тебе то, за чем ты сюда пришла. Если нет – одной раной на ноге не отделаешься.
– От пьянчуг в женавских канавах я слыхала угрозы и пострашнее, старик.
Кочо усмехнулся.
– Мне известно кое-что, чего не знают те пьяницы. То, что ты далеко не такая мерзкая и холодная, какой хочешь казаться. Так что просто давай, веди себя хорошо. И без фокусов, ладно?
Он ушел в глубину коридора и ни разу не оглянулся. Несколько секунд я раздумывала, стоит ли за ним следовать, но когда у тебя по палке в каждой руке, перспектива прогулки под ливнем выглядит не очень заманчиво. Я поковыляла за стариком.
Коридоры ветхого дома укрывала густая тень. Сквозь открытые проемы дверей и решетчатые окна проникал тусклый свет, а дождь нескончаемо лепетал, но не находил дыр в крыше. Вероятно, когда-то вода текла – на полу виднелись темные пятна оттертой плесени, потолок был местами неумело залатан. Лучше плохая крыша, чем никакой, однако Кочо предпочитал не смотреть на следы поспешной починки, как будто это его огорчало.
– Не всегда дом выглядел как сейчас, – произнес старик, оборачиваясь ко мне, пока я неуклюже ковыляла за ним. – В свое время он был величественным.
– Значит, Знахарь не так хорошо латает дома, как раны от стрел?
Губы Кочо скривились чем-то вроде усмешки.
– Это место ему не принадлежит. Он им просто пользуется. Я вырос неподалеку, в маленьком городке Эсвар у подножия холма. В детстве мы подговаривали друг друга бегать сюда. О Ларотах много судачили. Говорили, что они пожирают детей. Что умеют превращаться в летучих мышей. Что умрешь, если встретишься с ними взглядом. В общем, всякую чепуху. Дом уже тогда начинал приходить в упадок, но в нем и теперь можно увидеть величественную красоту. Если бы мы вошли через парадную дверь, ты бы увидела Двор глициний. Он, конечно, зарос и в этот сезон залит, но туда на турниры странствующих рыцарей собиралась когда-то знать всей империи.
– Что случилось с семьей?
– Прогнивший род.
Я остановилась у выгоревшего портрета бесстрастной молодой женщины, Кочо тоже застыл в нескольких шагах от меня.
– Говоришь это так, будто люди тоже начали гнить, как и дом.
Старик пожал плечами.
– Можно сказать и так. Несомненно, под конец они не слишком любили друг друга, и один уже не был полностью в здравом уме. Так бывает при неверно понятых душевных аномалиях, а у них, судя по летописи, уже несколько поколений не рождалось нормальных детей. Мой хозяин счел это весьма любопытным, а его трудно удивить.
Он последовал дальше, а за ним, как привязанная, поплелась и я, задержав еще на миг взгляд на портрете.
– Значит, развалившийся дом и угасший род. Почему же мы здесь?
– Слухи охраняют от любопытных взглядов.
– Как и стены, и ворота, и запертые двери.
Кочо обогнул угол и двинулся куда-то вглубь дома. Свет лился теперь не только со стен, но и маячил далеко впереди, отражаясь от пола.
– Ты так и не скажешь мне почему?
Старик снова пожал плечами, не оборачиваясь.
– Захочешь узнать, тогда и стрел не понадобится, чтобы не дать тебе удрать.
– Я здесь не по своей воле, старый… – зло огрызнулась я. – Если будет хоть один шанс сбежать, можешь не сомневаться, я им воспользуюсь.
– Ну, как скажешь.
Он в молчании шел мимо закрытых дверей, под все новыми заплатами на потолке. Свет становился ярче и наконец залил весь коридор. К запаху пыли теперь примешивалось что-то сладкое, и я закашлялась.
– Что за запах? – спросила я, балансируя палками в попытке прикрыть рукой нос.
– Цветы.
– И что за цветы так воняют?
– Гниющие.
Я перестала дышать носом, но запах все равно ощущался на вкус.
– Даже самые гнилые цветы не смердят так ужасно.
Кочо снова пожал плечами. Вонь, кажется, его не тревожила, но когда он обернулся ко мне, его глаза были влажными.
– Ты привыкнешь, – сказал он, шмыгая заложенным носом.
– Я привыкну? Да ты сам плачешь.
– Ладно, вонь омерзительная и приятнее не станет, но пройти дальше, минуя центральный зал, невозможно, так что… прикрывай нос рукавом и иди.
