— Не могу, мне нагонять надо. Я и так отстаю по теории орошения.
— Какое, на фиг, орошение, когда пиво ждет? — возмутился рослый гилликинец по имени Эврик. — Поздно учиться, в разгар сессии. Перед смертью не надышишься. Преподы все равно бухие придут.
— Да я не из-за отметок. Просто хочу разобраться.
— Мы ушли, — послышалось в коридоре. — Не хочет идти — не надо, черт с ним! Пиво скиснет!
— Куда идете-то? Может, я к вам через часок завалюсь. — Бок настороженно снял ноги со скамеечки под столом, чтобы вовремя отскочить, если Эврик решит подхватить его, взвалить на плечи и унести на гулянку силой. Низкий рост Бока возбуждал у товарищей такую лихость.
— В «Мордатого свина», — ответил Эврик. — У них такая ведьмочка выступает — глаз не оторвешь. Из кембрийских, говорят.
— Ха! — усмехнулся Бок. — Ну тогда валяй, наглядись на нее хорошенько. Я приду как смогу.
Шумная процессия мальчишек двинулась дальше по коридору. Они стучали в комнаты других товарищей, да так, что портреты на стенах качались. Эврик задержался в дверях.
— Слушай, а может, ну их, этих лопухов — махнем сразу в «Приют философа»? — заговорщически подмигнул он. — В смысле потом, после пива? Гулять так гулять!
— Эврик, остынь!
— А что? Ты ведь сам интересовался, как там. Отчего бы не побаловать себя под конец семестра?
— Интересовался — одно. Смертью я тоже, может, интересуюсь, но умирать пока не тороплюсь. Иди, Эврик, не отвлекай. Там Кембрийская ведьма, забыл? Хотя, по-моему, это очередная завлекаловка. Кембрийские ведьмы перевелись больше века назад, если вообще когда-нибудь существовали.
Но Эврик медлил. Поднял воротник крутки, красный с обратной стороны — будто повязал на шею бант, символ знатного рода. Бок поймал себя на том, что невольно сравнивает себя с приятелем и что сравнение это не в его, Бока, пользу.
— Ну что еще? — нетерпеливо спросил он.
— Как-то ты изменился в последнее время. Я ведь вижу, не слепой. Что случилось?
— Да ничего не случилось!
— Нет-нет-нет. Ты можешь сказать мне не лезть не в свое дело, заткнуться, отвалить, но только не говори, что ничего не случилось. Ты совсем не умеешь врать, и это просто оскорбительно: можно подумать, ты меня за болвана какого-то держишь.
Тронутый заботой приятеля Бок чуть было не поведал ему сокровенные мысли, даже открыл было рот, но тут пробили часы. Эврик обернулся, и момент для исповеди ускользнул.
— Ты прав. Ради нашей дружбы я не буду тебе врать, но и объяснять пока ничего не стану. Манчики — упрямый народ, ты ведь знаешь. Иди гуляй, только не напивайся до беспамятства.
Бок еще хотел предостеречь друга от «Приюта философа», но вовремя спохватился: после таких предупреждений Эврик может назло туда пойти. Потрадиции северных дворян, от которой Бок всегда смущался, Эврик поцеловал его в обе щеки и лоб, хитро подмигнул и исчез.
Студенты высыпали на дорожку под окном и шумной толпой едва ли не вприпрыжку двинулись в пивную. Бок отодвинулся от окна, чтобы никто его не увидел и не вернулся, но зря волновался: ребятам было уже не до него. Они перевалили через первую половину экзаменов и получили передышку на пару дней. После сессии университетский городок опустеет: все разъедутся, останутся только самые чудаковатые профессора да самые бедные студенты. Бок был из последних. Он уже проводил здесь лето, и перспектива работать все каникулы в библиотеке — смахивать пыль с древних рукописей — пугала больше экзаменов.
Через дорогу тянулась стена конюшни, принадлежавшей какому-то богатею из престижного квартала. Дальше виднелись кроны фруктовых деревьев из сада Крейг-холла, а за ними — окна классных комнат и спален. Когда девушки забывали задернуть занавески (что случалось удивительно часто), можно было видеть, как они раздеваются. Не совсем голых, конечно — тогда бы он заставил себя отвернуться или обругал бы за то, что не отворачивается, — а в разных нижних юбках и сорочках, пеньюарах и корсетах. Лифчики да кринолинчики, пряжки да подтяжки — это была целая наука, наука о женском белье. Бок, у которого не было сестер, смотрел и не мог налюбоваться.
Крейг-холл был слишком далеко, чтобы различить отдельных девушек, а Бок мечтал увидеть сейчас ту, которая ему приглянулась. Ну вот, теперь не сосредоточиться. Черт побери! Его же выкинут из университета, если он провалит экзамены. А значит, плакали надежды отца, старика Бри, и всей деревни, и всей округи.
Проклятие и еще раз проклятие! Жизнь несправедлива, а крохами, конечно, не насытишься. Против собственной воли Бок подскочил к вешалке, нацепил студенческий картуз, промчался по коридорам, скатился по витой каменной лестнице и вылетел во двор. Нужно было немедленно что-нибудь предпринять, и в голову ему как раз пришла мысль.
Он кивнул сторожу, вышел за ворота, повернул налево и пошел по дороге, старательно маневрируя между высокими кучами конского навоза. Хорошо хоть все приятели ушли на попойку; перед ними теперь не осрамишься. Бок дважды повернул налево и скоро очутился у конюшенной стены. Поленница, неплотно закрытая ставня, железный крюк — как раз удобное место. При своем низком росте Бок был легок и проворен. Без единой царапины он влез на жестяной карниз и по-паучьи вскарабкался по крутой крыше.
До чего просто! Как это он раньше не догадался? Он ведь мог забраться сюда недели, месяцы назад. Но только сегодня вечером ребята гуляют, и никто не увидит его из окон Бриско-холла. Какое счастье, что он не пошел вместе с Эвриком и остальными! Зато теперь он сидит на конюшенной крыше, прямо напротив окон девичьих спален, а внизу ветер шуршит листвой, будто рукоплещет его успеху. Вот в окнах появились девушки, как будто специально ждали в коридоре, пока Бок устроится поудобнее. Словно знали, что он придет.
Отсюда, при более близком рассмотрении, они уже не были так хороши. Но где же та, ради которой Бок сюда влез?
Но хороши — не хороши, а видны как на ладони. Чего стоят одни их пальцы, которыми эти юные создания развязывают шелковые банты, стягивают перчатки, расстегивают перламутровые пуговички, помогают друг другу распутать труднодоступные тесемки и запускают пальчики туда, где парням и не снилось оказаться! А волосы, растущие в самых неожиданных местах, — как удивительно! Руки Бока сжимались и разжимались, словно мечтали ощупать то запретное, что видели глаза. Но где же, где же она?
— Эй, ты что там делаешь?
От неожиданности Бок потерял равновесие. Видно, судьба, подарившая незабываемое зрелище, теперь намеревалась его убить. Отчаянным взмахом руки юноша попытался зацепиться за трубу, но не достал и кубарем скатился с крыши. Проломился сквозь ветви груши, наверное, спасшие его от смерти, и рухнул на грядку салата так, что воздух вышибло через все возможные отверстия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
