— Слышал ли я о профессоре Дилламонде? — недоверчиво переспросил Бок. — Да он же самый известный биолог во всем Шизе!
— И к тому же Козел.
— Да-да. Эх, как я мечтаю у него учиться. Наши преподаватели отзываются о нем с неизменным почтением. Когда-то давно, во времена регента Пасториуса, профессора Дилламонда приглашали читать лекции в Бриско-холл, но из-за нынешних запретов это невозможно. Я так никогда и не был на его занятиях. Только видел один раз на вечере поэзии в прошлом году. Но даже это было для меня настоящей честью…
— Может, он и знаменитый биолог, но страшно скучный и надоедливый тип. В общем, ваша мисс Эльфи работает у него. И регулярно докучает мне своими рассказами. Похоже, его занудство заразно.
— Само собой, — поддержал Кроп. — В лабораториях только зараза и витает.
— Вот-вот, — подхватил Тиббет. — Пользуясь случаем, замечу, что вы и вправду так красивы, как вас расписывает Бок. До сегодняшней встречи мы считали его рассказы плодом воспаленного воображения, но…
— Знаете, мисс Галинда, — сказал Бок. — С моими друзьями и вашей соседкой у нас не остается ни единого шанса на дружбу. Может, лучше сразимся на дуэли и убьем друг друга? Возьмем по пистолету, отсчитаем десять шагов и — бабах! Это разом избавит от всех хлопот!
Галинде шутка не понравилась. Она сухо кивнула и вместе с подружками продолжила путь вдоль канала.
— Надо же, какой милый, словно игрушка, — донесся до Бока грудной голос Шень-Шень.
Голоса девушек затихли. Бок обернулся к Тиббету и Кропу, чтобы излить на них свой гнев, но те, смеясь, затеяли возню, и они втроем рухнули на остатки завтрака. Со всей отчетливостью Бок осознал, что изменить друзей невозможно, а раз так, то и пытаться не стоит. Что, в самом деле, для него их насмешки, когда Галинда его на дух не переносит?
Через пару недель снова выдался выходной, и Бок отправился на Вокзальную площадь. Остановился около киоска, поглазел на витрину: сигареты, дешевые любовные талисманы, рисунки раздетых до неприличия женщин и календари с живописными картинами и короткими надписями: «Лурлина всегда живет в нашем сердце», «Заботьтесь о законах Гудвина, и они позаботятся о вас», «Да восторжествует правда Господня». Как всегда, среди патриотических и религиозных воззваний ни одного роялистского. За шестнадцать лет после переворота, в результате которого Гудвин, нынешний Волшебник Изумрудного города, вырвал власть у регента Пасториуса, роялисты ушли в тень и не давали о себе знать. Казалось бы, здесь, в Гилликине, на родине Озмы, должно было в первую очередь возникнуть сопротивление, но страна процветала, и оппозиция ушла в подполье. К тому же все слишком хорошо знали, что ждет храбрецов, решивших открыто выступить против Волшебника.
Бок купил столичную газету. Номер, который ему дали, вышел в Изумрудном городе несколько недель назад, но только недавно прибыл сюда. Устроившись за столиком в кафе, Бок прочел, как в столице разогнали демонстрацию Зверей у правительственного дворца, а в новостях из провинций — о тяжелой засухе в Манчурии. Не успевали редкие грозы напоить землю, как вода просачивалась глубже, оставляя почву сухой. Писали, будто в Винкусе найдены подземные озера, запасов воды в которых хватило бы на всю страну. Волшебника просят провести каналы до Манчурии, но он отказывается. Дорого, мол.
«Да сбросить этого Гудвина, и дело с концом», — раздраженно подумал Бок, свернул газету и… увидел перед собой Эльфабу. Одну, без подружек и опекунши.
— Ну и лицо у вас, Бок, — рассмеялась она. — Еще необычнее, чем когда вы признавались в любви моей соседке.
— Это тоже любовь… но к стране, — задумчиво сказал юноша, потом опомнился и вскочил со стула. — Не хотите ли присоединиться ко мне? Пожалуйста, садитесь. Если, конечно, вам можно — без сопровождающих.
Эльфаба села и позволила Боку заказать для нее чай. Выглядела она бледнее обычного. В руках держала бумажный сверток.
— Посылка сестре, — объяснила Эльфаба, проследив за его взглядом. — Она, как и моя соседушка, любит яркие наряды. Вот купила ей платок на базаре: красные розы на черном фоне.
— Я не знал, что у вас есть сестра, — сказал Бок. — Разве она тоже играла с нами в детстве?
— Нет. Нессароза младше меня на три года. Скоро приедет в Крейг-холл.
— Она такая же сложная, как и вы?
— Да, непростая, но это отдельная история. Нессароза больна, и довольно тяжело. Даже наша кошмарная Кашмери не вполне еще знает, насколько тяжела эта болезнь. Но ничего, я уже повзрослела; надо будет — защищу. В порошок сотру любого, кто попытается обидеть мою сестру. Судьба и так ее не пожалела.
— А с кем она живет? С матерю?
— Мама умерла. Считается, что за Нессой ухаживает отец.
— Считается?
— С ним тоже не все так просто. Папа — весь в религии. — Эльфаба провела одну ладонь кругом над другой — жест, означавший, что можно сколько угодно крутить жернова, но если зерна между ними нет, муки все равно не получится.
— Тяжко вам. От чего умерла ваша мама?
— Умерла во время родов. Ну все, хватит обо мне.
— Тогда расскажите о профессоре Дилламонде. Говорят, вы у него работаете.
— Лучше вы расскажите, как продвигается борьба за ледяное сердце Галинды.
Вопрос вернул мысли Бока в привычное русло.
— Я ни за что не отступлюсь! Стоит ее увидеть — и во мне все пылает, я прямо сгораю от любви. Не могу говорить, ясно думать — я словно засыпаю и вижу сны. Вы меня понимаете?
— С трудом. Мне никогда ничего не снилось, — призналась Эльфаба.
— Неужели нет никакой надежды? Галинда хоть допускает мысль, что ее чувства ко мне могут измениться?
Эльфаба оперлась локтями о стол, положила подбородок на руки и переплела пальцы так, что только вытянутые указательные прижались к ее тонким сероватым губам.
— Знаете, Бок, — задумчиво сказала она. — Галинда уже начинает мне нравиться. Сквозь ее самообожание иногда проглядывает ум. Она умеет думать. Если запустить ее мозги в работу и слегка направить в нужное русло, Галинда и о тебе, наверное, задумалась бы, и даже с приязнью. Так мне кажется. Всего лишь кажется, я не знаю наверняка. Но когда она снова становится собой — кокеткой, способной тратить по два часа в день на завивку своих драгоценных волос, — то все, разумная Галинда как будто запирается в какой-то каморке и перестает общаться с миром. Как будто прячется от сложностей жизни. Для меня это странно. Я, может, и сама не прочь сбежать от действительности, вот только не знаю как.
— Вы слишком резки и несправедливы к ней, — осуждающе сказал Бок. — Если бы Галинда услышала ваши слова, то пришла бы в ужас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
