А она тогда, никак не могла понять, что это за щемящая тревога, скреблась на сердце и слушая дочь в пол уха, не придавая особого значения мелочам, убедила себя в том, что предчувствие того, что происходит нечто судьбоносное, было связанно именно с загадочной еги-бабой, с которой дева и начала свой рассказ.
Но увидев их сегодня в месте, притом не там на входе, где они зубоскалили, а на боевой площадке, при испытании, она отчётливо поняла, что щемящая тоска предчувствия, была связана именно с их встречей и завязывающихся между ними отношений.
Понятное дело, что девочка кое-что утаила, кое-что решила умолчать, но она, как мать, сразу и безошибочно заметила в этой ненавидевшей всех мужчин, заносчивой боевой деве, резкие, глубинные изменения и однозначно определила, что Арина влюбилась!
Материнское чувство проснулась, непонятно откуда. Райс, неожиданно пожалела, и дочь, и этого мальчика, которые так не вовремя затеяли чувственные отношения и точно осознала, что испугалась уже за них. Только почему?
Она вспомнила слова мамы, некогда сказанной ей, что любовь и полоумие одного поля ягоды и что влюблённая дева — больная на голову. Напугало то, что дочь заболела? Нет. В конце концов, она не царица, а простая дева. Ей это не противопоказано. Ну и что, что Матёрая и за её спиной сотня кос. Любовь не заразна. Боевое сестричество и с больной на всю голову командиршей, с поставленной задачей справятся. Сотня у неё отборная.
К тому же, по не писанным законам их бабьего царства, Матёрой, семья не возбраняется. Райс тут же вспомнила Линху с Теродамом. Её счастливое лицо, которое светилось обычным бабьим счастьем. Хотела бы она, как мать, такую судьбу дочери? А почему нет? Но тем не менее, что-то царицу тревожило, скребло по сердцу и от чего ей становилось страшно, вот только она никак не могла понять, по какому поводу, все эти предчувствия.
Прибыв в стойбище, Райс уединилась в своём шатре, мимоходом произнеся единственные слова за весь путь, потребовав к себе Русаву. Та вошла без доклада. Остановилась в проходе, хмуро оглядев растрёпанную в чувствах царицу. В её старческих глазах, вдруг засверкали какие-то искорки и она, упираясь на свою клюку, быстро шаркая ногами, подошла к Матери, сначала с одной стороны, заглядывая в глаза молчавшей и растерянной Райс.
Затем, проковыляла мимо неё и заглянула в глаза с другой стороны, как бы проверяя увиденное, но при этом, все видом показывая, что не верит собственным глазам. Наконец, закончив обход с загадочным «Ага», торопливо засеменила на выход.
Райс вытерпела всю эту процедуру осмотра с полным равнодушием, замешанном на полном отсутствии в голове каких-либо мыслей и даже когда вековуха, ни с того, ни с сего удалилась, никак не прореагировала на это, каким-то внутренним подсознанием определяя, что так и должно быть.
Когда Русава вернулась в шатёр, то застала её, всё в той же безвольной позе непоколебимого опустошения. Вековуха притащила большой мешок вина, отобранного у Шахрана на «государственные нужды» и не уговаривая, да, и вообще не говоря ни слова, набухала полную чашу и протянула её Райс. Та, послушно приняла и тут же залпом осушила.
Не откладывая лечение больной в долгий ящик, Русава налила ещё одну. Райс выпила и её, всё так же механически и не осознано, тупо взирая на суетливую вековуху. Налила бы третью и третью бы приговорила, но Русава решила, что лекарь, тоже должен войти в положение больной и третью чашу осушила сама. После чего, поставила винный мешок на пол и пристроилась на лежак рядом, ожидая начала воздействия лекарства.
Молчаливое сидение продолжалось до того момента, пока Матерь всех степей, глава клана «меченных» и царица народов, срубленным деревом не повалилась на спину и расплываясь в блаженной улыбке, не приготовилась в блаженстве уснуть. Тут, дряхлая вековуха вскочила, ухватив царицу за грудки и кряхтя, усадила обратно. Вновь присела рядом, придерживая Райс за плечи, чтоб та не заваливалась и начала допрос:
— Ну, чё полегчало?
— Русава, — пьяно растягивая слова, заплетающимся языком, заговорила царица, то и дело клюя носом и тыкаясь, то в грудь, то в плечо собеседнице, — ты не представляешь, что сегодня было? Это ж надо, сколько всего много? Мне твоя помощь нужна, Русава.
