12 марта 34-я «Мозельланд», 4-я горная и 198-я Вюртемберг-Баденская пехотная дивизии были упомянуты в сообщении ежедневной газеты Вермахта. В действительности это была лебединая песня, потому что от этих дивизий почти ничего не осталось. Следующим утром я доложил в штаб дивизии. Так как у меня теперь буквально не было части для командования, я стал простым солдатом в распоряжении командира нашей дивизии, который в то время принял временный штаб корпуса, названный «Korpsgruppe von Horn». Термины «дивизия», «корпус» или «армия» теперь были довольно бессмысленными. В действительности они представляли собой выжженные остовы, без сколь-нибудь существенной боевой мощи.
Следующие дни, если нам и удавалось отдохнуть, то только тогда, когда противник перегруппировывал свои части, или ждал прибытия тяжелого вооружения, или останавливался для проведения техобслуживания танков.
Так как я был без команды, генерал-лейтенант фон Горн использовал меня как своего рода адъютанта для выполнения задач разного рода, требующих офицера с изрядным опытом боев.
Во-первых, я должен был контролировать передовой КП с несколькими посыльными. Главный КП уже был перемещен дальше на юг. Так как в дневное время можно было осматривать местность впереди на довольно большое расстояние, мы фактически были в безопасности от сюрпризов. Но поздно днем на горизонте появилось множество русских, включая кавалерийскую часть. Они двигались непосредственно к нам с опасной быстротой! Полевым телефоном я сообщил командным пунктам каждой из «дивизий» нашего временного корпуса, что я был вынужден прервать связь и переместиться к новому командному пункту корпуса. Генерал Герман Бернард Рамке лично подошел к трубке, когда я говорил со штабом 2-й парашютной дивизии. Он приказал, чтобы я остался и поднял бой против наступающего противника. Я не смог его переубедить, говоря, что у меня только несколько посыльных и телефонов и, вероятно, мы просто не сможем оказать никакого сопротивления. Он сказал: «Вы останетесь, и вы будете сражаться! Понимаете? Я тоже собираюсь остаться здесь и сражаться!» Так как русские тем временем были уже в опасной близости и даже обошли нас на западе, я проигнорировал директиву Рамке и приказал разъединить телефон, после чего мы быстро скрылись.
После этого, между прочим, я больше ничего не слышал от генерала Рамке. Однако он, должно быть, передумал о проведении фанатичной обороны. Иначе он не мог бы оказаться в роли командующего береговой крепости Бреста, во Франции, летом 1944 года[24].
Я направился к главному КП корпуса, чтобы доложить о переносе моего передового КП к Ia. Я объяснил, что русские просто подошли слишком близко. Я сказал ему, что, по моей оценке скорости передвижения русских, я полагал, что противник вполне может быть недалеко и от основного КП. В действительности, сказал я, мы уже должны видеть с окраины города их передовые части…
Мы очень быстро покинули ту позицию!
В конечном счете мое предложение установить на командном пункте пулемет более не обсуждалось.
Моей следующей задачей было командование на месте понтонной переправой через украинскую реку Буг, между Савраном и Первомайском. (См. карту 10-1.)
Задача командира переправы состоит в том, чтобы регулировать движение по мосту и, в случае необходимости, в нужное время уничтожить переправу. Меня поддерживала часть полевой жандармерии, бойцы которой непосредственно управляли движением по мосту, проверкой пропусков и приказов и так далее. Эта должность подразумевала время от времени изменение приоритета проезда по переправе; к примеру, боевая часть, движущаяся в направлении противника, пользовалась преимуществом прохода. Мне никогда не приходилось этим заниматься. Во время французской кампании в 1940 году это было почти правилом, потому что все боялись опоздать.
Когда дело доходит до отхода, не говоря уже об отступлении, было бы лучше всего назначить на должность командира переправы фельдмаршала, нежели капитана. Нет ничего труднее, чем заставить вышестоящего офицера понять, что здесь, на мосту, командир переправы должен принимать решения от лица командира того офицера. За всю свою карьеру я никогда не вызывал в свою сторону столько придирок и ругательств от полковников, майоров, штабных офицеров и так далее, как за те два дня на переправе! Полевые жандармы — так называемые «цепные псы»[25] — были абсолютно глухи к проклятьям и угрозам расправы, включая многочисленные угрозы полевым судом, когда они не исходят от их непосредственных командиров. Я решил, что я могу многому у них научиться.
Самая важная задача командира переправы — в нужный момент уничтожить мост. Чтобы обеспечить безопасный переход всех дружественных частей, мосты не должны быть уничтожены ни секундой ранее; чтобы гарантировать, что противник не сможет преследовать уходящие дружественные силы через мост, ради Бога не опоздайте с взрывом моста ни на секунду! Идеальный момент нажатия рычага взрывной машинки — когда последний наш солдат, пересекающий реку, сходит с моста, и первый «плохой парень» начинает на него подниматься. К сожалению, редко так получается.
Некоторые из нас могут помнить, как Гитлер приказал расстрелять майора Шеллера, ответственного за мост Людендорффа в Ремагене в марте 1945 года, потому что взрыватель заложенного заряда не сработал в результате огня противника, и мост попал в руки американцев почти неповрежденным[26]. К несчастью, ни один высокопоставленный офицер не посмел предотвратить эту жестокую, бессмысленную казнь!
За эти два дня я ни разу не сомкнул глаз. Днем я непрерывно осматривал мост и держал контакт с сержантом-сапером, который должен был нажимать на рычаг взрывной машинки. Ночью я стоял на северном берегу и вслушивался в темноту. Кроме того, у нас были посты наблюдения перед мостом; части противника могли появиться у моста раньше нашего арьергарда или даже перед нашими рассеянными частями.
Через два дня отступающие посты сообщили, что русские приближались к мосту по окружности. Мы убрались с моста, и я отдал приказ на подрыв. Во многих случаях результат подрыва моста оказывается сомнительным. Войска с современным оснащением едва ли возможно остановить даже взорванным мостом. После взрыва средние секции нашего моста медленно поплыли по реке вниз по течению.
Северные и южные концы моста оказались выброшены из воды на берега. С маленького холма мы увидели русских у реки и затем вернулись к командному пункту корпуса, где выяснилось, что нас прикрывали только тонкие линии патрулей. Никто из нас не мог знать, сколько наших товарищей осталось позади на северном берегу реки. У меня до сих пор остаются значительные сомнения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
