я. Дом занимал всю площадь валуна, полукруглые края которого были обкатаны, наверное, еще в доисторические времена волочившим его ледником. Судя по черному цвету досок, дом был построен до войны. Он несколько покосился, но не имел вида покинутого людьми дома. К валуну вели деревянные ступеньки. Удивительна порой архитектура Севера!
Наша перегрузочная база располагалась в сопках на месте, как говорили, бывшей немецкой секретной базы «Базис Норд». Предполагают, что в 1939–1940 годах в этом районе Севера, с согласия советского правительства, была создана и действовала немецкая база. Этому есть подтверждения: с одной стороны, отдаленный залив, укрытый от посторонних глаз сопками материка, действительно, как нельзя лучше, подходил для создания секретной базы, которую никто, в том числе и советская сторона, в те годы не мог постоянно контролировать, потому что залив находился далеко в стороне от выхода из Кольского залива в Баренцево море, а значит, вдали от судоходных маршрутов. С другой стороны, как стало известно в последние годы, в компенсацию за предоставление «Базис Норд» немецкая сторона оказала нашей стране военно-техническую помощь поставками корабельной брони, образцов минно-торпедного оружия, гидроакустической и гидрографической аппаратуры, продажей недостроенного немецкого тяжелого крейсера, поставками гидросамолетов.
Заинтересованность немцев в такой базе становится очевидной, если взглянуть на обычную карту. Сразу понятно, что из этой базы германские корабли и подводные лодки могли тайно от англичан выходить в Северную Атлантику и в Северный Ледовитый океан на боевые коммуникации. Некоторые крупные объекты этой немецкой базы видны до сих пор.
Я видел взлетно-посадочную полосу заброшенного аэродрома на западном берегу залива. Взлетно-посадочная полоса — это гигантское, длиной до полутора километров, вырубленное в скалах и направленное в сторону выхода из губы, сооружение, напоминающее вытянутую трапецию, при осмотре его с сопок противоположного, восточного берега губы, оно производило сильное впечатление. Поразило то, какой огромный объем земляных работ и скальных выработок необходимо было произвести, чтобы построить такое сооружение в совершенно диком краю, среди сопок и прибрежных скал.
На самом аэродроме я видел уложенные металлические плитки специального покрытия взлетно-посадочной полосы. На взлетно-посадочной полосе виднелись дренажные конструкции, поперечные осушители, дренажные канавы были заполнены щебнем. При этом растительный грунт у поверхности был покрыт значительным слоем речного песка. Все это несло следы очень аккуратной и обстоятельной работы и не производило впечатления временного сооружения.
Но это было до войны, а в годы войны здесь шли ожесточенные бои и проходила линия противостояния нашей морской пехоты и егерей горно-стрелкового корпуса вермахта. Поэтому в окрестных сопках можно отыскать следы этих боев — ржавое оружие, остатки окопов, блиндажей, контрольно-пропускных пунктов. Одно из таких полуразрушенных сооружений называли в народе «немецкий КПП».
После начала строительства сооружений нашего перегрузочного комплекса непосредственные следы немецкой «Базис Норд» оказались стерты. Но что такая немецкая секретная база существовала, не подлежит сомнению.
Я стоял на кромке причала, ожидая катера. На той стороне залива виднелись черные здания хранилищ отработанного ядерного топлива нашей перегрузочной базы. Желтые листья чахлой рябинки, выросшей непонятно как среди камней, кружились по темной воде, подернутой рябью от тянувшего вдоль залива ветерка. В небе, вытянувшись, улетали на юг цепочки птиц, понимавших, что им не выжить в свирепую полярную зиму.
Рядом, у пирсов, ошвартованы красавцы атомоходы — подводные лодки второго поколения, вооруженные крылатыми ракетами и торпедами. Их обтекаемые веретенообразные тела с небольшими зализанными рубками были созданы специально, чтобы бороздить глубины на больших скоростях. В отличие от этих, подводные лодки первого поколения с крылатыми ракетами злые зыки называли «гидродинамическими ублюдками». Их особенностью был надводный старт крылатых ракет. Лодка должна была всплыть, развернуть антенны радиолокатора системы наведения, поднять ракетные шахты и произвести старт. «Супостат» обзывал эти лодки «ревущими коровами» из-за их подводной шумности. Огромные газоотбойные выемки в легком корпусе лодки создавали сильную турбулентность, добавляя подводной лодке гидроакустического шума.
Заканчивался сентябрь. Погода быстро портилась. Небо затянули серо-синие тучи. Порывы ветра перемежались полосами дождя. Было сыро и холодно.
Первое время я жил в квартире сослуживца, уехавшего в отпуск. Благо северные отпуска длительные. Я пользовался его тахтой, посудой. Спасибо ему за гостеприимство и доброту. Я понимал, что необходимо время для того, чтобы все обустроилось.
До базы подводных лодок из жилого Городка мы добирались пешком или на попутных машинах. Чтобы не месить осеннюю слякоть, приходилось, что называется, штурмом брать грузовые машины — «скотовозы», как называли их флотские остряки, военных строителей — «союзников», чтобы на этих попутках добраться до базы атомных подводных лодок. Если машина была с открытым кузовом, то все я делал в три касания: первое — рука
ухватывается за борт, нога на покрышке колеса, второе — подтягивание, третье — заброс ног и
тела в кузов. У нас, лейтенантов, это получалось ловко, но вот заслуженные капитаны третьих и вторых рангов, осиливали эти приемы с трудом, вдобавок им мешали портфели-«дипломаты» — непременный в те годы атрибут флотских офицеров, ну, как пистолетная кобура у армейских офицеров.
В один из таких промозглых дождливых дней, стоя в компании офицеров, ожидавших
попутную машину, я услышал громкое:
— Лейтенант, почему зад зашит?
Обернувшись, я увидел подполковника с красными просветами на погонах.
— Почему у вас зад зашит? — в очередной раз громко задал вопрос подполковник.
Я не понял, о чем это он? А… это он о зашитой складке на спине моей шинели, наконец дошло до меня. На мне была новая шинель, я надел ее первый раз и не успел распороть складку.
Комедия продолжалась:
— Лейтенант, разорвите себе зад! Разорвите или я разорву! — Лицо подполковника налилось краской, глаза сузились.
— Есть разорвать зад… — нашелся я в ответ. Тут подошла машина, и я первым рванул в кузов. В машине, на мой вопрос «Кто это был?» получил ответ: «Комендант гарнизона».
Так произошло мое знакомство со «знаменитым» комендантом.
Одним из первых моих поручений была расчистка береговой полосы: во главе десятка матросов мне требовалось в течение нескольких часов привести в порядок береговую черту перед прибытием очередной «высокой» комиссии. День был ненастным. Темно-фиолетовые тучи лежали над самым горизонтом. От них вверх уходили темно-сизые полосы, сквозь которые просматривались узкие полоски неба. То начинался, то прекращался мелкий осенний дождь. В его мокром тумане жалобно крякали чайки.
Мы собирали топляк, выброшенный морем на берег и сжигали его, переворачивали с помощью ломов и лопат запачканные сверху мазутом камни — мазутом вниз и мыли щетками большие валуны, перевернуть которые было невозможно. Задание было выполнено в срок.
Как я уже говорил, офицеры прибывали в часть на катере, при этом
