Человек сидел в кресле-качалке и скалился. Толстый кот сидел у него на руках и щурил на меня свои блядские миндалевидные глаза, как у Дианы. Потом он потянулся и спрыгнул на пол. Лапы мягко коснулись пола, и он направился было ко мне, виляя задом, но вдруг остановился. В самом деле, от меня пахло не розами и не лавандой. После длительных колебаний кот все-таки направился ко мне с громким и настойчивым мурлыканьем. Приспособленцы они, эти кошки, и хорошо соображают, когда им понадобится новый хозяин, который их будет кормить. Потому что на прежнего рассчитывать уже не приходится.
Оскал Синдре О объяснялся тем, что от углов его рта в стороны шли кровавые полоски. Иссиня-черный язык торчал из разрезанной щеки, и мне были видны десны и зубы на нижней челюсти. Теперь угрюмый крестьянин напоминал Паку-Мана из древней компьютерной игрушки, но вряд ли эта широкая улыбка от уха до уха стала причиной его смерти. Еще два кровавых штриха перекрещивались у него на горле. Удушение сзади, гарротой — нейлоновой леской или тонкой стальной проволокой. Я со свистом выдохнул через нос, пока мозг сам бросился реконструировать произошедшее без всякой дополнительной команды с моей стороны: Клас Грааф проезжал мимо фермы и увидел на мокрой глине следы моей машины, которые сворачивают во двор. Наверное, он проехал дальше, поставил машину, вернулся пешком, заглянул в амбар и увидел там мою машину. Синдре О наверняка все это время стоял на крыльце. Подозрительный и хитрый. Сплевывал и отвечал уклончиво, когда Грааф стал расспрашивать его обо мне. Интересно, денег ему этот голландец предложил? И вошли ли они в дом? Во всяком случае, Синдре О явно оставался начеку, потому что, когда Клас Грааф накинул на него сзади гарроту, фермер ухитрился опустить подбородок, так что петля не попала на горло. Они боролись, леска или проволока соскользнула на подбородок, и Грааф потянул ее и разорвал Синдре щеки. Грааф был силен, и смертоносная удавка наконец оказалась на горле злосчастного старикана. Немое свидетельство немого убийства. Но почему Грааф не поступил проще, не воспользовался пистолетом? Как-никак отсюда больше километра до ближайшего жилья. Наверное, чтобы не спугнуть меня, если я где-то рядом. Вдруг меня осенило: да у него просто не было никакого огнестрельного оружия. И я тут же выругался про себя. Потому как теперь оно у него есть, я сам поднес его ему на тарелочке — оставить «глок» на кухонном столе в домике, это каким надо быть идиотом?
Я услышал, как что-то капает, и глянул на кота, устроившегося между моих ног. Розовый язычок ходил туда-сюда, лакая кровь, стекавшую по моей разорванной рубашке и капающую на пол. Я почувствовал, как мной овладевает одуряющая усталость. Сделал три глубоких вдоха. Надо сосредоточиться. Начать думать, действовать, это единственный способ не подпустить к себе парализующий страх. Прежде всего — найти ключи от трактора. Я бродил наобум из комнаты в комнату и открывал шкафы. В спальне обнаружилась единственная пустая коробка от патронов. В коридоре я нашел шарф и туго намотал на шею, так что кровь наконец перестала капать. Но ключей не было. Я посмотрел на часы. Грааф мог уже спохватиться и начать искать собаку. Наконец я снова вернулся в гостиную, наклонился над трупом Синдре и проверил его карманы. Есть! Даже с логотипом «Мэсси Фергюсон» на брелоке. Времени мало, но нельзя допустить ни малейшей небрежности, надо все делать как можно тщательней. Значит, так: когда найдут Синдре О, то место убийства будет тщательно обследовано, в том числе на предмет следов ДНК. Я помчался на кухню, намочил полотенце и вытер свою кровь во всех комнатах, куда заходил. Стер все возможные отпечатки пальцев со всех вещей, к которым прикасался. Когда я уже стоял в сенях, собираясь уходить, взгляд мой упал на винтовку. А что, если мне наконец повезло, вдруг там остался патрон? Я схватил винтовку и взялся за то, что, видимо, было затвором, дернул, потянул, услышал щелчок в этом, как его, казеннике, что ли, и наконец открыл камору ствола. В ней виднелась только красноватая ржавчина. Патрона не было. Послышался звук, я поднял взгляд. Кот стоял на пороге кухни и смотрел на меня печально и жалобно: я ведь не оставлю его тут? Чертыхнувшись, я пнул эту вероломную тварь, тот отскочил и бросился в гостиную. Затем я протер винтовку, поставил на прежнее место и закрыл за собой дверь, пихнув ее ногой.
Трактор заревел заводясь и продолжал реветь, когда я выезжал из амбара. Я не дал себе труда закрыть за собой дверь. Потому что слышал, как ревет мотор: «Клас Грааф! Браун пытается смыться! Скорей, скорей!»
