— Если ты разбудила меня раньше времени, чтобы сообщить это — поверь, я бы прожил без признания.
Он забирает из моих рук подставку с картонными стаканчиками и движется прямо в гостиную.
Меня это радует. Почему-то была уверена, что дальше кухни не пустит.
Сама снимаю пиджак и вешаю его в прихожей. Только потом догоняю хозяина.
— И бардака нет.
На это мое замечание Вадим реагирует еще более тяжелым взглядом.
Берет в руки свой стакан, отпивает. Только после первого глотка черты лица немного смягчаются.
— А ты думала, тут всё будет завалено грязными носками и коробками из-под пиццы? Не суди обо мне по своему.
Я снова слышу какие-то странные звуки из спальни. Мы с Вадимом одновременно скашиваем туда взгляд, а потом он снова прокашливается.
Берет в руки пульт от аудиосистемы, включает музыку.
Мне вдруг становится до противного неловко. Кажется, мой план изначально был дурацким. Сейчас оттуда покажется девка в его рубашке, я только хуже себе сделаю... И ей стыдно не будет, а вот мне.
— Ты не один? — сердце больно бьется о ребра, но я стараюсь оставаться внешне безразличной.
Спрашиваю холодно, тоже беря в руки стакан и отпивая.
Вадим недолго молчит, испытывая мои нервы на прочность пристальным взглядом.
Потом склоняет голову и щурится:
— А что, если не один?
На языке крутится: тогда я тебя убью.
Сама понимаю, что у меня нет для этого ни оснований, ни прав. Но я его ужасно ревную!
Мои ноздри раздуваются. Я до боли незаметно прикусываю кончик того самого острого языка.
— Попросил бы, я принесла еще один стакан, выпили бы втроем.
На мое абсолютно идиотское предложение Вадим громко фыркает.
Снова пьет и ставит кофе на стол.
Я продолжаю слышать в спальне копошение даже через музыку, но абсолютно не понимаю, что здесь происходит.
— Я и вдвоем-то пить тебя не приглашал, Марьян. Тем более... Я же тебе неприятен. С чего вдруг такая острая необходимость первой желать мне доброго утра?
На вопрос Вадима, если честно, ответить мне нечего. Сначала щеки обжигает жаром из за стыда за сказанные Мире по телефону слова. Потом — из за собственных неоднозначных к нему чувств.
Я слежу, как он обходит стол и останавливается ближе, чем стоило бы.
Я тоже ставлю свой стаканчик. Смотрю сначала на него, потом поворачиваю голову и упираюсь взглядом в мужскую грудь. Через ткань майки я вижу красиво очерченную грудь, если поднять взгляд — смогу оценить, как белый хлопок обтянул его плечи.
В комнате прохладно и воздух пахнет еловой свежестью, а я чувствую духоту.
— Я пришла, чтобы извиниться за свои слова.
Собравшись с силами, поднимаю подбородок и смотрю в глаза. Даже не обижаюсь, что в ответ на мои слова Вадим иронично-удивленно вздергивает бровь. Сама знаю, что звучит не слишком логично.
А ещё чувствую себя рядом с ним неуютно. Я легко могу сейчас развернуться и уйти из квартиры, но он всё равно кажется какой-то непреодолимой преградой, что ли... Не захочет — не выпустит.
Он стоит, упершись одной рукой себе в бок, а другую вальяжно устроив на спинке стула.
— Уточни, пожалуйста, извиниться ты хочешь за то, что облила меня словесными помоями или за то, что размышляла над тем, как бы травонуть.
— Я не собиралась тебя травить, ты же сам прекрасно это знаешь.
Мне не стоило бы возмущаться, но вот сейчас я не сдерживаюсь. Мои глаза увеличиваются, голос звучит чуть выше спокойного состояния.
Я замечаю, что в уголках губ Вадима играет улыбка. Кажется, он мне немного мстит.
— Я прекрасно знаю одно, Марьяна: от тебя можно ожидать чего-угодно.
На эту правду мне нечего возразить. Я не выдерживаю его долгого пристального взгляда. Первой отворачиваю голову. Снова слышу в спальне копошение, становится горько.
Я проснулась с мыслью, что обязана испортить ему сладкое утро. А теперь хочу одного: убедить себя, что мы в квартире одни.
— Я бы нигде не купила эту дурацкую фугу, ты же сам понимаешь.
