— В заключение выслушайте комментарии нашего специального корреспондента Джона Пламера. — Доннер любезно повернулся к своему коллеге. — Джон.
— Спасибо, Том. Я начал заниматься журналистикой много лет назад, поскольку эта профессия увлекала меня еще в юности. Я помню свой детекторный приемник — те из вас, кто прожили долгую жизнь, помнят, что там приходилось подсоединять заземление к трубе, — объяснил он с улыбкой. — Я помню репортажи Эда Марроу из Лондона, когда столица Англии подвергалась германским бомбардировкам, репортажи Эрика Севереда из джунглей Бирмы, короче говоря, помню всех отцов-основателей нашей профессии. Это были гиганты журналистики. Я вырос с красочными картинами в своем воображении, нарисованными словами людей, которым верила вся Америка. Я решил, что поиски правды и передача ее людям являются благородным делом и посвятил этому свою жизнь.
Мы не всегда идеальны в исполнении своих обязанностей журналистов, — продолжал Пламер. — Никому не дано быть идеальным.
Доннер, сидевший справа, озадаченно смотрел на «бегущую строку». Слова на ней ничуть не походили на те, что говорил Джон. Лишь теперь он понял, что, хотя перед Пламером лежали печатные страницы, комментатор говорил по памяти, как в прежние времена. Только представьте себе — наизусть запомнить текст выступления!
— Мне хотелось бы сказать, что я горжусь своей профессией. Да, было время, когда я особенно гордился ею.
Я сидел у микрофона, когда Нил Армстронг спустился на поверхность Луны, обращался к слушателям и в другие, более печальные моменты, такие, как похороны Джека Кеннеди. Но чтобы быть настоящим профессионалом, недостаточно просто присутствовать, недостаточно говорить в микрофон. Настоящий профессионал должен защищать что-то, верить в то, что он говорит, отстаивать свою точку зрения.
Несколько недель назад мы провели в течение одного дня два интервью с президентом Райаном. Первое интервью, взятое утром, было записано на пленку, а второе шло прямо в эфир. Вопросы, которые задавались президенту во время первого интервью, несколько отличались от тех, которые задавали ему в ходе второго. Разница в вопросах была не случайной. В промежуток между первым и вторым интервью нам предложили встретиться с одним человеком. Я не буду пока говорить, кто это был, вы узнаете об этом позже. Он предоставил в наше распоряжение определенную информацию. Это была секретная информация, цель которой заключалась в том, чтобы нанести удар президенту, и в то время такой подход казался достаточно разумным. Это было не так, но тогда мы не знали этого. Нам казалось, что утром мы не задали президенту те вопросы, которые следовало. Мы хотели задать и заострить их.
И тогда мы решили солгать. Мы обманули главу президентской администрации Арнольда ван Дамма. Мы сказали ему, что кассета с видеозаписью утреннего интервью президента повреждена. Таким образом мы солгали и президенту. Однако хуже всего, что мы солгали вам, нашей аудитории. Сейчас кассеты с видеозаписью у меня, и я убедился, что они ничуть не повреждены.
При этом мы не нарушили никакого закона. Первая поправка позволяет нам делать почти все, что нам захочется, и это правильно, потому что вы, наши зрители, принимаете окончательное решение о том, что мы делаем и кем являемся. Но есть одна вещь, которую мы не имеем права нарушать, — это ваше доверие.
Я не сторонник президента Райана. Я не согласен с ним по многим вопросам. Если он примет решение выставить свою кандидатуру на выборах, я, возможно, буду голосовать за кого-нибудь другого. Однако я стал частью этой лжи и не могу жить, не рассказав о ней. Какими бы недостатками ни обладал наш президент Джон Патрик Райан, он честный человек, и я не должен позволять личным чувствам оказывать влияние на свою работу.
В данном случае я нарушил это правило. Я совершил ошибку. Я прошу извинения у президента и прошу извинения у вас. Наверно, это станет концом моей карьеры как телевизионного комментатора. Если так, то я хочу уйти из телевидения точно так же, как и пришел в него: по мере своих сил и возможностей говоря правду.
— До свиданья, желаю вам от службы новостей Эн-би-си доброй ночи. — Пламер глубоко вздохнул, глядя в камеру.
— Какого черта?!
Пламер встал, прежде чем ответить.
— Если ты не знаешь ответа на этот вопрос, Том...
На столе Пламера зазвонил телефон, вернее, на нем замигала лампочка вызова. Он решил не отвечать на него и прошел в свою раздевалку. С остальным пусть разбирается Том Доннер.
* * *
В двух тысячах миль от Вашингтона, над национальным парком «Скалистые горы», Арнольд ван Дамм остановил запись, извлек кассету и по винтовой лестнице пошел с нею в президентский салон в носовой части авиалайнера.
