всей Европе! Только один человек должен править нами, и это Святой Отец.
Если Злоба существует, то твой долг христианина - сказать мне всё, что ты знаешь. Ее нужно отдать церкви! Тот, кто считает по-другому - еретик.
- Я не еретик, - сказал старик.
- Твой отец был темным рыцарем.
Граф пожал плечами.
- Я не отвечаю за грехи своего отца.
- И темные рыцари владели Злобой.
- О темных рыцарях многое рассказывают, - сказал граф.
- Они охраняли сокровища еретиков-катаров, и когда, милостию Божьей, эти еретики были выжжены с лица земли, темные рыцари забрали сокровища и спрятали их.
- Я слышал об этом, - голос графа был ненамного громче шепота.
Священник протянул руку и погладил сокола по спине.
- Злоба, - сказал он, - была потеряна много лет назад, но черные монахи говорят, что ее можно найти.
И ее нужно найти! Это сокровище, принадлежащее церкви, приносящее могущество! Оружие, которое принесет царствие Христа на всю землю, а ты скрываешь его!
- Я не скрываю! - запротестовал старик.
Священник сел на кровать и наклонился к графу.
- Где Злоба? - спросил он.
- Я не знаю.
- Ты так близко к Божьему суду, старик, - сказал священник, - так что не лги мне.
- Во имя Господа, - произнес граф, - я не знаю.
И это была правда. Он знал, где была спрятана Злоба, и боялся, что англичане ее найдут, он послал своего друга, брата Фердинанда, забрать реликвию, граф предполагал, что монах уже это сделал, а если ему это удалось, то граф не знал, где находится Злоба.
Так что он не лгал, просто не сказал священнику всю правду, потому что некоторые секреты должны быть унесены в могилу.
Священник долго смотрел на графа, потом протянул левую руку и дотронулся до путцев сокола. Птица, все еще ослепленная клобуком, осторожно ступила на запястье священника.
Он поднес ее к кровати и посадил на грудь умирающему, потом осторожно развязал путцы и убрал кожаный клобук с ее головы.
- Этот каладрий, - сказал он, - особенный. Он не предсказывает, будешь ли ты жить или умрешь, но умрешь ли ты достойно и отправишься ли на небеса.
- Молюсь за это, - сказал старик.
- Посмотри на птицу, - потребовал священник.
Граф Мутуме взглянул на сокола. Он слышал о таких птицах, каладриях, которые пророчили человеку жизнь или смерть.
Если птица заглядывала больному в глаза, то он поправлялся, а если нет, то умирал.
- Птица, которая знает о вечности? - спросил граф.
- Посмотри на него, - сказал священник, - и скажи мне, ты знаешь, где спрятана Злоба?
- Нет, - прошептал старик.
Сокол, казалось, разглядывает стену. Он топтался по груди старика, схватившись когтями за изношенное одеяло. Все молчали.
Птица замерла, но потом внезапно резко наклонила голову, и граф закричал.
- Тихо! - прорычал священник.
Сокол воткнул свой крючковатый клюв в левый глаз умирающего, превратив его в кашу и оставив след окровавленной студенистой массы на небритой щеке.
Граф завывал. Сокол защелкал клювом, и священник отодвинул птицу от кровати.
- Он сказал мне, что ты лжешь, а теперь, если хочешь сохранить правый глаз, ты скажешь правду. Где Злоба?
- Я не знаю, - прорыдал старик.
Священник некоторое время помолчал. В камине потрескивал огонь, и ветер наполнил дымом комнату.
- Ты лжешь, - сказал он. - Птица сказала мне, что ты лжешь. Ты плюнул в лицо Господу и его ангелам.
- Нет, - запротестовал старик.
- Где Злоба?
- Я не знаю!
- Твоя фамилия Планшар, а Планшары всегда были еретиками, - сказал священник осуждающе.
- Нет, - снова запротестовал граф, и потом, более тихим голосом, добавил. - Кто ты?
- Можешь называть меня отец Каладрий, - сказал священник, - и я тот, кто решает, отправишься ли ты в ад или в рай.
- Тогда отпусти мне грехи, - попросил старик.
- Скорее я поцелую дьявола в задницу, - ответил отец Каладрий.
А часом позже, когда ослепленный граф рыдал, священник, наконец, убедился, что старик не знает, где спрятана Злоба.
Он посадил сокола на руку и снова одел ему на голосу клобук, потом кивнул одному из мужчин в кольчугах.
- Отправь этого старого дурака к его господину.
- К его господину? - спросил озадаченный воин.
- К сатане, - сказал священник.
- Бога ради, - взмолился граф Мутуме, потом беспомощно задергался, когда воин накрыл полотняной подушкой его лицо. Старику понадобилось удивительно много времени, чтобы умереть.
- Мы втроем возвращаемся в Авиньон, - сказал священник своим провожатым, - но остальные останутся здесь. Велите им обыскать всё вокруг. Переверните всё вверх дном! Камень за камнем.
Священник поскакал на восток, в сторону Авиньона. Позже пошел снег, мягкий и легкий, выбелив бледные оливы и долину у подножия башни мертвеца.
На следующее утро снег растаял, а неделей позже пришли англичане.
Часть первая: Авиньон
Глава первая
Послание прибыло в город после полуночи и было доставлено юным монахом, который прошел весь путь из Англии.
Он покинул Карлайл в августе с двумя другими братьями, всем троим было приказано отправиться в великую цистерианскую[45] обитель в Монпелье, где брат Майкл, самый молодой, должен был изучать медицину, а остальные учиться в знаменитой школе теологии.
Они втроем прошли всю Англию, проплыли из Саутгемптона до Бордо, а потом пошли пешком вглубь страны, и как всем путешественникам, предпринимающим такое длительное путешествие, им вручили послания.
Одно предназначалось для аббатства в Пюи, где брат Винсент умер от дизентерии, потом Майкл и его товарищ пошли в Тулузу, где брат Питер заболел и был отправлен в больницу, в которой, насколько было известно Майклу, он все еще пребывал.
Теперь молодой монах был один, и у него осталось только одно послание, потертый кусок пергамента, и ему сказали, что он может разминуться с человеком, которому оно предназначено, если не отправится в путь в эту же ночь.