Глупо оправдываюсь, скашивая на Вадима по-детски обиженный взгляд. Успеваю отметить изменения в его настроении. Кажется, он окончательно проснулся, кажется, его настроение пошло в гору.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И вообще... Ты бы хоть футболку переодел. Навыворот.
Бурчу, под новым предлогом опять проезжаясь взглядом по мужскому торсу.
Готова признаться только самой себе: испытываю к нему чрезмерные чувства.
Пальцы горят, как мне хочется снова к нему дотронуться. Чтобы не совершить глупость — сжимаю кулак.
Вадим смотрит тоже вниз. Убеждается, что я не соврала, а потом..
— Какой кошмар.
Произносит иронично, стягивая футболку через голову.
Мне стоило бы отшатнуться, а еще лучше отойти. Отвернуться, закатить глаза, но вместо этого я впиваюсь взглядом в мужское тело.
Кровь быстрее бежит по венам. Я сглатываю, заставляя себя отвернуться, но не успеваю, Вадим не спешить одеваться. Футболка ложится на спинку стула, а его пальцы подхватывают мой подбородок.
— Почему ты такая колючая, Марьян? А? Чисто роза из твоего цветочного. Цветок красивый. Тянет к нему. А только пальцем дотронешься — раз и до крови.
Я слушаю Вадима, затаив дыхание. Самой кажется, что даже глаза расширяются.
Хочется попросить: не замолкай, говори ещё... Но он молчит и ждет Наверное, ответа.
— Я тебя до крови ни разу.
Вадим не дает договорить. Усмехается и тянется лицом ближе к моему лицу, кажется, ещё не много и у меня начнется тахикардия. Я одновременно хочу и боюсь, что наши губы встретятся. Мне мало кислорода, мозг отключается.
— И вроде забить бы на тебя, да? Цветов-то много, кроме розы есть, на что посмотреть... всё равно к колючкам тянет. Представляешь?
Вадим игнорирует мой ответ, продолжает спрашивать. У меня от его слов по коже мурашки. Его дыхание касается моих губ. Оно пахнет ментолом. Кажется, кто-то чуть-чуть соврал. Я его не будила.
— Наверное, это потому, что ты сам не без греха. — Свой последний шанс отвернуться я не использую. Вместо этого — сама же провоцирую словами.
Последнее, что успеваю отметить прежде, чем чувствую, как мужские губы сминают мои, это легкую усмешку Вадима, дальше же.
Вадим сдавливает мой затылок и прижимается к губам. Мои — полуоткрыты. Я тут же чувствую вторжение языка.
Вместо того, чтобы оттолкнуть, касаюсь пальцами горячего твердого живота, еду вверх.
Это так приятно, что пробирает до дрожи.
Торможу на плечах. Глажу их, дальше движусь к шее.
Вадим прижимает меня к себе, тоже бродит по телу, только через одежду.
Он целует требовательно, а я растворяюсь.. Плавлюсь. Превращаюсь в одну, пульсирующую возбуждением, точку.
Пока всё резко не прекращается. В спальне что-то с грохотом падает на пол. Я трезвею моментально, в отличие от Вадима.
Он продолжает меня целовать. Его рука сминает ткань юбки, прижимается к коже бедра, а меня окатывает омерзением.
Там, в спальне, он спрятал одну, а меня собирается разложить здесь?
— Пусти, — вырываюсь, отталкивая. Отступаю и смотрю со злостью. — Тебя где вообще воспитывали? Ты какого черта.
— ЕЩЁ скажи, что я тебя чуть не изнасиловал.
В словах Вадима неприкрытая издевка. Он тянется к волосам и ерошит их ещё сильнее. Я снова одновременно хочу его и ненавижу.
Сердце выскакивает из груди. Я перевожу взгляд с него на спальню.
Делаю шаг к нужную мне сторону.
— Марьян.
Вадим пытается перехватить мою руку, не пустить. Это делает ещё гаже. Я убеждаюсь в своей правоте и его сволочизме.
Обхожу, бросив на мужчину предупреждающий взгляд.
Замираю, положив пальцы на дверную ручку. Сейчас будет больно, но я ведь изначально пришла для этого.
— Марьян, я тебе не давал права хозяйничать.
Собравшись с силами и проигнорировав слова хозяина, я дергаю дверь на себя.