Райан знакомился с текстом следующей и последней речи этого дня.
— Джек, думаю, тебе надо посмотреть это, — широко улыбнулся глава администрации.
* * *
Все когда-нибудь случается впервые. На этот раз это случилось в Чикаго. Женщина побывала у своего врача вечером субботы, и он сказал ей то же самое, что и всем остальным. Грипп. Аспирин. Побольше жидкости. Постельный режим. Однако, глядя в зеркало, она заметила как изменился цвет ее кожи, и это напугало женщину больше всех остальных симптомов. Она позвонила своему врачу, но наткнулась на автоответчик, а эти пятна не могли ждать. Она села в машину и поехала в медицинский центр Чикагского университета, один из лучших в Америке. Ей пришлось подождать в приемной экстренной помощи около сорока минут, и когда ее вызвали, она встала и пошла к столу, но, не справившись с собой, рухнула на кафельный пол на виду у персонала. Последовала мгновенная реакция, и уже через минуту два санитара вкатили ее на каталке в кабинет. Одна из сестер несла сзади бумаги больной.
Молодой врач, которому предстояло осмотреть ее, оказался практикантом, это был его первый день в больнице. Он закончил университет и теперь специализировался на терапии.
— Что случилось? — спросил он, глядя на больную.
— Вот, — сказала сестра из приемного отделения, передавая врачу заполненные бланки. Врач быстро просмотрел их. Тем временем две медсестры принялись проверять пульс, измерять кровяное давление, температуру.
— Похоже на симптомы гриппа, но что это?
— Частота сердечных сокращений сто двадцать, кровяное давление.., одну минуту. — Медсестра проверила его еще раз. — Кровяное давление девяносто на шестьдесят? — удивилась она. Больная выглядела слишком нормально для столь низкого давления.
Тем временем врач расстегнул блузку женщины, и ему все сразу стало ясно. Он тут же вспомнил страницы своих учебников. Молодой практикант предупреждающе поднял руки.
— Немедленно прекратите все, чем вы занимаетесь. По-видимому, мы столкнулись с серьезным заболеванием. Я хочу, чтобы все, не теряя ни минуты, надели перчатки и защитные маски.
— Температура тридцать девять и семь, — сказала другая медсестра, отходя от пациентки.
— Это не грипп. У нее сильное внутреннее кровотечение, а эти пятна — это петачии. — Врач надел маску и сменил перчатки. — Вызовите сюда доктора Куинна.
Медсестра побежала выполнять его указание, а врач снова посмотрел на бланки, заполненные при приеме пациентки. Кровавая рвота, темный стул. Пониженное кровяное давление, высокая температура и подкожные кровоизлияния. Но ведь мы в Чикаго, запротестовал его мозг. Он взял шприц.
— Всем отойти назад, никто не должен приближаться к моим рукам, — сказал врач, ввел иглу шприца в вену пациентки и набрал пять кубических сантиметров крови.
— Что тут у вас? — спросил входя доктор Джо Куинн. Молодой врач перечислил симптомы, переставляя пробирки с кровью на стол.
— Что можешь сказать, Джо? — спросил он коллегу.
— Если бы мы находились в каком-нибудь другом регионе мира...
— Совершенно верно. Геморрагическая лихорадка, если такое вообще возможно.
— Кто-нибудь не спрашивал ее, ездила ли она недавно куда-нибудь? — спросил Куинн.
— Нет, доктор, — ответила сестра из приемного отделения.
— Пакеты со льдом, — сказала старшая медсестра, она уже успела принести целую груду. Пакеты поместили подмышки, вокруг шеи и всюду, где они могли охладить потенциально смертельный жар тела.
— Может быть, дилантин? — предложил Куинн.
— У нее еще не наступили судороги. Проклятье. — Врач взял хирургические ножницы и разрезал бюстгальтер. На груди пациентки тоже виднелись петачии. — Она серьезно больна. Сестра, позвоните доктору Клайну из отдела инфекционных заболеваний. Он сейчас дома. Попросите его немедленно приехать. А пока нам надо постараться сбить температуру, привести ее в сознание и выяснить где она была за последнее время, черт побери.
Глава 47
Пациент «Зеро»
Марк Клайн был профессором медицинского центра Чикагского университета и потому привык работать днем. Вызов почти в девять вечера удивил его, но он был врач и немедленно выехал в больницу. Этим вечером понедельника ему понадобилось двадцать минут, чтобы доехать от дома до отведенного для него места стоянки. Он миновал охранников, облачился в медицинский халат и, войдя в приемную «скорой помощи» со двора, спросил старшую медсестру, где находится доктор Куинн.
