Эшли посмотрела ему в глаза:
— Я очень сожалею.
— Сожалеешь? — Он как бы выплюнул это слово. — Да ты лишила меня радости от первых дней жизни моего сына, его младенчества и говоришь теперь, что сожалеешь?
— Откуда мне было знать, как ты воспримешь это? — возразила она, ощущая, как чувство вины перерастает в защитный гнев. — То, что случилось в Синтре, не имело для тебя никакого значения, так почему его имел бы результат? Хорошо, пусть мое молчание было ошибкой, — тараторила женщина, — но если бы я рассказала тебе, ты мог бы не признать Томаса своим сыном.
— Конечно же, он мой сын, — прохрипел Витор. — Он похож на меня не только внешне, но и своими чувствами. Признаюсь, я строил догадки, но… А сожалеешь ли ты о том, что сказала Саймону, будто беременна от него? — требовательно спросил он, глядя на нее так, словно Эшли сбросила свою кожу.
— Я ему этого не говорила. Он солгал тебе. И об этом, и о том, что я была его любовницей. Между нами не было секса.
Он скривил губы и бросил с издевкой:
— Давай-давай. Я видел ту фотографию в газете.
— На фотографии совсем не то, о чем ты подумал. Она была сделана за несколько лет до того на рождественской семейной вечеринке. Понимаешь, Саймон был практически моим братом.
— Братом? — изумился он.
— Саймон жил в нашей семье с двенадцати до семнадцати лет. Поэтому мы были близки как брат и сестра. — Эшли кивнула в сторону телефона. — В блокноте записан телефон моих родителей. Если не веришь мне, позвони им.
Витор покачал головой:
— В этом нет необходимости.
— Томасу нелегко будет приспособиться к твоему образу жизни, и он вполне доволен своей жизнью со мной, — заговорила Эшли, возвращаясь к самому волнующему ее вопросу. — Ты в состоянии нанять няню, у тебя наверняка есть связи со здешними юристами, судьями и тому подобное. Пусть у тебя состояние, пусть ты пользуешься большим весом, но и я…
— Почему ты скрывала свои истинные отношения с Саймоном? — прервал он ее.
Эшли тяжело вздохнула.
— Я этого не хотела. Просто он очень боялся, что люди узнают о его прошлом, — ответила она и объяснила более подробно.
— Могу понять его желание сохранить свою тайну, однако не вижу связи с той шарадой, когда ты изображала его подружку.
— И этого я не делала. Саймон создавал такое впечатление за моей спиной. Как только я сообразила, в чем дело, я потребовала от него прекратить все это, но тут узнала, что он выдал эту же выдумку и репортеру.
— Та заметка в газетенке Аделаиды? Когда Саймон погиб и печать называла тебя его подружкой, ты не протестовала, — припомнил Витор.
— Он так был озабочен сохранением в тайне своего прошлого, — пока был жив, что было бы несправедливо раскрыть ее после его смерти, — горестно ответила Эшли. — Я не ожидала, что газеты проявят интерес к рождению Томаса, но когда они-таки заинтересовались и посчитали его сыном Саймона, я также не протестовала.
— Да, пожалуй, у тебя и не было выхода, — пробормотал Витор.
— Ты думал, что я приехала в Аделаиду вслед за Саймоном, — продолжила она, — но я была там по делам. А с ним я связалась только потому, что прочитала в газете заметку и мне не понравилось, как склоняют мое имя. — Зажегся свет. — Наконец-то! — воскликнула Эшли и пошла задувать свечи.
Витор хмурился, явно предавшись воспоминаниям:
— Но когда Саймон пришел к тебе в гостиницу, ты рассказала ему о нас, сообщила ему о том, что случилось в Синтре. — На виске у него задергалась жилка. — Как ты могла? Пусть он твой брат, но как ты могла говорить о таких… личных вещах?
Эшли присела на диван.
— Я ничего ему не сказала.
— Тогда откуда он взял, что ты беременна? — Витор свирепо посмотрел.
— Он сказал, что догадался по твоему поведению.
— По моему поведению?
Она кивнула. По словам ее «братца», другим ключом ему послужило то, что она назвала Витора «нахальным хлыщом», но этого она решила не говорить.
— По словам Саймона, после Синтры, не успевал он заговорить с тобой обо мне, как ты весь напрягался. Он подозревал, что что-то случилось и что… — Эшли облизала губы, — мы занимались любовью. Он гадал, но, видимо, выражение моего лица выдало меня.
— И? — спросил Витор, видя, что она колеблется.
— Он заметил мое беспокойство и спросил, не беременна ли я. — Эшли смело выдержала его взгляд. — Опасение, что я беременна, преследовало меня днем и лишало сна ночью. Хотя я знала, что Саймон не тот человек, которому можно довериться, все же он мне как родной. И я признала такую возможность, хотя прошло только шесть недель после Синтры и у меня еще оставались сомнения.
Сев напротив, Витор переваривал сказанное ею.
— Так почему Саймон сказал мне, что ты на четвертом месяце беременности от него? — спросил Витор.
— Потому что видел в тебе соперника на треке и вне его, и, заявив о своем отцовстве, он тем самым утверждал, что переспал со мной первым, до тебя, доказывал свое первенство.
— И Саймон наговорил все это только для того, чтобы показать мне «нос»? — возмутился Витор.
Эшли кивнула:
— Несмотря даже на риск разоблачения. Понимаешь, он только делал вид, что хорошо относится к тебе, а на самом деле он вел настоящую войну. Тебя он считал противником и был полон решимости обойти любым способом.
— Но почему? Пусть мы были соперниками на соревнованиях, но я никогда не обижал паренька.
Она вздохнула:
— От детства у Саймона осталось ощущение своей неполноценности и неистребимая зависть. Из-за нее ему была невыносима мысль о том, что кто-то мог быть лучше его. В школе вражда с окружающими выливалась в драки и словесные оскорбления. На этот же раз, если бы он попытался ударить тебя…
— Я бы размазал его по стене, — закончил за нее Витор.
— Потому он и насочинял все это. Но сейчас значение имеет только Томас. — Эшли уже порядком надоели объяснения по поводу ее «братца».
— Ты права, — пророкотал Витор.
Эшли выпрямила спину и заявила:
— Лучше всего ему со мной. Ты можешь забрать этот дом, но я готова на все, лишь бы Томас остался со мной.
— Понятно, но я и не собираюсь отнимать его у тебя.
— Нет? — настороженно спросила женщина.
— Я не собираюсь скрещивать шпаги с такой грозной силой. — Он потер подбородок. — Кстати о судьях, уж не думаешь ли ты, что я потащу тебя в суд отсуживать Томаса?
— Кто тебя знает? — Она робко улыбнулась.
— Я только счастья ему желаю, а с тобой ему хорошо. Я и не думаю отнимать ребенка у матери.
Эшли расслабленно откинулась на подушки.
— Спасибо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
