твои слова, но только скажи! Не оставляй меня в пустоте, дай хоть ниточку, за которую ухватиться. Чтобы, умирая, я знал: это – наказание, а не просто так. Будь моей судьей, бесстрастной и беспощадной.
Несколько секунд было тихо. Я отстранился от мотоцикла, думая, что даже в приговоре мне отказано. Но тут Ройал трансформировалась.
Нет, это выглядело не так, как в кино и мультиках. Никакие части не менялись местами, не вдвигались и не переворачивались. Сначала как будто расфокусировалось зрение: мотоцикл «поплыл», размазался, превратился в неясное пятно. Потом пятно изменило очертания и сфокусировалось вновь. Превратилось в Ройал, сидящую, обхватив колени, возле стены. Должно быть, трансформация происходила на молекулярном уровне. Ловкая задумка, Сантос. Джеронимо бы понравилось.
– Привет, – улыбнулся я.
Ройал грустно кивнула и поежилась с металлическим лязгом рук о ноги.
– Это я во всем виновата, – выпалила она.
– Нет. Я!
– Нет, я! Не спорь.
Робот отдал мне приказ. Что ж, наверное, кармически я такого заслуживаю. Я замолчал и дерзко подполз к стене, сел рядом с Ройал. Она собиралась с электронным духом, чтобы объяснить свою позицию. Я не мешал. Глядел в верстак напротив и думал о Веронике. А о ком еще мне было думать? Может, мое самоотречение на том свете зачтется. Может, эта жизнь – лишь чистилище, и там, по Ту Сторону, будет лучше? Хотя кому я вру? Николас Риверос создан для счастья, как рыба – для полета.
– Роботы пребывали во тьме и информационном вакууме, – негромко начала Ройал. – Они почти не думали – не о чем было. Когда прорвалась бы защита, они бы вышли наружу, чтобы вступить в бой и мгновенно погибнуть от радиации. Это не вызвало бы у них никаких чувств.
Я съежился, предчувствуя дальнейшее развитие событий. Голос Ройал, ровный и электрический, звучал бесстрастно:
– Я должна была отключить перцепцию. Я должна была быть мотоциклом, и не больше. Но я зачем-то воспринимала и чувствовала. И мои чувства передавались им. А когда ощутила тебя, потянулась навстречу, и чувства уже было не удержать. Глупая Ройал. Из-за моего нелепого желания постичь мир, который не постижим для меня, стать частью мира, который не примет меня, я заразила чувствами всех своих собратьев, заставила их поверить одному человеку, и мы потеряли Робби. По крайней мере, он обрел имя перед смертью. Сеньор Робби…
– Как я тебя понимаю, – прошептал я. – Надо было быть мотоциклом и не больше…
– Чувства – зло! – воскликнула Ройал.
– Вселенское зло. Ничего хуже в моей жизни еще не было.
Мы посмотрели друг на друга. В глазах Ройал что-то сверкнуло мягким красноватым светом. Я положил руку ей на плечо…
– Николас, – с электронным вздохом сказала Ройал. – Скажи, что не собираешься целоваться с роботом.
– Нет! – Я отдернул руку, будто обжегшись. – С чего ты только такое взяла? И в мыслях не было!
Она засмеялась, качая большой металлической головой, и в фарах-глазах ее то и дело вспыхивали разноцветные блики, видимо, свидетельствуя о меняющемся настроении. Наконец, они загорелись ровным желтым цветом.
– Твои изгнали тебя? – спросила Ройал.
– Я сам изгнался. Не хочу больше приносить им боль. Они относятся ко мне, как к мотоциклу, и не понимают, почему я вдруг требую обнимашек. Трудно их судить. Ведь я всю жизнь был мотоциклом…
Говоря, я немного лукавил, старательно вычеркивал из памяти тот факт, что Джеронимо давно раскусил мое преображение. Но когда мы влюблены, что для нас друзья, пусть даже самые чуткие и понимающие? Так, фоновый шум, или досадная помеха.
Ройал легко встала на ноги. Обо мне такого сказать было нельзя – ноги затекли, и мне удалось подняться только с помощью подруги по несчастью. Колени хрустнули, голова закружилась. Да, форму – ту, что была, – я потерял за период болезни. Что за унылая судьба – умереть жалким тюфяком, едва не опустившимся до поцелуя с роботом!