— Валяй. Выкладывай, — столь же пьяно, но в отличии от собутыльницы, скукожено, тупо смотря в одну точку на полу, велела вековуха.
— Аринка влюбилась, — выпалила царица, стараясь сфокусироваться на лице ведуньи.
— Во, как, — взбрыкнула Русава и Райс в очередной раз клюя носом, чуть не промахнулась мимо её тела.
— Точно тебе говорю, — уверила её Райс, мотнув головой и отбрасывая растрёпанные рыжие лохмы за спину, — хороший мальчик. Мне понравился, вот только страшно мне стало. Защемило, что-то, вот тут, — и она хлопнула себя кулаком в центр груди, — так жалко стало их обоих… и страшно.
— Почему? — поинтересовалась Русава, оторвавшись от чего-то на полу и повернув голову на царицу.
— Не знаю, — шутовски вскидывая плечами и кривя губы ответила Райс, — вот, я тебя и хочу попытать, чего испугалась.
— А кто такой? — почему-то с вызовом спросила вековуха.
— О-о, — загадочно протянула царица, расплываясь в улыбке и выставляя указательный палец в небо, — это-то самое интересное. Бердник. От Деда пришёл. Помнишь Деда? — вопросительно посмотрев на Русаву и понимая, что та не помнит, пояснила, — ну, тот бердник, что у меня по молодости в орде был. Ну, которого я с песков из плена привезла.
— Деда?! — наконец вспомнив, изумилась ведунья, — так он же пропал.
— Как пропал, так и «выпропал», — пробубнила заплетающимся языком Райс, — да, это ещё не все совпадения и отголоски прошлого. Этот мальчик, привёл с собой личинку берсеркера. Один в один Агар в молодости. Всё, как будто возвратилось на новый жизненный круг.
Райс прикрыла глаза и растянулась, в не совсем приличной улыбке.
— Во, как, — в очередной раз, взбрыкнула пьяная ведунья.
— Да, это бы ещё хрен бы с ним. Самое страшное то, от кого он ко мне пришёл, — здесь царица резко погрустнела и через долгую паузу, которую Русава провела в ожидании продолжения, на её глазах навернулись слёзы.
— Так ты ж сказала от Деда? — увидев заблестевшие глаза царицы, прервала молчание вековуха.
— От Деда, он сначала попал к ней, а уж потом ко мне.
Райс замолчала опять, смахивая слезу со щеки. Русава тоже молчала, стараясь собрать в кучу, расползающиеся спьяну мысли, наконец, не выдержала, поняв, что Матерь ушла в свои внутренние воспоминания и подтолкнула:
— Ну, не томи.
— От Апити, — чуть ли не шёпотом произнесла царица и слёзы полились ручьями по её щекам.
Русава вдруг резко выпрямилась, превратившись в застывший столбик с выпученными глазами и просидев так, какое-то время, так же неожиданно сдулась, превратившись в скрюченную и высохшую рухлядь.
Райс не логично, перескакивая с одного на другое, начала рассказывать всё, что удалось ей узнать о некой загадочной еги-бабе, все свои соображения, догадки, подозрения. Говорила она долго и сбивчиво, но Русава, так и продолжала сидеть в скрюченном состоянии, больше не произнеся ни звука. По её, в раз, протрезвевшему лицу, катились слёзы, на которые она, похоже, даже не обращала внимания.
Разошедшаяся Райс, не сразу заметила перемену с вековухой, а когда заметила, то напугалась в очередной раз, за этот день и даже часть хмеля слетела.
— Что с тобой, Русава? — бросилась она её тормошить, почти трезвым голосом, — хоть ты меня не пугай сегодня! Я к тебе за помощью, а ты!
Старая ведунья, в один момент превратилась в дряхлую вековуху, ещё постарев, как минимум на десяток лет. Она подняла на Райс затянутые слезой, уже бесцветные глаза и тихо сказала:
— Всё, девонька, — и отведя глаза в сторону, с силой сжала веки, выжимая слёзы из глаз наружу, — прощаться будем.
— Ты, это, мне, кончай! — заголосила Райс, вскакивая на ноги и хватая Русаву за плечи обеими руками, — слышь? Прекрати раскисать. Как же я без тебя? Ты что, с ума сдурела?
