Три эти крупные фигуры 1848 года с непринужденностью высказываются в прессе и широко используют право на петицию. В свою повестку дня женщины пока не включили право на проведение манифестаций: именно эта несообразность порождает везувианскую мистификацию. В то же время тот факт, что женщины в принципе начали высказываться, стал одним из важнейших опытов начала Второй республики.
Война против женских клубов
Политическая жизнь оживляется благодаря клубам. Большинство из них предназначены только для мужчин, есть клубы, куда пускают и женщин (Лионский клуб, Горный клуб, председателем которого был бывший аббат Констан, Клуб братских друзей, Центральное братское общество Кабе). Эжени Нибойе и Жанна Деруан решают открыть женский клуб, который будет заниматься женскими вопросами и в котором будут выступать женщины (и приглашенные мужчины). О первом заседании, назначенном на 11 мая, с шумом объявляется в прессе, и у входа собирается толпа. Последним станет девятое заседание, прошедшее 6 июня и посвященное разводу. Юмористы в восторге — об этом свидетельствуют литографии, например, авторства Е. В. под названием «Женский клуб», где говорится: «Мы требуем:
1. Чтобы юбку заменили на кюлоты.
2. Чтобы мужья занимались домашними делами по меньшей мере три раза в неделю.
3. Наконец, между мужчиной и женщиной нет другого различия, кроме того, которое им даровала природа»{278}.
Но выступающая и ее слушательницы изображены в юбках. Одна из самых известных карикатур была нарисована по горячим следам после выхода популярного произведения Луи Рейбо, публиковавшегося из номера в номер в Illustration начиная с июля 1848 года и быстро поставленного в театре: «Жером Патюро в поисках лучшей из республик»{279}.
Жена главного героя, Мальвина, очень хочет попасть в Клуб женщин, о котором столько говорят и который вызывает у нее смесь восторга и «отвращения». Войти в клуб сложно из-за толпы шутников, которые держат неприличные речи. Они выводят из себя председательницу клуба, настойчиво требуя «женщин в бюро», которое и так состоит из женщин, что вызывает громогласный смех. А что представляет из себя председательница? «Возраст и, возможно, несчастья лишили ее внешних черт, свойственных ее полу. Ее формы лишали возможности ее как-нибудь оценить»{280}. Брюк ни у кого нет: для автора феминистки — «юбки, которые подняли знамя восстания»{281}, а не женщины в брюках, что к тому моменту было еще слишком маловероятно. Кто собирается в этом клубе? Старухи («матроны изобиловали»), «греховные женщины», домохозяйки из скромных кругов («кошелки»). Что представляют собой их речи? Нечто усыпляющее. Собравшимся в зале со всеми подробностями рассказывают о положении швей, модисток и т. д. Исполнившись жалости, Мальвина выходит на трибуну, чтобы навести порядок. Слово берет женственный блондин, который вызывает насмешки, утверждая, что он «дамский кавалер». Последнее, ужасное слово Мальвина оставляет за собой и нападает на организаторов клуба, которые «превращают женщин в зрелище», «проституируют на глазах у публики… словно они напрямую произошли от пресловутых швей из клуба якобинцев», в то время как у них «достаточно прав, потому что они могут заставить мужчину сделать все, что им придет в голову». Затем следуют угрозы: «Сегодня вас освистывают, когда вы идете по улице, вас оскорбляют…, вас обесчещивают на словах. Если вы будете настаивать, дело зайдет дальше: вас будут стегать кнутом на перекрестках. Закрывайте этот вертеп. Я сказала». И после этого заседания клуб закрывается. В произведении за это ответственна женщина: классический метод антифеминистов — настаивать на непопулярности идей феминисток (и социалистов) среди женщин. Этим методом пользуются и серьезные авторы, например тот же Луи Рейбо:
Особенно во Франции женщины занимают слишком хорошее положение, чтобы возмущаться подавлением их и выставлять себя жертвами. Поэтому они не согласны со своими защитниками и оставили без внимания призывы к восстанию. Они царят в кругу семьи и общественных отношений: этой империи достаточно для их нежности и их гордости{282}.
Можно ли придумать счастливую развязку для этого кризиса? 3 июня Journal pour rire{283} рассказывает, что везувианки направляются в сторону Национальной ассамблеи с транспарантом, требующим «Зависимости или смерти». Теперь они сожалеют об «избытке» свободы. Женский клуб закрывается 6 июня. 9 июня Charivari сообщает, что в результате вынужденного переезда газета теперь находится в здании Национальной гвардии и что ожидаются «братания». В течение июня Бомон пополняет свою везувианскую серию новыми фаллическими и сексуальными аллюзиями, обыгрывая старое клише, приравнивающее воюющую женщину к распутнице, которая следует за армией, привлеченная военной клиентурой. На других рисунках автор демонстрирует «классовую ненависть»{284} по отношению к простому народу, включая женщин, и к июньским баррикадам. Таким образом, война полов заканчивается примирением в постели.