Я показала палки.
– Я же ранена, не так-то это просто.
– Тогда считай это наказанием, – произнес он сквозь рукав своего простого одеяния.
– Да пошел ты.
Он прищурил глаза в усмешке.
Со стороны коридора зал выглядел просто как огромная ярко освещенная комната, но, ковыляя следом за Кочо, я остановилась и посмотрела вверх. Дерево возвышалось над обоими этажами дома, его крона широко раскинулась, полностью перекрывая дыру в крыше. Дерево проросло и внутрь, его ветви и корни, извивавшиеся как змеи, покрывали все – от пола и до балюстрады огромной лестницы. То, что я сначала приняла за пестрый ковер, оказалось толстым слоем гниющих цветов. Гигантские синие и радужно-пурпурные цветы распадались в прах на когда-то деревянном полу, превратившемся теперь в земляной.
Взяв две свои палки в одну руку, я нагнулась и подобрала цветок, оказавшийся куда тяжелее, чем я ожидала. Цветы на дереве тоже выглядели тяжелыми, оттягивали ветки вниз, как плоды.
– Это что? – спросила я.
– Дерево.
Я выпустила переливающийся цветок, он шлепнулся в воду, а я взглянула на Кочо.
– Дерево? Столько болтовни про души и прогнивший род, и таков твой ответ?
– Другого у меня нет. Иди. Тебе наверх.
Кочо пробирался через это болото по тропинке из гладких камней. Останавливался на каждом, спихивал сандалией гнилые цветы, бормоча, что они будут скользкими под моими палками. Пока он трудился, я смотрела, как поверхность воды колышут капли дождя, который здесь звучал музыкальнее, чем снаружи.
Шлепки жирных капель сопровождали нас всю дорогу по лестнице. Она обвивала огромное царственное дерево, каждый вырост на узловатом стволе напоминал черты старческого лица.
Наверху лестница разветвлялась в два коридора.
– Сюда, – сказал Кочо, свернув в один из них.
Когда мы отошли от дерева, запах быстро угас, словно был чересчур тяжел, чтобы нас преследовать, и я снова при каждом вдохе задыхалась от пыли и старых благовоний. Если бы не мерцающая пыльца, оставшаяся на пальцах, все это показалось бы мне игрой воображения.
– Вот, пришли. – Кочо остановился у двери, ничем не отличавшейся от других, лишь одна бумажная панель отсутствовала – гнилой зуб в ровной улыбке. – Я велю принести чистый матрас для сна. Кормят тут три раза в день, а когда ты понадобишься хозяину, кто-нибудь тебя отведет.
– А когда не понадоблюсь – сидеть здесь как в заключении?
– Если хочешь, можешь ходить по дому, но в нем есть неприятные места, которые не чинили и не убирали, и здесь легко заблудиться. Внизу есть библиотека. Если ты умеешь читать.
Я взглянула на него, и он поднял руки в притворной капитуляции.
– Многие не умеют, – сказал он, открывая раздвижную дверь. – Я не пытался тебя оскорбить.
– Я хочу видеть Знахаря.
Кочо покачал головой.
– Нет, так не пойдет. Тут решает он, а не ты.
– Я здесь не для того, чтобы быть его игрушкой. Раз я здесь, пускай он меня исцелит.
Старик рассмеялся и указал на мою комнату.
– Устраивайся поудобнее. Тебя ждет еще много разочарований.
Моя комната оказалась просто клетушкой, пустой, не считая свежих циновок. Ни мебели, ни матраса для сна – ничего, лишь узкое и высокое окно. Ставни плотно закрыты, чтобы дождь не задувало под нависший карниз.
– И это все? Давай сразу договоримся…
Но шаги Кочо уже затихали где-то в глубине коридора.
Я едва не погналась за ним, но успела понять, что сейчас лучше не надоедать с вопросами. Лучше ждать, подыгрывать старику и потихоньку все вытянуть.
«Значит, ты наконец решила, что мы остаемся?» – спросила Она, прерывая долгое молчание.
– Пока – да. Но как только Знахарь вытащит тебя из меня, я сейчас же уйду.
«Кочо говорил…»
– Знаю я, что он говорил, – прошипела я, озираясь – не стоит ли старик до сих пор где-то в тени. – Только если он подумает… если все они будут думать, что я с ними сотрудничаю, они ослабят охрану. А до тех пор я буду хорошей девочкой.
Она рассмеялась, горько и недоверчиво, и больше ничего не сказала.
