– Меня тоже в этой жизни многое удивляет. Никак я в толк не возьму: зачем известной меценатке, владелице балетной школы, приме балета понадобилось являться в гости к алкашу-сантехнику Петру Земцову с визитом?
– Повторяю, я понятия не имею, кто это такой! Я не понимаю… Решительно не понимаю, о чем вы толкуете. В чем подозреваете? Я не знаю никакого Петра Земцова!
– Василиса Андреевна, отпираться бесполезно. Есть свидетели, которые двадцать пятого декабря около шести часов вечера видели вас и ваш золотой «Порше» у подъезда дома Земцова. Свидетель утверждает, что вы вошли в подъезд и поднялись на этаж, где жил Земцов. Вечером того же дня, между семнадцатью и двадцатью часами, Земцов был убит.
– Свидетель утверждает, что именно я – Василиса Берн – там была?
– Нет.
– Свидетель указал мой номер машины?
– Золотые «Порше» в Москве можно пересчитать по пальцам.
– В таком случае я должна вам заметить, что вы используете неверные юридические термины, – холодно сказала Василиса. – У вас нет никаких доказательств, что там была я. Это лишь предположение, верно? У меня есть алиби. Должна вам напомнить, госпожа Зотова, что вечером двадцать пятого декабря в семнадцать часов вечера я была в Следственном управлении у вас в кабинете! Потом незамедлительно отправилась в ресторан, на встречу со своим другом режиссером Иваном Аркадьевичем Варламовым. Оставшуюся часть вечера я провела с ним.
– Во сколько вы с Варламовым встретились?
– В четверть седьмого.
– А из Следственного управления вы вышли без четверти шесть. Аналогичную вашей машину и женщину, похожую на вас, свидетельница видела у дома Земцова около восемнадцати часов вечера. До дома Земцова отсюда от силы пятнадцать минут. Не проходит ваше алиби!
Берн потерла виски и закрыла глаза:
– Господи, я не понимаю, что происходит. Это какой-то ад! Ад!
– Василиса Андреевна, зачем вы поехали на квартиру к Земцову? Что вы там делали? Что вас связывает с Петром Земцовым? Расскажите мне, тогда я, возможно, смогу вам помочь.
– Смею вас уверить, что мне поможет мой адвокат, – сухо сказала прима. – Если вы собираетесь предъявить мне какие-то обвинения, то следуйте букве закона и приглашайте с адвокатом. В противном случае я буду жаловаться на вас в Следственный комитет и прокуратуру. Я – известная, уважаемая личность. С меня довольно ваших провокаций! – Василиса вскочила со стула, уронив с коленей сумочку. Она раскрылась, и содержимое рассыпалось по полу. Прима присела, сгребла рассыпавшиеся предметы в сумку и поднялась. Лицо ее полыхало гневом.
– Вы кое-что забыли, – сказала Зотова и подняла журнал, который скользнул под стол, к ее ногам. Это был каталог работ художника Дербеша. Аналогичный Зотова видела в комнате убитой Вероники Колесниченко.
– Увлекаетесь живописью Дербеша? – ненавязчиво поинтересовалась она.
– Юлиан Дербеш – один из моих коммерческих проектов, – вяло объяснила Василиса. – Он так хорош внешне, что я закрыла глаза на отсутствие таланта. Мне порой даже стыдно за его мазню, поэтому я не афиширую свою непосредственную причастность к его успеху. В некотором роде я серый кардинал проекта.
– Зачем же вы стали продвигать художника, если вам не нравится его творчество? – с недоумением спросила Зотова.
Василиса пожала плечами и снова села на стул:
– Из любопытства. Как вы знаете, я довольно давно занимаюсь меценатством и помогаю молодым дарованиям получить признание. Однако тенденции последнего времени огорчают. В большинстве своем люди обленились и не хотят вникать в высокое искусство, ведь, чтобы его понять, надо думать. Народ глотает суррогат, который ему преподносят на блюдечке. Главное, чтобы было ярко, оригинально и модно, а то, что поверхностно, – не имеет значения. Прежде я занималась только уникальными талантами. Но в определенный момент мне стало интересно: способна ли я вывести в свет, так сказать, успешный продукт нового времени. Юлиан очень вовремя подвернулся мне под руку и оказался отличным материалом.
– Ужасные вещи вы говорите, но я должна признать, что вы отчасти правы. Время изменилось. Судя по всему, у вас все прекрасно получилось. Поздравляю, – насмешливо сказала Зотова. – Вы в курсе, что Вероника Колесниченко увлекалась работами вашего, так сказать, «продукта нового времени»?
