Она тряхнула головой, прикусила губу, специально делая себе больно, изгоняя отстраненность рассуждений и испуг, и посмотрела на висящего Ивана.
Его не раздели, слава богу, но он все еще был без сознания, голова опущена, кровь залила белую футболку, светлые льняные брюки, добралась и до пострадавших туфель, оставив на них бурые брызги, но само кровотечение вроде остановилось.
Один из братков вышел из комнаты, двое – здоровый, очень коротко стриженный, похожий на медведя, и худой, весь какой-то мелкий – остались, устроившись за старым письменным столом у стены возле входа.
Как их назвать? Гоблины, шестерки, быки?
Никакими человеческими именами и эпитетами Александра обозначить этих людей не могла – не сращивались они с человеческими! Отторжение несовместимых химических элементов.
На столе стояли две открытые бутылки пива, один – «урод» ближе всего по смыслу – отчитывался кому-то по сотовому.
Санька прислушалась.
– Да без проблем, – бубнил урод. – Ждем. Хорошо, постараемся, – дав обещание, он посмотрел на Ивана.
«Что постараетесь? Не убить его, что ли?» – почувствовав накатывающую панику, подумала Сашка.
– Что вам от нас надо? – потребовала она объяснений, забыв про все гуровские инструкции и наставления.
– Заткнись! – рявкнул урод.
– Что вам надо?! – не заткнулась Сашка.
– Ты, сучка, лучше хавало не открывай?! – заорал здоровый и кинулся к ней так быстро и резко, что стул, на котором он только что сидел, отлетел в сторону.
Подскочив, он ухватил Сашку лапищей за подбородок, дернул ее голову вверх и, брызгая слюной, заорал, изредка вставляя слова в поток мата:
– Ты… даже рот не разевай…, а то я тебя…, из-за тебя, сучка… Грыма, и манал я придурка этого… сам тебя…!!!
Из ярко и образно выраженного матом монолога Сашка поняла, что трогать ее им запретили – ах, ах, очень обидно, извините – но приказали!
Ну, она ответила! На том языке, который они понимали и исключительно на котором разговаривали, попутно отведя душу и загнав подальше накатывающую волнами панику, закончив свою речь все тем же вопросом.
– Да пошел ты… туда же, где теперь твой Грым обретается! Что вам от нас надо, козлы недоделанные?!
Он ее ударил. В челюсть, кулаком – тяжелым, как кувалда, кулаком.
В голове что-то взорвалось и лопнуло, перед глазами вспыхнули яркие, слепящие веселые солнышки, разлетаясь на миллионы салютных огоньков.
Боль была чудовищной, Сашке показалось, что у нее повылетали все зубы и откололось полчерепа. Но она не потеряла сознание, не закрыла глаза, только поэтому заметила летящий для второго удара кулак и нагнулась, не успев сообразить, что уклоняется от удара.
Соприкосновения кувалды с нежной девичьей челюстью не последовало.
К ним присоединился дружбан урода-переростка, повиснув на разъяренном товарище.
– Бес! Ты что, ох…!! Тебя Постный сдаст, как Грыма!! Шеф тебя закопает на…! Все, харе!! Что ты связался с этой…!!
Худосочный висел на медведеподобном друге, как кургузая плащ-палатка. Гоблин орал, мычал, матерился, пытаясь скинуть его и добраться до Сашки.
Висевшему на широких плечах сотоварищу удалось как-то доораться до сознания подельника – хотя убей бог, до чего там было докрикиваться, Санька и представить не могла – скважина насквозь, идеальный тоннель, дыра в пространстве!
Тем не менее бушевавший урод поостыл и уставился на нее покрасневшими тупыми маленькими глазками.
– Убью! – пообещал он ей. – Все равно убью!
Хлипкий тащил его к столу.
Сашка не удержалась.
Как она вообще доктором наук стала, страдая, как сейчас выясняется, клиническим идиотизмом? Но она не могла остановиться – не могла, и все!
Что-то подталкивало ее, непреодолимое, нечто непонятное, злое. Вот интересно знать что?
– Только конченые больные импотенты сначала связывают женщину, потом бьют!
– А-а-а!!! – взревел утихший было бычара и рванул к ней.
– Дура!! – орал в унисон хлипкий, повиснув на другане, теперь уже спереди. Вперемешку звучал мат в ее адрес и уговоры: – Бес, Бес, нельзя!!! Постный тебя шефу заложит, тот приказал пальцем не трогать!!! Они тебя в расход!! Постный приедет через час, разберется с ней и тебе отдаст!!
В идеальном тоннеле забрезжил свет понимания, глазки обозначились мыслью-страшилкой о возможной безвременной кончине. Что она вытворяет?! Сашка не понимала саму себя! Зачем она провоцирует этого дебила? Что, попытка самоубийства не удалась, нужна помощь?
Как в милицейском протоколе, озвученном Задорновым: «был застрелен при попытке самоубийства».
Но она не жалела! Наплевать!
Хоть крупица информации – руководит этими придурками некий Постный, в свою очередь, подчиняясь неведомому Шефу, который имеет какие-то свои интересы в отношении Александры. И если она правильно поняла, данный Шеф уконтропупил некоего Грыма и приказал беречь ее аки зеницу ока!
Серьезный мальчик!
Ну и что это дает? И так было понятно, что нужна она не этим дебилам!
Обстановку разрядил третий участник похищения.
– Что у вас здесь? – немного матерного фольклора, обрисовывающего ситуацию. – Бес, Скунс, ну на… пошли пожрем, потом с мужиком побазарим.
– Постный приказал без него не начинать! – напомнил Бес, пришедший в себя.
– Я смотрю, ты уже начал, – хохотнул третий, еще не обозначенный кличкой.
– Да она сама напросилась! – взревел Бес.
– Он тоже напросился! – завелся теперь третий.
Сашка помалкивала, внимая. Вот скажите: чего было сразу не послушаться хорошего совета заткнуться?
Братки вышли из комнаты.
Передохнем.
– Сань, – услышала она вполне бодрый и даже очень злой голос Ивана Федоровича Гурова. – Ты на учете в психдиспансере не состояла? Или у тебя с перепугу с головой что-то?
– Господи! Гуров, ты в порядке! – обрадовалась Сашка, всматриваясь в его разбитое лицо.
– Я да! Про тебя такого сказать не могу! Какого хрена ты его провоцировала?! – бушевал он.
– Для получения информации, – пролепетала Сашка.
– Да? – саркастически удивился он. – А я думал, тут садо-мазо, а я не у дел!
– Прекрати сейчас же!! – потребовала Сашка. – Он сказал…
– Я слышал, что они тут все говорили, и ты думаешь, что это стоило того, чтобы получить в челюсть? Через час приедет посредник заказчика для беседы с тобой, ты бы и так узнала все, что тебя интересует!
– Ты прав! Прав, конечно! Я не знаю, чего вдруг меня понесло! Но я не могла удержаться. Может, это от страха?
– Романова, а ты не могла бы бояться как-нибудь по-другому, без провокаций? – поинтересовался Иван Федорович.
– Я не знаю! Мне еще никогда так страшно не было! Иван, что с нами будет?!
– Ну, что… сейчас они вернутся и станут меня бить. Тебя бить вряд ли будут, но, возможно, когда приедет этот Постный, – рассуждал спокойненько подвешенный за руки на крюк Иван, – может, изнасилуют, получишь незабываемые воспоминания, реализовав заодно свои склонности к мазохизму!
