— Если не считать того, что ты была на четвертом месяце беременности, когда погиб Саймон, — добавил Витор.
Не скрывая своего удивления, она спросила:
— Это Саймон тебе сказал?
Он кивнул.
— О, это выглядит обещающе, — сказал он официанту, размахивавшему перед ним бутылкой красного вина, которую он рекомендовал с особым энтузиазмом.
Когда бутылку открыли и Витору предложили попробовать вино, Эшли перевела свой взгляд. Цепочка рыбаков разгружала корзины с крабами из лодки, пришвартованной к пристани. Чуть дальше другие рыбаки чинили на солнцепеке свои сети. Еще дальше виднелись плакаты, призывавшие отдыхающих испытать великолепие глубоководной рыбной ловли. Эшли ничего этого не видела. Если он думает, что в Аделаиде она была на четвертом месяце беременности, значит, он считает, что она уже была беременна, когда они занимались любовью! Теперь она понимает, почему он не может сложить два и два и получить такие очевидные четыре. И во всем виноват Саймон — это он подтасовал факты. Опять же ее мнимый любовник солгал. Сердце Эшли оборвалось. Еще одна неправда, которую ей предстоит опровергнуть и исправить.
Взяв салфетку, Эшли подоткнула ее под подбородок Томаса. Впервые с тех пор, как они с Томасом поселились в Португалии, их угощали обедом и вином, и она собиралась насладиться всем этим.
Ее наслаждению способствовали и восхитительная еда, и свойственная пикнику расслабленность, и добродушие Витора. На протяжении всего ленча текла приятная беседа, которая забавляла ее и, к ее облегчению, ничем ей не грозила.
— На днях мы с Томасом осмотрели фундамент первой виллы, которую начали строить твои рабочие. Она будет довольно просторная.
Витор кивнул:
— Это самый большой из домов пяти разных проектов. — Достав шариковую ручку из кармана рубашки, он принялся набрасывать эскиз на бумажной салфетке. — Так он будет смотреться с фасада. Мы попытались соединить традиционный мавританский стиль с современными удобствами, — объяснил Витор, рисуя виллу с изящными линиями, с украшенным колоннами портиком, с чугунной витой решеткой балкона, с кружевными трубами.
— Элегантно, — с восхищением отозвалась Эшли. — А каков внутренний план?
Витор нарисовал и его.
— На первом этаже, кроме гостиной, столовой и кабинета, предусмотрена еще одна комната, — показывал он. — Ее можно использовать и как дополнительную спальню, и как телевизионную комнату…
— Или игровую, — подсказала она, стирая жженый сахар с лица Томаса.
— Да для чего угодно. Хочешь еще кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо.
Губы Витора дрогнули, когда он предложил:
— Может, еще один pudim Molotov?
Эшли застонала, положив руку на живот.
— Он великолепен, но я больше не могу.
Помахав официанту, Витор попросил счет.
— Благодарю за великолепное угощение, — сказала Эшли, они шагали вдоль пристани. — В Лондоне по воскресеньям я ходила в одну из пивных в Ковент-Гардене или в «староанглийский» трактир, но уже забыла, когда баловала себя таким полным ленчем.
— И ты не тоскуешь по родине?
— Еще как, — призналась Эшли. — В прошлом месяце кто-то привез в Алгарве в качестве рекламы британских товаров красный лондонский двухэтажный автобус, и я едва не расплакалась, увидев его. — Она печально улыбнулась. — Тоска по родине лишь изредка охватывает меня, но, когда в феврале я только приехала сюда и начала приводить дом в порядок, я часто хандрила.
— Цветение миндаля не спасало?
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — удивилась она.
— В одной легенде рассказывается, как однажды красивый и страстный мавританский король добился руки очаровательной принцессы из северной страны и привез ее в Алгарве, — объяснил Витор. — Однако, несмотря на его любовь и щедрые подарки, обожаемая жена казалась несчастной. Когда же король попытался выяснить, в чем дело, она стеснительно призналась, что тосковала по снегу своей родины. Узнав об этом, король приказал засадить все поля, обозримые из замка, миндальными деревьями. На следующий год в феврале он разбудил свою меланхоличную женушку и подвел ее к окну. Выглянув в него, она увидела окрашенный в белое ландшафт. И море цветов миндаля, подарок ее любящего мужа, моментально излечило ее от тоски по родине.
Эшли вздохнула. В следующий раз, когда она будет восхищаться знаменитой весенней буйностью цветов Алгарве, ее будут преследовать теплые романтические образы.
— И жили они долго и счастливо? — уточнила она.
— Естественно, — улыбнулся Витор. — Как ты посмотришь, если мы съездим в Кальдас-де-Мончиуе? — спросил он, когда они подошли к машине.
Эшли мысленно представила себе сонную горную деревушку с заросшими склонами и восходящим к Древнему Риму минеральным источником. Когда-то Кальдас был любимым местом семейного отдыха, с непонятной тоской вспомнила она, и если бы местный автобус не заезжал по пути в каждую деревушку, делая из-за этого большие крюки, из-за чего путешествие растягивалось бесконечно, она давно бы уже побывала там. Надо забыть об усовершенствованиях в своем доме, самое неотложное — купить машину, решила Эшли. Кроме растянувшихся почти на сотню миль пляжей, Алгарве может похвастаться целой кучей достопримечательностей, а они с Томасом не имели возможности посетить их.
— С огромным бы удовольствием, — наконец ответила она и бросила взгляд на часы, — но уже далеко за три, а до Лиссабона далеко. Не пора ли тебе возвращаться?
— Я сегодня не поеду, — объявил Витор. — Останусь здесь на ночь и поеду с утра пораньше.
Эшли заулыбалась. Она собиралась разрисовать несколько изразцов, но они подождут до завтра.
— Тогда в Кальдас!
В пути она ждала, когда заснет Томас. Он не спал сегодня днем, должно же ритмичное движение машины убаюкать его? Не убаюкало. Пока Витор поднимался все выше в горы, малыш оставался бодрым. Казалось, он не хотел пропустить ни одного мгновения из такого редкого дня, проведенного вне дома. Когда они шли от источника по склону холма в тени каштанов вдоль кристально чистого потока, Томас даже не устал. Как и двумя часами позже, когда они ехали обратно на юг к побережью и сделали крюк в Силвес.
Средневековый город, славящийся когда-то своими величественными дворцами, садами и базарами, Силвес превратился в провинциальную глубинку, в которой только мавританская крепость да кафедральный собор двенадцатого века напоминали о его былом величии. С приближением вечера они исследовали огромный форт, а позже восхищались несколько поблекшей роскошью церкви.
— Почему бы нам не завершить осмотр достопримечательностей ранним обедом? — предложил Витор, когда они снова оказались на мощенных камнем улицах. — Так тебе не придется ничего готовить дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
