державшая в руках старинный автомат ППШ.
– Уходи отсюда, – услышал он глухой голос высокого, искаженный противогазной маской. – Немедленно уходи.
Он неловко привстал, наступил на что-то острое, резанувшую ногу острой болью, и с громким плеском упал в воду.
– Второй не выдержал и завизжал. Его визг, из-под маски, оглушил Лау:
– Проваливай отсюда! Немедленно! Это радиоактивная вода! -
– Как радиоактивная? – Лау по-глупому удивился. – Но тут рыбки плавают…
Маленькая фигурка в зеленом комбинезоне не стала его больше увещевать, а решительно передернула затвор автомата. Сухой щелчок ушах Лау прозвучал как прощальный удар колокола над кладбищем. Следом раздалась басовитая очередь: ду-ду-ду!
Лау сразу вспомнилось чудовищная скорострельность ППШ, и он сиганул из воды на берег. Прощай, озеро во дворе дома! Не сбылась мечта Лау стать водоплавающим. Прощай, дом буквой «П»! Ему не увидеть, как исполнится его мечта превратиться в птицу и улететь в дальние края.
Он, схватив в охапку одежду, убежал от ужасных фигур в зеленых комбинезонах химзащиты, угрожавших ему оружием.. С мокрых плавок по ногам текли холодные струйки воды. Надо было остановиться и переодеться, но он был так напуган, что не останавливался и бежал и остановился, когда зашлось сердце, и он почувствовал, что еще немного, и умрет от нехватки воздуха. Нежную подошву ног искололи сухие былинки и мелкие острые камушки. Рубашка и брюки норовили выскочить из рук. Неожиданно острая боль повторно пронзила правую ногу. Лау вскрикнул «ай!» и выронил из рук одежду. Он присел и осмотрел ступню. В ней торчал осколок стекла. Лау вытащил стекло, и ранка тут же закровила. Он сплюнул на палец и растер кровь. Надо бы обуться, и тут вспомнил, что туфли оставил возле озера. Растяпа, черт возьми, но возвращаться к негостеприимному дому желания не было. Он вытряхнул из кармана брюк носки и натянул их на ступни. Мокрые плавки неприятно холодили задницу. Он поколебался и решительно стянул с себя мокрое белье. Мужской стриптиз, слава богу, прошел незамеченным. Натянув сухие трусы, Лау решил надеть брюки. Но брюки неожиданно оказались порванными в промежности. Он застыл в ступоре. Когда же это он сумел их порвать? На ум ничего приходило, и Лау, плюнув на брюки, надел рубашку. Куртка то же осталась на берегу. Он выругался и запрыгал по вытоптанной среди пожухлой травы тропике. Она прихотливо вилась между красно-желтым кустарником, забираясь все выше и выше на холм. Здесь Лау еще никогда не бывал. Тропинка нырнула в густой терновник, среди еще зеленых листьев виднелись круглые темно-голубые плоды. Он сорвал несколько штук и сунул в рот. Терпкий вкус. Тропинка вынырнула из терновника, и Лау нос к носу столкнулся с мужичками, несшими длинные решетчатые конструкции. Это были те самые, что утром ровно в полдевятого проходили мимо гостиницы. Только сейчас их было трое. Мужички были усталыми, и несмотря на прохладное утро, от струился по их лицам. Шапчонки-плевочки еле держались на затылках.
– Здрассте, – машинально вырвалось у Лау.
– И вам не хворать, – прогудели мужички.
Они остановились, чтобы передохнуть, но не сбросили с плеч странные решетчатые конструкции, а по очереди отходили в сторону, шумно отдувались, охлопывали себя по телу, жадно тянули сигаретки, и опять подставляли плечо под тяжелый металл.
Первый внимательно посмотрел Лау, одетого в рубашку, порванные брюки и носки, но ничего не сказал обидного по его внешнему виду, а спросил:
– Вы тот, кто возле гостиницы предлагал нам помочь?
– Было дело, – согласился Лау. – А где ваш четвертый?
