неподалеку. Михаил его присутствие ощущал и думал о том, что, если бы имел бивни или ковш, то первую часть испытания выполнил бы шутя.
Но все, что достается легко, слишком быстро теряется. А Михаил собирался не на праздник, а на брань. Поэтому, вооружившись допотопным орудием, предком лопаты, неспешно копал в мерзлой земле квадратную яму. В ней ему предстояло провести трое суток в созерцании и отрешении, для возрождения в новой сути на время вернувшись в лоно земли. В былые годы шаманы, как и любые другие отшельники или воины, проходившие обряды инициации, уходили в пустыню на семь или семью семь дней. Но Дархан понимал, что ни у него, ни у его городского ученика на такие эпические подвиги времени точно нет. Он и так на целых пять лет отложил встречу с предками и айыы.
Солнце достигло полуденной отметки, когда временное жилище будущего шамана было закончено. За работой Михаил вспотел и поэтому холода не чувствовал. Однако через какое-то временя стылое дыхание мерзлоты начало к нему подбираться, пропуская по позвоночнику ток ледяного озноба, сковывая и без того затекшие от вынужденной неподвижности члены, парализуя волю. Скорчившись на дне ямы, как велел ритуал, в позе эмбриона, Михаил отстукивал неритмичную дробь зубами в безуспешной попытке согреться. Сосредоточиться или войти в состояние транса не удавалось. Все время в голову лезли какие-то посторонние суетные мысли, и в первую очередь о семье и о Вере. Как она там одна среди незнакомых людей, живущих первобытным укладом? Зачем он только впутал ее в эту историю?
За этими мыслями Михаил вдруг почувствовал, что стало как-то теплее. Солнце покинуло мягкую лежанку облаков, и один из его лучей светил прямо в лишенное крыши жилище шамана. А в этом луче играл и резвился похожий на гончую собаку или гепарда пестрый зверь с огненными крыльями и изгибающимся причудливыми петлями хвостом: то ли иранский Симург *, то ли славянский Семаргл * вроде тех, которых изображали на браслетах из рязанских кладов. Михаил даже боялся помыслить, но подспудно знал, кто послал ему этого духа Верхнего мира.
Перед глазами возникла картина древнего славянского капища в окрестностях еще не разрушенной Батыем Старой Рязани. Средневековые земледельцы и бояре, сняв кресты и пояса, свершали архаичный купальских обряд. Юная девушка с распущенными светлыми волосами, чертами лица похожая на Веру, сняв с длинных рукавов серебряные браслеты, плясала в кругу об руку с купавым добрым молодцем, не ведая, что это не просто пригожий парень из соседнего села, а сам Семаргл-Переплут. Михаил, конечно, пока не собирался смущать Веру историей ее семьи. Он просто до радужных мух в глазах следил за полетом невероятного гостя и согревался теплом его огненных крыл.
Ближе к вечеру Семаргл вслед за солнцем исчез, но холода все равно не ощущалось: тело словно покрылось длинной мохнатой шерстью с густым подшерстком и толстым слоем подкожного жира. Пейзаж тундры удивительным образом сменился реликтовым лесом, в котором царствовали хвойные, и обширными пастбищами с сочной высокой травой, способной обеспечить пропитание многочисленных стад гигантских травоядных животных.
Михаил с интересом смотрел на мир с высоты более чем пятиметрового роста, ощущал тяжесть мощных бивней, наслаждался своей мощью, силой и уверенностью, которая никуда не уходила даже с приближением саблезубых кошек. Докучливые хищники хоть и бродили окрест и опричь, но нападать не решались. Он кочевал вместе со своим стадом на бескрайних просторах, ограниченных лишь берегом океана, не обращая внимания на все усиливающийся холод и валящий даже посреди лета крупными хлопьями снег. Но травы и пригодных в пищу веток хвойных становилось все меньше, иссякали силы, приходилось преодолевать гигантские расстояния в поисках скудного корма, а докучливый холод подбирался все ближе…
Хотя нет, это вовсе не холод, а ледяной озноб, который колотит маленькое тельце ребенка. Да так, что даже в теплую погоду под ватным одеялом после чашки горячего чая с медом не получается согреться, а сам чай из-за дикой головной боли просится наружу. И перед глазами вместо завешанной ковром с мишками привычной стены комнаты их деревенского дома отчего-то виднеются очертания темного страшного подземелья, наполненного чудовищным смрадом, от которого трудно дышать.
«Левушка, что с тобой?» — по очереди спрашивают бабушка Валя и Катя.
«Похоже на дифтерию», — заглянув в горло, качает головой тетя Лена Царева.
«Какая дифтерия? У него же сделаны все прививки?»
Дедушка Валера уже вывел из гаража машину. Бабушки Валя и Катя только не могут решить, куда лучше ехать: в Москву или в Рязань.
А озноб все сильнее, и дышать совсем нечем. Из смрадного подземелья к распухшему горлу тянутся призрачные руки с зелеными когтями.
«Вы уже позвонили Вере с Мишей?» — ходит по веранде с сотовым дядя Вова Царев.
«Да куда ж им позвонишь? Они же в тундре. Говорила я Вере, зачем ее туда понесло?»
«Лева! Левушка! Держись!»
В самом деле, не стоило поддаваться на Верины уговоры. Но что бы сделала она? Если бы Михаил мог, он бы сам, как врачи прошлого, при помощи трубки оттянул из горла сына закрывающие зев тлетворные пленки, отдал бы всю свою кровь, чтобы его спасти.
«Поздно, голубчик, — раздался где-то рядом знакомый насмешливый голос. — А я тебя предупреждал. Не лезь в мои отношения с Хранительницей».
У Михаила посреди бескрайнего простора тундры перехватило дыхание, будто болезнь подобралась и к нему. Зачем он столько лет медлил, почему выбирал какой-то благоприятный момент? Константин Щаславович, как и опасался старый Дархан, ждать не стал. Ударил по самому больному. И что теперь делать, как взглянуть в глаза Вере? Она ведь отправилась сюда, чтобы его поддержать. Или еще не поздно побороться? Разве он не шаман? И разве Вера не помогла ему приручить могущественных духов?
И вот уже над постелью Левушки, а потом и над задним сиденьем машины, где на руках двух бабушек уложили малыша, закружился пестрый зверь с огненными крыльями, от одного присутствия которого черные призрачные руки мгновенно растаяли, словно дым. В это время смрадное подземелье огласили грозный трубный глас мамонта и топот его могучих ног. Властитель Нави поспешил убраться восвояси.
Дыхание Левушки выровнялось, по телу, предвещая снижение температуры, выступила испарина. Когда родители и теща доехали до Москвы, сын уже спал.
Михаил выбрался из ямы, и, возвращая телу подвижность, направился к реке, понимая, что обряд еще не закончен.
Лунная амальгама
Хотя река текла по вечной мерзлоте, холода Михаил не чувствовал. Вода, наоборот, обжигала,
