В три прыжка я взлетел по лестнице под слепящий свет фонаря. Холодный ветерок в голове вообще пропал. Навстречу мне, по противоположной лестнице, взбежал Гош и вдруг встал.
Три шарика она оттолкнула, а в последний вцепилась крепко.
Его повело, словно после тяжелого удара в голову. Лицо потеряло выражение, глаза опустели, как у рыбы…
Я почувствовал, как вдоль хребта вздыбились мурашки. Если бы она вцепилась не в него, а в меня… Вперед! Дальше!
Я пнул дверь.
– Шатун, со мной!
И скорее почувствовал, чем услышал, – Шатун за моей спиной встал как вкопанный. Глядя не на меня – на Гоша. Он медленно крутился вокруг себя, вскидывая руки. Виктор, следом взбежавший по лестнице, влетел ему в спину, оба рухнули.
Не глядя, я выкинул руку назад, вцепился в плащ Шатуна.
– Держи ритм!
Вместе с ним влетел внутрь. На миг глазам стало легче, фонарь остался снаружи и больше не слепил. Здесь был ровный свет, смягченный перламутровыми плафонами. И открытые двустворчатые двери, ведущие в заднюю часть дома. Огромный зал, который я успел лишь угадать, потому что в пяти шагах за дверями был кавказец. Бежал к нам, на ходу заряжая ружье. Внутрь ствола ушел толстый красный цилиндр, похожий на огромную распухшую батарейку, и еще пара была у него в руке.
Он вскинул глаза, заметив движение…
Я…
Я ничего не успел сделать. Холодный ветерок вернулся, и теперь это было не случайное касание, как раньше, пока она путалась в нашем хоре и ее хватка соскальзывала с нас.
Всего миг, а я уже чувствовал, как она забирает контроль над моим телом, над моими желаниями. Время вдруг стало рваным и путаным – обрывки фотографий, взбитые порывом ветра.
Кавказец глядел на меня. Он остановился у входа в зал. Последний патрон заполз в ружье. Быстрое движение рукой вперед и назад. Клик-клик. Первый патрон занял место в стволе.
А холодные поводья у меня в голове стягивались сильнее, путая мои мысли, разрывая на кусочки мою волю… Я с трудом удержал ее напор. Выправил там, где она смяла меня, собрался с мыслями…
Ее движение было таким быстрым, что я едва его почувствовал. Я даже не успел понять, куда она целит, что она хочет со мной сделать, но сработал рефлекс. Три дня назад, когда я остался с ручной дьяволицей один на один, она ударила меня именно так. Тогда я едва успел сообразить, что же она сделала… Сейчас я уловил это лучше, но эту атаку я не смог бы остановить никак…
Я и не пытался. Я вскинул глаза к люстре, свисавшей с высокого потолка. Уставился на дюжину слепящих электрических свечек, вцепившись в них глазами. На миг выкинув из головы все прочее: сбив с хода мыслей и себя, и ее, висевшую на хвосте моей души…
Когда ее путы стянулись, чтобы раздавить меня, она промахнулась. Я не потерял свою волю, я все еще помнил, что должен сделать. Лестница, вон она, справа, и темный провал, ведущий вниз, к этой чертовой суке…
Вот только кавказец уже вскинул ружье к животу, поднял ствол – огромная черная дыра.
Я был прямо перед ним, в жалких десяти метрах. Идеально, освещенный, посреди совершенно пустого холла. Ни на полу, ни на стенах – нигде нет ничего, за чем можно было бы спрятаться…
В спину уперся Шатун – мои пальцы, оказывается, все еще стискивали его плащ, хотя я давно забыл.
Сука опять вцепилась в меня…
Кавказец… Я словно вечность стою здесь, перед его ружьем, распятый как бабочка перед булавкой энтомолога…
Надо уйти…
Надо уйти, но мысли в голове путались. Вправо, влево – тут везде светло и негде спрятаться, он достанет меня, расстреляет, как в тире. И назад не дернуться – там Шатун, давая на мою руку, сгибая ее, все ближе ко мне, все еще двигаясь следом… А мое собственное тело, словно чужое. Холодные нити в голове, отрывающие меня от тела, рвущие на кусочки…
Время стало медленным и густым, движения кавказца казались чудовищно, неправдоподобно медленными, но мои мысли были еще медленнее. Осталось только удивление, что я ничего не могу сделать. Никогда не думал, что я, охотник на тех, кто сильнее людей, умру вот так вот – уставившись на нацеленное на меня ружье, словно загипнотизированный удавом кролик.