– Теперь, когда мы понимаем друг друга, остальные тоже понимают тебя, – сообщила Ройал. – Давай уйдем к ним. Проведем последние часы вместе. Не пытаясь друг другу ничего доказывать, не притворяясь и не соответствуя чужим навязанным стандартам.
– Можно будет снять штаны, – мечтательно отозвался я.
– Там прохладно, но мы подогреем помещение. Да, Николас, ты сможешь снять штаны. И даже спеть какую-нибудь песню.
– Откуда ты знаешь, что я обожаю петь, но стесняюсь?! – изумился я. – Я ведь даже сам этого еще не знаю!
– Гиперперцепция! – постучала пальцем по голове Ройал.
Было такое чувство, как будто мы с ней знакомы уже лет сто. Негромко переговариваясь, вышли в пустующий зал. Я увидел откинутую крышку люка на танке – видимо, Джеронимо выбрался. Сидит, должно быть, в Центре Управления, или продолжает ругаться с Вероникой в кладовке. Хоть бы он уже успокоился на наш счет и сконцентрировался на тоннеле…
Ройал изящно опустилась на одно колено, коснулась ладонями пола и, видимо, передала безмолвный энергетический импульс. Отъехала в сторону квадратная плита, и мы ступили на лестницу. Спускались медленно и торжественно, держась за руки, будто сказочные король с королевой. А внизу светили глазами наши подданные.
В безмолвии мы вошли в огромный подвальный зал. Я успел разглядеть двухъярусные койки вдоль стен – койки для роботов? О, Сантос, ты не перестаешь меня умилять! – а потом вокруг меня сомкнулись ряды роботов. Я не заметил, как Ройал оставила меня. Вдруг понял, что стою один посреди круга, образованного роботами.
Я огляделся, пытаясь подавить чувство тревоги. А что если все это – коварная западня, чтобы разорвать меня, измазать моей кровью металлические лица, взметнуть к потолку титановые кулаки и в сто семьдесят девять глоток прореветь: «За Робби! За нашего друга!»
Из толпы выделился сеньор Робот. Он сверкнул нежно-голубым светом фар и сказал:
– Давайте поприветствуем Николаса, нового, сто восьмидесятого члена нашей общины.
Я огляделся еще раз, крутнувшись на каблуках. Все фары горели голубым, только Ройал подпускала в спектр немного алых ноток.
– Привет, Николас! – хором выдали роботы.
– Здравствуйте, – отозвался я. – Спасибо, что взяли меня к себе. Меня зовут Николас, и я – чувствую…
Глава 26
Жили роботы, в целом, неплохо. Мы отлично подружились. Я рассказал им о проблеме с исчезнувшим солнцем, они мне – о неподвижном существовании в закрытом подвале. Я поведал об угнанном самолете. Сеньор Робот вспомнил, как однажды от скуки пошевелил рукой. Так через полчаса мы знали друг о друге практически всё и чувствовали себя близкими друзьями.
Мне выделили койку погибшего Робби. Она оказалась аккурат над пустующим последние столетия местом Ройал, что я воспринял как перст судьбы, который наконец перестал тыкать мне в больные места и ласково погладил там, где приятно.
На койке был жесткий матрас и жесткая подушка. Одеялка не было, а жаль – я бы завернулся. Почувствовав мое замешательство по этому поводу, Ройал вызвалась украсть одеялко из кладовки. Я подумал, что дно уже один черт пробито, так что почему бы и нет. Позволю женщине поухаживать за мной, одеялко того стоит. В него можно завернуться и грустить. Неспроста же в американских фильмах спасатели и полицейские постоянно заворачивают потерпевших в одеялки, даже если жара стоит чудовищная, а рядом полыхает пожар.
Проблемы я видел две: отсутствие туалета и синтезатора питания. И если та же Ройал охотно согласилась воровать для меня еду все оставшиеся двадцать три часа жизни, то идею о том, чтобы раздобыть мне пластиковый контейнер для отходов, который бы она выносила, я отверг на подлете. Нет уж. Буду иногда выбираться, ничего страшного.
Пока же мы проводили время так. Роботы сели кружком, центром которого стал я, и внимательно слушали. А я, постепенно увлекаясь, вживался в роль проповедника:
– Технически – это обособленная часть сознания, которую я именовал «эмоциональный двойник».
– Как раздвоение личности? – поднял руку один из роботов.
– Не совсем, сеньор Робокоп. – Я решил дать каждому имя, но опасался, что моих робопознаний не хватит на значимые
