ювелира свое имя, адрес и номер телефона.
– Ага! – возбужденно воскликнул господин Джаухри, увидев знакомую фамилию и адрес.
– Да, у вас была моя невестка, – сказала госпожа Рупа Мера.
– Госпожа Мера, а та медаль, которую она дала мне для переплавки в цепочку и такие красивые серьги в виде маленьких груш… эта медаль принадлежала вашему супругу?
– Да, – ответила Рупа Мера, подавляя уже готовые излиться слезы. – Так я приду через три недели. Пожалуйста, рассматривайте мой заказ как срочный.
– Мадам, подождите минуту, – сказал господин Джаухри. – Я проверю свои записи. Может быть, я смогу выполнить ваш заказ немного быстрее, чем за три недели.
Он вышел в заднюю комнату, а вернувшись, положил на прилавок и раскрыл красный футлярчик.
Внутри на белом шелке лежала нетронутая золотая медаль Рагубира Меры.
19.4
Дважды за этот месяц госпожа Рупа Мера ездила в Калькутту и обратно.
Она так обрадовалась, что ее медаль цела («Я просто не мог допустить, мадам, чтобы ее расплавили»), что тут же купила ее, истратив значительную часть своих сбережений и стараясь сэкономить на покупках к свадьбе. Она даже стала лучше относиться – на несколько дней – к Минакши с ее манерами. Ибо если бы Минакши не отнесла к Джаухри медаль по инженерному делу, ее украли бы из Санни-Парка вместе с остальными драгоценностями и она, подобно медали по физике, исчезла бы с концами. Минакши, вернувшись оттуда, где была, тоже находилась в благодушном настроении и была очень любезна со свекровью и Варуном. Узнав о возрождении медали, она заявила, мол, все, что ни делается, – к лучшему, и Рупа Мера не стала с ней спорить.
Она привезла медаль в Брахмпур и, торжествуя, показывала ее всем членам семьи, которые поздравляли ее с такой удачей.
– Занимайся как следует, Лата, – наставляла она дочь. – Осталось совсем немного времени. Ты должна добиться в учебе не меньшего успеха, чем твой папочка. Не отвлекайся на подготовку к свадьбе и все прочее.
С этими словами она вручила Лате «Идеальный брак», обернутый в приличествующую невесте бумагу красного цвета с золотом.
– Из этой книги ты узнаешь о мужчинах все, – сказала она приглушенным тоном. – Даже Сите и Савитри пришлось это познать.
– Спасибо, ма, – отозвалась Лата с некоторой опаской.
Тут госпожа Рупа Мера неожиданно смутилась и удалилась в соседнюю комнату, сославшись на то, что ей надо позвонить отцу.
Лата развернула книгу и, отставив учебники, стала листать трактат голландского сексолога. Его советы произвели не нее одновременно интригующее и отталкивающее впечатление.
Книга содержала большое количество иллюстраций, демонстрировавших, как выглядит разная степень возбуждения у мужчин и женщин в разных обстоятельствах – например, при прерываемом коитусе или, как выражался автор, «половом единении». Были там изображены и разноцветные, не слишком привлекательные поперечные сечения различных органов, снабженные подробными подписями. Эпиграф к книге гласил «Брак есть наука (О. де Бальзак)»[263], и доктор ван де Вельде следовал этой максиме не только в своих иллюстрациях, но и в систематизации брачных отношений. Он ввел эвфемистический термин «синусиология», согласно которой разделял все позы партнеров в половом акте прежде всего на «конверсивные» («грудь с грудью») и «аверсивные» (мужчина сзади), а более подробно – на привычные, или «нормальные», вытянутые позы первого и второго типа (с наклоном), согнутые (которые, по его словам, предпочитают китайцы), позы «верхом» (в одной из них Марциал[264] описал Гектора и Андромаху), сидячие позы, боковые позы спереди, позы на коленях и задние сидячие. Все это разнообразие произвело большое впечатление на Лату. Ее воображению представлялась до сих пор только одна поза, и даже Малати говорила только об одной. Интересно, думала она, что сказали бы об этой книге монахини в школе Святой Софии?
В примечании на одной из страниц говорилось:
Фирма «Харман Фриз» (Грейт-Дувр-стрит, 32, Лондон, S.E.1) приступила к производству нового препарата-желе «Югэм» доктора ван де Вельде – смазывающего, противозачаточного или способствующего зачатию средства. Фирма выпускает также другие препараты доктора ван де Вельде, в том числе пессарии «Гамофил», на которые имеется ссылка в книге «Фертильность и бесплодие в браке».
Время от времени ван де Вельде цитировал нидерландского поэта Катса[265], чьи стихи в переводе, возможно, не передают всей свойственной ему народной мудрости.
Услышь же, мой друг, мудрость непреходящую:
вся красота всегда во взоре смотрящего.
Тем не менее Лата была рада, что мать, заботясь о ней, преодолела смущение и подарила ей эту книгу. У Латы оставалось в запасе несколько недель, чтобы подготовиться к Будущей Жизни.
За обедом она была задумчива и, глядя на Прана и Савиту, гадала, преподносили ли Савите «Идеальный брак» перед свадьбой. С пудингом подали желе, и Лата, к удивлению всех присутствующих, расхохоталась и не желала объяснить причину.
19.5
Лата сдавала выпускные экзамены словно в трансе. Иногда ей казалось, что она – это не она, а кто-то другой, а сама она парит в воздухе над своим физическим «я» и смотрит на него сверху. Это было курьезное отстраненное ощущение, не похожее на панику, охватывавшую ее на прошлогодних экзаменах. Тем не менее сдавала она их и на этот раз хорошо.
Однажды после письменного экзамена она вышла из здания и направилась к скамейке под огненным деревом. Опять, как раньше, земля у ее ног была усыпана темно-оранжевыми цветами. Неужели это было всего год назад?
Если ты его так любишь, как ты можешь бросить его и сделать несчастным?
Интересно, где он? Если даже он сдавал экзамены в том же здании, что и она, его не было видно на ступеньках у входа и он не подходил к этой скамье.
После всех экзаменов состоялся концерт устада Маджида Хана, на который Лата пошла вместе с Малати. Кабира нигде не было видно.
Амит поздравил ее запиской, а Кабир не давал о себе знать после их случайной встречи в книжном магазине и разговора в кафе.
«Кто руководит моими поступками? – думала Лата. – Почему я приняла предложение Хареша? Может, это была всего лишь реакция?..»
Несмотря на бодрые письма Хареша и ее не менее бодрые ответы, Лата начала сомневаться в своем выборе и чувствовала себя очень одиноко.
Иногда она садилась на корень баньяна и смотрела на воды Ганги, вспоминая то, что не имело смысла вспоминать. Была бы она счастлива с ним? А он с ней? Он стал теперь таким ревнивым, напряженным, неуправляемым, таким не похожим на того беспечного игрока в крикет, который прыгал на площадке и смеялся год