– Животом измаялся, бедняга, вот и отпустили, а втроем ох как тяжеленько! Так не подсобите сейчас? Тут недалече, а пригорок взобраться, там площадка, где эти дуры надо установить.
Мужчина шевельнул плечом, конструкции неожиданно зазвенели, запели.
– Э, как поют! Чисто соловьи в саду у дяди Миши, – второй мужичок хохотнул, выбираясь из-под конструкции. – Еще хорошо, что и обувки у тебя нет. Только носки.
– Это так важно? – удивился Лау.
– Еще как, в обуви нет прочной связи с землей. Видишь, мы ходим босые. Тогда становись последним, а то посередке с непривычки плечи обобьешь.
Лау дали холстину, которую положил на правое плечо и с готовностью принял на себя тяжелую железяку. Когда край конструкции опустился на плечо, он крякнул. Ох, и тяжела, зараза!
– Чтобы легче было, иди за нами след в след.
Мужички с богом тронулись, и на Лау повеяло ядреным мужским потом.
Лау, шедшим предпоследним, обратил внимание, что после мужичков на земле оставались желтоватые ямки, словно присыпанные песком. На память сразу пришла строфа стихотворения: «по золотым следам Мариенгофа7».
Мимо с оглушающим рыком пронесся мотоцикл, окутав их удушливым облаком выхлопных газов.
– Эй, дурилы! – раздался звонкий юношеский голос. – Не надоело таскать эту хрень?
– Езжай, езжай своей дорожкой, – неожиданно миролюбиво ответствовали мужички, хотя Лау ответил бы гораздо грубее, но они тут все друг друга знают, поэтому и такое неожиданное миролюбие. – Только дальше глубокий овраг. Смотри, разобьешься!
Мотоцикл взревел, взлетел вверх, блондинистый парнишка, на сидевший за рулем, оглушительно свистнул, перекрыв рев мотора. Его золотые кудри красиво развивались на ветру. Мотоцикл, на мгновении зависнув в высоте, нестерпимо сияя никелированными дугами и выхлопными трубами, ухнул в овраг. Оттуда донесся вскрик, тупой звук тяжелого удара и тонкий металлический звон8.
– Отъездился, оглашенный! – мужички остановились, истово несколько раз перекрестились и потрюхали дальше.
– Эй, – возмутился Лау. – Надо посмотреть, может живой, помощь оказать, скорую вызвать.
– Не, не наше это дело. Да и там не выжить. Шею точно сломал. Поверь, не первый он там головешку дурную сложил, скал первый мужичок. – Третий по счету,,,
– Нет, пятый, неожиданно перебил другой мужичок.
– Можа и пятый, – легко согласился первый.– Дурней много, как и места там. Всех овраг примет, не впервой.
– Так мы не останавливаемся? – уточнил Лау.
– Слышь, подрядился нести, так неси, – неожиданно окрысился первый мужичок. – Не можешь, без сопливых обойдемся.
– Договорились, – покорно согласился Лау. – Вы тут местные, вам виднее.
– Вот и ладушки, – заключил второй. – Уже почти пришли.
Они взобрались на высокий пригорок, с высоты которого хорошо были видны с одной стороны бескрайние ковыльные поля, с другой – центральный поселок города. С пригорка поселок выглядел почти как большой город. Отсюда было не видно, что левая часть поселка в проплешинах провалов и многие здания были частично разрушены и зарастали дикой акацией..
На пригорке неожиданно обнаружился скучающий наряд из трех полицейских. Увидев четверку, несущую на плечах решетчатые конструкции, прапорщик, старший наряда, представился:
– Прапорщик Лонгинов, – и тут, грозно, с напором, вопросил. – Кто такие? Кто дал разрешение на выход из города? Вам известно, что больше двух человек нельзя собираться?
Прапорщик был толстым, с отечным лицом, двое других – молодые, еще зеленые лопухи, недавно надевшие погоны курсанты, но уже с гордым видом свысока разглядывали мужичков. В полицейской учебке им намертво вдолбили в головы: они