Я дал полный газ. Отправился по той же дороге, по которой сюда приехал. Только теперь темень была полнейшая, и свет тракторных фар плясал на дорожных выбоинах. Я безуспешно искал «лексус», он ведь должен стоять где-то здесь. Нет, наверное, я не прав, он поставил его где-нибудь подальше. Я провел рукой по лицу. Зажмурился, выдохнул — я не устал, я не вымотан, вот так!
Полный газ. Настойчивый, протяжный рев. Куда теперь? Прочь. Свет фар сузился, темнота словно напирала снаружи. Снова ощущение туннеля. Скоро сознание меня покинет. Я вздохнул так глубоко, как только мог. Кислорода в мозг! Спасайся, бодрствуй, живи!
В монотонном реве мотора появился новый обертон.
Я понял, что это, и крепче уцепился за баранку.
Другой мотор.
В зеркале заднего вида блеснули фары.
Сзади неторопливо приближалась машина. А почему бы и нет? Мы одни в этой глухомани, у нас вся вечность в запасе.
Единственное, что мне оставалось, — это не пропустить его вперед, чтобы он не мог загородить мне дорогу. Я вырулил на середину гравийной дороги и пригнулся как можно ниже к рулю, чтобы стать как можно менее удобной мишенью для «глока». За поворотом дорога вдруг сделалась прямей и шире. И Грааф, словно зная это заранее, прибавил газа и поравнялся со мной. Я резко взял вправо, чтобы спихнуть его в кювет. Но поздно, он успел проскочить вперед. Я уже и сам приближался к кювету и, отчаянно крутанув руль, снова выехал на гравий. Я опять был на дороге. Но впереди горел красный свет. Точнее, два. Тормозные огни, свидетельствующие, что машина впереди остановилась. Я тоже затормозил, но продолжал сидеть, не выключая мотора. Я не хотел умереть тут, в хуторской глуши, как бессловесная овца. Мой единственный шанс теперь — дождаться, чтобы он вышел из машины, и раздавить его, насмерть, раскатать гигантскими задними колесами, словно пряничное тесто — скалкой с крупным рисунком.
Водительская дверь распахнулась. Я слегка нажал на газ, проверяя, насколько быстро реагирует мотор. Не очень-то быстро. Голова закружилась, и поле зрения снова стало сворачиваться, но я заметил появившуюся из машины и приближающуюся ко мне фигуру. Я прицелился, обеими руками цепляясь за остатки сознания. Высокий, тощий. Высокий, тощий? Клас Грааф не высокий и не тощий.
— Синдре?
— What?[25] — отозвался я, хотя отец энергично вколачивал в меня, что надо говорить: «I beg you pardon?», «sorry, Sir?», «how can I accommodate you, madame?».[26] Я сполз вниз по сиденью. Он не разрешал матери сажать меня на колени. А то парень вырастет неженкой. Отец, ты видишь меня? Что, неженка я? Можно, я посижу у тебя на коленях, отец?
И я услышал, как чудесный норвежский говорок пропел в темноте, чуть запинаясь:
— Are you from the…[27] мм, психушка?
— Психушка? — повторил я.
Он подошел сбоку к кабине, и я смотрел на него искоса, из последних сил цепляясь за руль.
— Ой, простите, — сказал он. — У вас вид, как… как у… Вы что, упали в навозную яму?
— Да, свалился нечаянно.
— Понял. Я остановил-то вас, потому как вижу, трактор-то Синдре. А еще у вас собака висит на косилке.
Значит, я все-таки недостаточно сосредоточился. Ха-ха. Я просто-напросто забыл про эту собаку, слышишь, отец? Слишком мало крови осталось в мозгу. Слишком много…
Пальцы утратили чувствительность и соскользнули с руля. И я вырубился.
15. Время для посещений
А проснулся я в раю. Все было белое, и ласковый ангел склонился надо мной, лежащем на облаке, и спросил, знаю ли я, где я. Я кивнул, и ангел объяснил, что кое-кто хочет со мной поговорить, но спешки нет, он может подождать. Да, подумал я, он может подождать. Потому что, как только он услышит, что я сделал, он тут же выкинет меня отсюда, из всей этой мягкой, роскошной белизны, в кузнечный цех, в плавильную печь, в вечную кислотную ванну моих грехов.
Закрыв глаза, я прошептал, что не хочу, чтобы сейчас меня беспокоили.
Ангел понимающе кивнул, поплотнее укрыл меня облаком и ушел, стуча деревянными подошвами сабо. Прежде чем за ангелом закрылась дверь, до меня донесся гул голосов из коридора.
Я пощупал повязку на шее. В памяти всплыли какие-то отрывочные картинки. Лицо высокого тощего мужчины надо мной, заднее сиденье машины, мчащей на полной скорости по петляющей дороге, какие-то двое в белых халатах, перекладывающие меня на носилки. Душ. Я лежал под душем! В теплой, чудесной воде, пока снова не вырубился.
