– А, ну да, – без особенного энтузиазма сказал Артем, – надо было все-таки с нее начать. Сейчас у меня уже настроение не то... Ладно, идите на улицу.
– Что? – удивилась Женя. На ее тарелке еще оставались блинчики, и она вовсе не собиралась так резко срываться с места. И так ей редко удавалось выкроить время на степенный завтрак.
– На улицу, – устало повторил Артем. – Хорошая новость ждет вас там. Да потом доешь свои дурацкие блины. – Он отодвинул от разочарованной Жени тарелку. – Давайте быстрее!
Вместе они спустились по витой лестнице. Артем шел самым последним и зачем-то время от времени подталкивал Женю в спину, наверное, хотел, чтобы она ребра о ступеньки переломала, и тогда он бы смог выгнать ее из «Паприки» под вполне интеллигентным предлогом.
Оказавшись на улице, они сначала не заметили ничего особенного. Женя зябко ежилась – в отличие от Инны, на плечи которой была наброшена норковая шубка, она выскочила на улицу в джинсах и легкой рубашке свободного покроя.
– Что это значит? – начала было она, но потом вдруг увидела это.
Микроавтобус «Форд», выкрашенный в сдержанно-розовый цвет. На дверце нарисован задорный перчик и выведено слово «Паприка».
– Ничего себе, – выдохнула Женя, подходя ближе.
– Это наш гастрольный автобус! – воскликнула Инна. – Больше никаких поездов!
Иртенев довольно улыбался, на его щеках вновь появился возбужденный румянец.
Женя обошла автобус – на другой стороне тоже была надпись «Паприка», только помельче, а вместо перчика – их фотографии.
– Внутри есть три спальных места, мини-бар, аудиосистема, – хвастливо вещал Иртенев, – внизу огромное отделение для багажа. Наконец-то мы сами себе хозяева и больше не зависим от вокзальных расписаний.
– По этому поводу надо бы выпить шампанского, – предложила Инна.
При слове «шампанское» Женя вспомнила режиссера Романа Степанова и еле заметно улыбнулась.
– Что это?! – раздался за их спинами удивленный вопль. Они обернулись – Дашка со свежеумытым лицом и красным кончиком носа куталась в пальто. – Автобус! – весело воскликнула она. От ее обиды, казалось, и следа не осталось. – Девочки, автобус! Наш!
Последовав Жениному примеру, она обошла вокруг «Форда». Правда, ее реакция на оформление «личного транспорта» была небанальной. Хотя чего еще от Дашки ожидать?
– Ну вот, как всегда, – надув ненакрашенные губки, сказала она, – Инкина рожа крупнее всех. А мы на заднем плане.
Инна неловко потупилась, Женя презрительно хмыкнула (ее умиляло то, что долговязая бесталанная Дашка искренне считает себя непризнанным лидером группы), а Артем уничтожающе на нее взглянул.
– Да ладно. Я это так, к слову. – Даша предпочла быстро сменить тему. – Насчет шампанского – идея хорошая!
– Так что эти гастроли будут отличаться от всех предыдущих, – с гордостью заметил Иртенев, – больше никаких плацкартных вагонов и грязных вокзалов.
– Вот здорово! – Даша разве что в ладоши не хлопала.
Ее счастье казалось Жене необъяснимым. «Что хорошего-то? – недоуменно думала она, разглядывая автобус. – Меня будет укачивать и тошнить на каждой остановке, водитель врубит какое-нибудь радио «Шансон», а Иртенева придется уговаривать по сорок минут, чтобы остановиться и сходить в туалет... Да уж, гастроли обещают быть веселыми!»
Хронический недосып, красные прожилки в обезумевших от камнепада впечатлений глазах, изжога от постоянного употребления энергетических газированных напитков – вот что такое гастроли.
В городе А, первой чернильной точке их замысловатой гастрольной траектории, они весело пили шампанское – «За успех!» Два клубных концерта и одна частная вечеринка обернулись для Даши до невозможности эффектным пальто барсовой расцветки – черные пятнышки на белом фоне. Роскошная, но чудовищно непрактичная вещь. И все же Даше не жаль было спустить на нее весь гонорар без остатка. А чего жалеть, если впереди полтора месяца путешествий и в каждом городе ее ждет конверт с заработанными потом, потекшим гримом и ноющими мышцами деньгами.
В городе Б они также пили шампанское, но уже без пафосных тостов. Еще не накопившуюся усталость Женя по старой привычке снимала хмельными возлияниями в одном из местных баров. Презабавно: в Москве она недалеко ушла от статуса «никто» и почти всегда оставалась неузнанной, а здесь ее почитали за заезжую знаменитость. Главный плюс известности – все мечтают с тобою выпить. Наливают, соответственно, бесплатно.
В тот вечер сердобольные жители города Б, которым посчастливилось пьянствовать в Жениной компании, с рук на руки передали полуобморочную звезду Иртеневу. Утром был скандал. Женя так и не поняла из-за чего, поскольку, как водится, ничего не запомнила...
В городе Б Инна поссорилась с Иртеневым. Даша и Женя с ужасом смотрели на разворачивающуюся на их глазах сценку из латиноамериканского сериала: Артем громко матерился, а обычно бесстрастная Инна в какой-то момент не выдержала и накинулась на него с кулаками. Кажется, на людях они скандалили впервые. В тот вечер Даша и Женя уединились в мрачной кофейне и за переслащенным слабеньким чаем обсудили всю катастрофичность сложившейся ситуации.
– Если он ее бросит, мы пропали, – с ужасом твердила Даша. – «Паприку» закроют, и что мне тогда делать?!
– Замуж выйдешь, – посоветовала Женя. Хотя у нее самой настроение было не лучше.
Вообще, Женя с каждым днем становилась все мрачнее. Она выглядела как человек, страдающий хронической зубной болью.
Каждый вечер ей названивал Мишка Мамонтов. По нему часы проверять можно было. Первое время она даже радовалась отголоскам привычной Москвы, сквозь радиопомехи пробивающимся в телефонную трубку. Но надолго ее не хватило, потому что Мамонтов всегда твердил, как заезженная пластинка, одно и то же. Говорил, что влюблен. Говорил, что скучает. Говорил даже, что жениться хочет, – это Женю больше всего, пожалуй, забавляло. И вот в один прекрасный день, услышав в сумке предсказуемое пиликанье мобильного телефона, она решила: ну все, с меня хватит. И, решительно надавив большим пальцем на кнопку «Off», отправила телефон в ближайшую мусорную корзину. Поступок показался ей самой чрезвычайно эффектным. Безвременную кончину телефонного аппарата она отмечала в гордом одиночестве в ближайшем баре. А следующий Женин день, первый день в году, в котором не будет Мамонтова, начался с жуткой похмельной головной боли.
До конца гастролей оставалось больше двух недель, и все шло своим чередом.
Первое время они еще помнили каждый город. И каждый периферийный концерт был для них событием, и на каждой пропыленной сцене их сердца колотились, как у запыхавшихся марафонцев на долгожданной финишной прямой. Но постепенно мозаичная яркость прожитых дней уступала место обыденности. И вот им уже казалось, что сегодняшний вечер, как по кальке, срисован со вчерашнего. И не радовали больше аплодисменты (если таковые вообще сопутствовали их выступлению), и они больше не вглядывались с трепетом в зрительские лица, и даже адреналина больше не было, когда очередной накачавшийся джином с тоником конферансье нараспев произносил их имена. То был не пафос зажравшихся славой мегазвезд, то была обыкновенная усталость, от которой в гастрольном туре, да еще и черт знает как организованном, никуда не деться.