Я чувствовал, что должен что-то сделать. Что-то изменить. Спастись! Только дальше мысль обрывалась. Я был гостем в своих мыслях… Гостем, от которого оставалось все меньше и меньше. Меня лишили возможности управлять собственным телом, лишили возможности сообразить, что надо сделать, чтобы спастись, а теперь добрались и до моей воли. До того, что я хотел сделать. Меня стирали кусок за куском, пока совсем ничего не останется…
Пальца кавказца на спусковом крючке не видно, но выше на руке, под кожей дернулась жилка, заставляя палец тянуть крючок. Вот и все…
Что-то ударило меня сзади, я рухнул вниз, и что-то ужасно тяжелое обрушилось на меня сверху, вместе с оглушительным грохотом выстрела. В глаза брызнула вспышка. С треском лопнуло деревянное позади – закрытая половинка входных дверей получила заряд дроби.
Эхо выстрела прыгало между стен из оштукатуренного камня, звеня в голове. Я вдруг понял, что еще жив. И, что еще важнее, я – снова я. Холодные путы в голове пропали. Мои мысли, мои желания, мое тело снова были моими.
Шатун скатился с моей спины, я смог приподняться и уперся взглядом в кавказца.
Если он и был разочарован или удивлен – я сам едва верил, что еще жив! – в его лицо это не просочилось. Рука с ружьем дернулась вперед и назад. Клик-клик. Новый патрон на месте.
А я, приподнявшись на руках, глядел на него с пола. И Шатун слева от меня, тоже еще не вскочивший с пола. И где-то сзади Виктор. Вот кто толкнул Шатуна, свалил его на меня.
Я не видел, угадывал его самым краем глаза: Виктор замер в дверном проеме, растопырив руки. Идеальная мишень. Да мы все трое – идеальные мишени в пустом тире, прекрасно освещены…
Гулко щелкнуло, и свет вырубился. Так вот что он делал растопыренными руками! Искал выключатель!
В наступившей темноте ослепительно полыхнуло пламя выстрела, ударил по ушам грохот и снова затрещала дверь. На этот раз заряд дроби вышиб из нее целую горсть щепок.
Но, по крайней мере, все целы.
И тут Виктор заорал.
В первый миг я решил, что его зацепило. Но потом понял, что кричит он где-то сбоку, в нескольких шагах от двери, где я видел его в последний раз. Все-таки успел нырнуть в сторону. И кричит он не от боли, а от ярости.
Теперь чертова сука вцепилась в него. Курочит и ломает…
Пыхтя и постанывая, в дверь ввалился Гош – медвежий силуэт в отблесках снаружи.
– Суку… – прохрипел он. – Где сука…
Виктор уже не орал, выл сквозь стиснутые зубы. Почти безумно, но выл. Все еще держится и отвлекает суку от других…
Клик-клик – из глубины холла, из темноты, куда не достают отсветы от фонаря снаружи. Новый патрон в патроннике.
А Гош замер в дверном проеме, еще не оправившийся от удара чертовой суки. Пытаясь понять, что тут происходит, куда пропал свет, и откуда выстрелы, и почему орет Виктор…
Я лягнул Гоша по ногам и откатился с того Места, где лежал. Туда, где видел Шатуна, когда свет еще горел.
– На пол! – рявкнул я Гошу, а сам шарил руками.
Что-то скользкое… Кожа мертвая – и кожа живая…
– Эй… – голос Шатуна.
Плащ… Складка… Вцепиться! Шаги спереди, на меня…
Бум!!!
По голове словно кирпичом врезали. Пламя от выстрела полыхнуло над макушкой, грохот ударил по лицу, в уши… Я едва различил вопль Виктора – на этот раз совершенно животный. От боли. На этот раз кавказец не промазал…
И еще это значит, что чертова сука опять свободна и готова бить.
Я вскочил, разворачиваясь вправо и таща за собой Шатуна. Где-то там лестница. Где-то там… Сквозь окна должны падать отсветы снаружи – достаточно, чтобы рассмотреть холл, найти лестницу, но перед глазами прыгала вспышка от выстрела.
Тащить стало легче: Шатун встал на ноги.
– Следом! – крикнул я, не отпуская его. – Не отрывайся! Только не отрывайся!
Клик-клик.
Пол под ногой вдруг кончился, я оступился и упал вниз, потеряв плащ Шатуна, – и тут сзади грохнуло. Ударило в стену надо мной, лопнул камень, с визгом срикошетили дробинки, загрохотали по изгибу лестницы, по ступеням… Щеку обожгло каменное крошево. Следом посыпались куски штукатурки, пыль, а за спиной рык кавказца.
Не от боли, от ярости.
Он не мог видеть нас, темнота и ослепительные вспышки выстрелов мешали ему никак не меньше. Но у него была его чертова сука. Которая чувствовала всех нас. Наши мысли, желания… Нашу боль, если есть.
Клик-клик!
Но я уже на локтях и коленях слетел на несколько ступеней ниже, следом топот Шатуна. Когда ударил выстрел, вспышки я не увидел – отгородил изгиб лестницы. Ногу обожгло дробинкой, сзади хлынула еще одна волна пыли от развороченной стены, но это все было уже неважно.
Прямо передо мной, чуть ниже – полоса света.
Попытавшись подняться, но не попадая в ступени, то и дело оскальзываясь, я ссыпался туда и врезал в дверь руками.