– Моя дочь им увлекается, вот что прискорбно, – с грустью усмехнулась Василиса. – У Вероники, в отличие от моей непутевой дочери, прекрасный вкус. Она превосходно разбирается в хорошей живописи.
– Сочувствую. Однако я своими глазами видела каталог работ Юлиана Дербеша у Колесниченко в комнате. И Яков Сергеевич мне сказал, что Вероника собирала репродукции работ этого художника.
– Да, собирала. Она собирала работы своего брата из спортивного интереса. Ее это забавляло.
– Брата? – ошеломленно переспросила Зотова. – Юлиан Дербеш брат Вероники?
– Троюродный, хотя фамилия у них одна – Колесниченко. Юлиан Дербеш – это псевдоним. Согласитесь, модный художник Юлиан Дербеш звучит гораздо привлекательнее, чем Юра Колесниченко. Надеюсь, эта информация останется между нами! Юлиан даже паспорт сменил, чтобы информация о его настоящем имени не стала известна публике.
– Почему вы раньше мне ничего не рассказали?
– Вы не спрашивали. Потом, разве это имеет какое-то отношение к смерти Вероники?
– Пока не знаю, – задумчиво постукивая ручкой по протоколу, сказала Зотова.
– Не надо Юлиана впутывать в эту историю! Он очень далек от всего, что случилось с Вероникой, и пребывает в данный момент в жесточайшей депрессии, что очень плохо сказывается на результатах его работы.
– Он так любил свою сестру?
– Депрессия у парня началась гораздо раньше смерти Вероники. Честно говоря, я уже устала его вытаскивать из периодов застоя, – вздохнула прима. – Творческие личности в большинстве своем страшно неблагодарные свиньи. Как только раскручиваются, мгновенно забывают о том, кому они обязаны своими достижениями. – Василиса замолчала и ушла в себя, размышляя о чем-то. А потом словно встрепенулась и заговорила жестко: – Вы спрашивали, любил ли Юлиан свою кузину? Он никого не любил. Классический нарцисс любит только себя. Еще Юлик любит страдать, лишь бы повод был. Умоляю, не давайте ему повода!
– Значит, у Дербеша с сестрой были неважные отношения?
– Никаких отношений у них не было. Они не общались.
– Почему?
Василиса пожала плечами:
– Просто не общались, и все, без всякой причины. Так бывает. Вы разве общаетесь со всеми своими родственниками? – спросила Берн.
– Нет, но я и не слежу за их жизнью.
– Потому что среди ваших родственников, вероятно, нет публичных персон, которые постоянно мелькают в прессе, – усмехнулась Василиса. Елене Петровне пришлось с ней согласиться.
– Почему Вероника скрывала ото всех, что Дербеш ее родственник?
– Честно говоря, не знаю. Вероника была натурой скрытной. Возможно, она не рассказывала о нем никому, потому что Дербеш – бездарность. А у моей воспитанницы был прекрасный вкус. Не знаю.
– Они вообще не общались?
– Ну почему? Когда Юлиан два года назад приехал покорять Москву, Вероника с ним встречалась пару раз. Дербеш тоже из Брянска. Потом отношения сами собой сошли на нет. Полагаю, они не нашли общего языка друг с другом. Честно говоря, я подозревала, что Вероника немного завидовала брату. К Юре успех пришел легко, не без моего участия конечно. Веронике приходилось вкалывать до седьмого пота. Такова специфика балета. Надо постоянно работать как лошадь и ограничивать себя во всем.
– Почему вы так решили?
– Вероника как-то созналась мне в доверительной беседе, что мечтает добиться большего, чем ее брат. Я ее подбодрила, сказала, что все будет именно так. Ее успех будет несоизмерим с популярностью Дербеша. Не получилось, – Василиса вздохнула. – У вас ко мне все?
– Протокол подпишите и подписку о невыезде. Из города до завершения следственных мероприятий прошу никуда не уезжать. Не хочу вас расстраивать, Василиса Андреевна, но положение у вас довольно серьезное! Оно усугубляется тем, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием по делу об убийстве Земцова. Я вызову вас в ближайшее время на проведение процедуры опознания и других следственных действий. Позаботьтесь об адвокате – он вам действительно скоро понадобится.
Василиса подписала протокол, забрала пропуск и, стуча каблучками, направилась к двери. Походка у нее была величественной и красивой. Прима взялась за ручку двери, обернулась и посмотрела задумчиво на Зотову:
– За что вы меня так ненавидите? Я чувствую, что дело не в ваших подозрениях! Это что-то личное. Именно поэтому вы не хотите видеть очевидного – все, что происходит, направлено против меня. Возможно, против моей школы. Я никого не убивала, но кто-то планомерно меня подставляет!