В 1849 году вновь усиливается волна антифеминистского юмора. На майских парламентских выборах умеренные республиканцы получили доверие населения. Настроения меняются, театры становятся реакционными (тогда было модно словечко «реак»), а рисунки — все более злыми. Карикатуристы и шансонье насмехаются над «социалистическим безумием» и все увеличивающимся количеством банкетов. В постановке пьесы «Женщины-соусоциалистки» Варена и Рожера де Бовуара главные роли подстрекательниц спокойствия мадам Жибойе (прототип — Эжени Нибойе) и мадам Консуэло (Жорж Санд) исполняют немолодые актрисы. Здесь доминируют две темы: мужененавистничество женщин из среды мелких буржуа, которые плохо обращаются со своими мужьями, а также их право на развод, адюльтер и прочие вольности. Как в этих нежных стихах: «Да, среди женщин-санкюлотов / Панталоны запрещены»{285}(в данном случае панталоны — женское нижнее белье). Мужской протест против политических притязаний женщин сопровождают песни «Марсельеза в нижних юбках», «Женская марсельеза», «Прощальная песня везувианок», «Прощальная песня этих дам», «Большая экспедиция против этих негодяев мужей».
Антифеминистическое движение 1848 года питается двумя проблемами: агрессией и сексуальностью, а в общественной дискуссии наибольшие споры вызывают вопросы о правах женщин на гражданство и работу. Уход от наиболее острых вопросов — это эффективная стратегия для снижения их значения и привлечения внимания к более «будоражащим» сюжетам.
Жестокость извержения везувианок символична. Она вдохновлена старыми семейными ссорами, напоминающими об опыте, пережитом семьей Ма-ам Кокардо. Но с уровня семьи мы переходим к общественной сфере, к своеобразной войне полов, потому что эти воображаемые женщины теперь представляют собой организованный коллектив, подготовленный и вооруженный. Здесь прочитываются аллюзии на Национальную гвардию, рожденную Французской революцией, которая обрела права и стала участвовать в политических изменениях. Декрет от 8 марта 1848 года дает гражданину в возрасте от 21 года до 55 лет, обладающему гражданскими правами, статус национального гвардейца и позволяет избирать офицеров. Именно этот статус гражданина-солдата присваивают себе воображаемые везувианки, создавая легион, который присоединяется к двенадцати настоящим легионам каждого из двенадцати округов Парижа. Свою роль играет страх беспорядков и насилия: он оправдает себя в кровопролитии после закрытия национальных мастерских[41].
Логично, что взрыв свободы, случившийся весной 1848 года и сдерживаемый союзом консерваторов и либералов, проявится и в одежде. В воображении юмористов революционерка 1848 года в кюлотах соседствует с восставшими женщинами в юбках, бесстыдно демонстрирующими свои ноги. В «Марсельезе в нижних юбках» еще поется о войне полов, в которой «тираны в кюлотах» и «бородатый пол» противопоставлены «нижним юбкам», то есть женщинам: «Вперед, нижние юбки! Собирайтесь в батальоны! Идем! Идем! А юбки будут носить наши мужья». А вот стихи А. Монтемона: «Я везувианка, / Я одерживаю верх! / Пусть все ко мне придут / И помнут мою юбку!»{286} Передразнивая эгалитарные и социалистические доктрины, юмористы представляют, что ве-зувианки потребуют запретить длинные волосы, чтобы сократить неравенство между женщинами (10 мая). 24 мая на повестке дня уже стоит вопрос запрета кринолинов и привилегий, которыми пользуется красота, а также введение налога на холостых мужчин.
6 июня 1848 года решением префектуры полиции женский клуб был закрыт. Власть, опасаясь восстания, вызванного запретом национальных мастерских, решает, что женщины (и несовершеннолетние) больше не могут быть членами какого бы то ни было клуба или участвовать в собраниях. Эжени Нибойе, чье дело таким образом уничтожают, не обходит событие молчанием. Борьба продолжается. Создаются ассоциации прачек, белошвеек, учительниц, прислуги и портных. Женские банкеты проводятся в ответ на банкеты республиканцев, на которых женщинам присутствовать либо нельзя, либо можно только в качестве зрительниц. Репрессии обрушиваются на республиканок — социалисток и феминисток в ноябре 1850 года. Преподавательница Полина Ролан, которая пыталась добиться права голосовать в 1848 году и требовала прямого правления рабочих обоих полов, приговорена к полугоду тюрьмы и выдворяется в Алжир{287}. Жанна Деруан, которая осмелилась выставить свою кандидатуру на законодательных выборах 1849 года и основала Союз ассоциаций, тоже будет сочтена представляющей угрозу для общественной безопасности: отсидев полгода в тюрьме и начав получать угрозы после государственного переворота 2 декабря 1851 года, она бежит в Англию, откуда уже не вернется.
