Ее смех мог стать началом разрыва. Любовницам такие вещи не прощают. Впрочем, ей уже было все равно.
* * *
Они курили, лежа в кровати.
– Дарлинг, у меня есть тайное эротическое желание! – признался Климов.
Полина рассмеялась.
– Какая наглость и невоздержанность! Мне казалось, ты удовлетворил все свои и явные, и тайные желания!
– Обещай, что выполнишь!
– Так и быть! Сейчас меня можно брать голыми руками – я утомлена любовью и совершенно расслаблена. Проси чего хочешь.
– Хочу увидеть фуэте в твоем исполнении!
– И только?
– Но! Чтобы ты при этом была голая! Как сейчас!
– Извращенец!
– Ты обещала!
Полина встала, вышла на середину комнаты и выдала ему роскошное фуэте – «да на здоровье!»
– Доволен?
– Это самая эротичная сцена в моей жизни! Иди сюда!
Она отбивалась от него, смеясь:
– Ты сошел с ума! Одержимый! Маньяк!
…Она спала в его руках. Иногда Климов касался губами тонкой шеи, и тогда Полина вздрагивала во сне. Нежность переполняла его. Климов слушал дыхание Полины и вспоминал день, когда они стали любовниками.
Это случилось осенью, четыре года назад. Тот день вместил в себя прогулку в Летнем саду, кофе в кондитерской, парфюмерный магазинчик, где они выбирали духи. На набережной Полина раскрыла флакон и нанесла несколько капель на виски и запястья – волнующий, сладострастный, какой-то даже бесстыдный аромат поплыл над Невой. Во время прогулки случился сильный дождь, они прятались в арках и целовались. Потом Климов предложил ей зайти в Эрмитаж. Они поднялись на третий этаж, в любимую обоими галерею импрессионистов, присели на диванчик в зале с картинами Ван Гога, долго смотрели в окно – в сером небе над городом плыл Ангел. У «Куста сирени» Климов прошептал ей, что она несет новый запах, как шлейф, и он сходит с ума от страсти. В зале Родена они долго разглядывали скульптуры, взявшись за руки. Музыка, застывшая в мраморе, вечная весна и объятия, которые, как «стрелки в полночь», не разомкнутся никогда. Она тихо сказала: «Хочу, чтобы эта история была про нас!» Климов сжал ее руку.
На Невском они сели в машину и поехали к нему домой. В дороге Полина полушутя-полусерьезно попросила: «Постарайся не вляпаться в аварию – мне бы не хотелось умереть, не став твоей любовницей».
…Сброшенные в спешке одежды, новый аромат, сводящий с ума, ее слезы и яростные слова: «Нет! Нельзя! Невозможно!» Но в этот раз Климов преодолел сопротивление Полины, овладев ею силой. Когда все произошло, она успокоилась и призналась, что счастлива.
«К болезненной страсти добавилась нежность, и я могу больше не бояться этого разрушительного чувства». Нечаянная нежность готова была излиться слезами и желанием стать покорной и тихой. Полина поразила его податливостью и мягкостью. Настолько, что потом, когда, утомленная, она лежала, положив голову Климову на грудь, у него вырвалось: «Я думал, ты бешеная пантера, а ты… домашняя ласковая кошка!»
С тех пор так было всегда – вечная весна и застывшее время. История любовников Родена стала их историей.
…Он сжал Полину в объятиях чуть сильнее, отчего она проснулась, повернулась к нему лицом и впилась в его губы. Теперь страсть вытесняла нежность.
– Эй, я успела соскучиться!
Его не переставали удивлять страстность и темперамент Полины.
– Я не могу привыкнуть к тебе. С тобой как на вулкане!
– И не смей привыкать. Мне невыносима мысль о том, что ты можешь ко мне привыкнуть, понимаешь? Мне все время не хватает тебя! Даже когда ты со мной, даже когда во мне. Я хочу, чтобы ты весь принадлежал мне. Еще больше… Может, я ненормальная?
– Мы оба ненормальные! И уж точно оба больны парафилией!
– А это что значит?
– Что я тебя люблю, хочу, и я тебя сейчас…
Он притянул ее к себе.
* * *
Рабочий день закончился. Татьяна вышла на улицу и только ступила на тротуар, как тут же услышала протяжное гудение. Как выяснилось, сигналили ей. Из красивой серебристой машины. Татьяна остановилась и вопросительно взглянула на водителя. Им оказалась молодая женщина, которая пригласила ее сесть в машину.
– Простите? – растерялась Татьяна. – Я вас не узнаю…
Женщина вышла из машины.
– Меня зовут Иветта! – усмехнулась незнакомка.
Татьяна смотрела на нее, неловко улыбаясь.
– Иветта Гренкина. Жена Гришина! – пояснила женщина, с интересом разглядывая Татьяну.
Та почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.
– Как вы побледнели! – заметила Иветта. – Не бойтесь, я не буду устраивать сцены! Для начала просто хочу с вами поговорить! Поехали?
– Куда?
– Тут неподалеку летнее кафе. Не общаться же на тротуаре!
– Вам хочется со мной общаться?
– Почему бы не познакомиться поближе, раз у нас столько общего: мужчина и даже тип внешности! Поехали?
«Пошлейшая ситуация, – подумала Татьяна, – как в глупом водевиле. Ну не убегать же мне от нее в конце концов!» Она села в машину.
Жена Гришина притормозила рядом с уличным кафе. Они расположились за столиком. Иветта заказала сто грамм коньяка. Татьяна пила чай и украдкой рассматривала жену Олега. Иветта была привлекательной голубоглазой блондинкой. Стройная, загорелая, с красивыми длинными ногами. Одета ярко и дорого. В общем, она вполне могла бы играть подружек майора Глухова в фильмах. Кстати, тип внешности у них с Татьяной и в самом деле был одним. Черт его знает, может, Гришин специально подбирал?
Какое-то время Иветта молчала, изучая Татьяну. А та при этом ощущала сильное желание провалиться сквозь землю или хотя бы убежать куда глаза глядят. Но поскольку и первое, и второе было невозможно, ей оставалось только сидеть съежившись.
– Как себя чувствуешь? – холодно поинтересовалась Иветта.
Татьяна честно призналась:
– Спасибо, не очень. Как мышка перед лаборантом!
– А как ты хотела? Любишь кататься – люби и саночки возить!
– Пожалуй! – кивнула Татьяна. – И поделом мне – час расплаты настал!
– Скажите, пожалуйста, какая ты откровенная! – насмешливо протянула Иветта. – Всегда говоришь то, что думаешь?
– Стараюсь. Кстати, Олегу это не нравится!
– Любишь его?
Татьяна размешала ложечкой сахар в чае и спокойно сказала:
– Я задавала этот вопрос себе самой много раз… А потом поняла, что, если спрашиваешь о таком, значит, ответ может быть только один. Я не люблю Олега.
– А зачем путаешься с ним?
– Привычка, женский страх одиночества… Возраст к тому же – я, увы, не юная девочка! В общем, это, конечно, мои слабости, внутренние страхи, с ними надо бороться.
Иветта с удивлением отметила:
