Остров Кунашир — Ленинград
1968—1981 гг.
ЧАСТЬ II
ПУТЕШЕСТВИЯ НА СЕВЕР
АВТОР ВТОРОЙ РАЗ БЕРЕТ СЛОВО
Люблю приготовления к путешествию. Отобранные к поездке вещи лежат в разных углах комнаты — одеяло, пластиковая накидка от дождя, фотоаппарат, консервный нож, водолазная маска. Уложив очередную вещь, ставишь в описке против ее наименования голубую птичку, похожую на чайку в полете.
Люблю возвращаться в края, где побывал ранее.
В 1954 году я уехал из Советской Гавани. Этому, запрятанному в дальний уголок Приморья месту я отдал семь лет жизни. Тогда это был почти самый край земли: не было моста через Амур, не было паромной переправы на Сахалин, на берегах залива лишь кое-где чернели крытые дранкой и железом, подставленные летом непрерывному дождю, а зимой ветру дома.
Бухта Уая… Семь лет маленькое суденышко, которым мне довелось командовать, покидало ее воды и отправлялось то на север, к заливу Чихачева, к желтым водам Амурского лимана, то на восток, к зеленым сопкам Сахалина, то на юг, к бухте Грассевича.
Полуостров, на котором мы жили, соединялся с материком узкой песчаной косой. В шторм тяжелые зеленые волны перехлестывали через нее. В особо сильную непогоду косу размывало и мы оказывались на острове.
По берегам бухты стояли прямые, как клавиши, деревянные причалы. Зимой на их сваях намерзал лед. В сильную стужу он покрывал всю бухту. Приходил прилив, поднимал лед и вместе с ним вытаскивал вбитые с таким трудом сваи. Потом вода откатывалась и лед, повисев некоторое время, с пушечным грохотом рушился.
В солнечные дни у причалов появлялись нерпы. У них были добрые вислые усы и умные высокие лбы. Нерпы лежали на льду и смотрели на людей круглыми печальными глазами.
Бухта дарила множество сведений и знакомств, но в то время я не был готов оценить их.
Однажды на берегу бухты Постовой мне встретился человек. Он бродил по берегу с записной книжкой в руке. Мы разговорились. Мой собеседник приехал, чтобы разузнать что-нибудь о «Палладе». Его томила мечта увидеть на дне остатки корабля, на котором писатель Гончаров совершил в прошлом веке кругосветное путешествие. Фрегат, затопленный командой сто лет назад, лежал под скалой где-то у наших ног.
Второй раз я встретил этого человека на вокзале. С рюкзаком за плечами он бежал по перрону — уходил поезд. Увидев меня, остановился и, светясь от радости, развернул пакет, который нес в руках: там лежал кусок почерневшего дерева. Он был изъеден корабельным червем — шашелем, в трубчатых ходах светилась коричневая пыль.
«Это кусок обшивки «Паллады», мне его достал водолаз», — захлебываясь от счастья, выкрикнул он…
А как-то я шел узкой таежной тропкой к морю. Был полдень, июль. По ногам били черника, жесткий мох, пригнутые ветром к земле, низкие, как кусты, березки. Тропинка начала карабкаться на скалы. Потянуло солоноватым ветром, внизу прямо подо мной, под гранитным коричневым обрывом холодно вспыхнула вода. Она была льдисто-прозрачной, зеркальной. По зеленому неровному дну двигались длинные серые тени — это отражались в воде облака.
Было время смены муссонов, восточный ветер, приносящий затяжные многомесячные дожди, повернул — облака уплывали на юг.
Стоя на краю обрыва, я смотрел со скалы в прозрачное море. Возникало ощущение полета: под тобой не вода, а земля — зеленые и коричневые пятна лесов и полей. Несколько раз над этими пятнами проползли живые дробные облачка — рыбьи стаи. И вдруг — длинная синяя тень. Она возникла там, где отражались облака. Тень приблизилась — острая голова, раздвоенный хвост… Кит!
Зверь изменил направление, описал широкую дугу, исчез из вида и мгновенно появился вновь. Он появился снова на том же месте, плывя в том же направлении. Между его исчезновением и вторичным появлением прошло не больше секунды. В чем дело? И вдруг я понял: внизу — два кита.
Они появились вместе, попеременно обгоняя друг друга. Один повалился на бок — из-под воды сверкнуло белое брюхо. Круги, которые описывали звери, становились все уже, скорость увеличивалась. Казалось, они играют в какую-то непонятную мне игру: старались соприкоснуться мордами или потереться боками. Вот один круто взял вверх — выбросился в воздух — грохот, столб брызг! Второй взметнулся и рухнул следом…
Ничего не понимая, восхищенный, я смотрел на них. Киты образовали черно-белое сверкающее колесо. Казалось, невидимый поток подхватил двух гигантов и носит их, как листья. Наконец кольцо разорвалось, сверкнули два белых длинных пятна. Выставив из воды боковые изогнутые плавники, животные припали на мгновение друг к другу и вдруг неожиданно скрылись под водой.
Только спустя много лет я понял, свидетелем какого редчайшего зрелища был: игра влюбленных китов, ритуал, который не могут наблюдать преследующие зверей китобои, который никогда не видят моряки, сотрясающие воду машинами…
Приготовление к путешествию.
Я достаю из холодильника красные картонные блоки с цветной фотопленкой и начинаю проверять камеру. Черная матовая шторка мечется взад-вперед, то открывая, то пряча стеклянный глаз объектива.
Потом укладываю теплое белье, легководолазный костюм.
Я собираюсь вернуться в места, оценить и полюбить которые когда-то не смог. Моя память о них преступно пуста…
Память. Разве не она основание, на котором стоит человек как личность, как гражданин, наконец, как житель планеты?..
В большом городе в круговерти и сутолоке забываешь: этой дорогой проезжал Пушкин, ключ в двери этого дома поворачивал Репин, вон за тем зарешеченным окошком прятал в дворцовом подвале динамит Степан Халтурин.
На заброшенном в океане острове Беринга — следы замытых дождями и временем могил. Наткнувшись на них, застываешь пораженный: там, где и сейчас буруны, судно командора село на риф, здесь, в устье речушки, пристали его шлюпки с командой. Повыше, на взлобке, была землянка, в которой умер он сам.
А что за радость, коротая на полуострове Канин бесконечный полярный день с охотниками-поморами, вдруг приметить в их поведении, занятиях, обычаях черты жизни, которую вели на полярных островах их предки.
Спросишь:
— Откуда это? Кто научил?
— Никто, всегда так делали…
Всегда. Вот это и есть Память.
БУХТА КОМАНДОРА
Я засиделся у Никанорова — сотрудника районной газеты «Алеутская звезда». Часы показывали полночь, в желтом небе за окном плавали розовые перья облаков.
