Понятно, что больше всего внимания капитан уделил показаниям главной свидетельницы – вахтера, участие которой в этой странной истории началось задолго до обнаружения трупа убитого Мизулина. Анна Леонидовна обстоятельно рассказывала о своих злоключениях, капитан внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, умело направлял свидетельницу на интересующие его подробности, давая ей, однако, возможность поделиться своими ощущениями, опасениями и страхами. Беседа затянулась надолго, так что показания свидетельницы, записанные сидящим за соседним столом помощником капитана, заняли несколько листов бумаги, которые Анна Леонидовна подписала не читая, – если бы я их еще и читать стала, просидели бы до конца моего дежурства, – рассказывала она впоследствии. И так их разговор закончился почти в четыре часа. Почти всё, о чем рассказывалось в предыдущих главах с ее слов, было достаточно полно отражено в данных ею в этот день показаниях.
Правда, в первом часу, когда закончившие свои дела сотрудники милиции сообщили об этом капитану, он отпустил их и сам засобирался на обед, предупредив свидетельницу, что их беседа еще не окончена. – Отдохните пока, а через часок мы вернемся и без спешки всё закончим.
Воспользовавшись такой передышкой, вахтер пригласила начальницу по кадрам попить вместе чаю и перекусить. Та не стала отказываться и, пока вахтер вскипятила чайник, успела сбегать в ближайший хлебный, вернувшись с печеньем и сдобными плюшками. За чаем с вахтерскими бутербродами и принесенными кадровицей сладостями Анна Леонидовна поведала ей свою горестную историю. Ох, не зря проницательная кадровая начальник не ушла домой! Если она на что-то подобное надеялась, то ее предвидение сбылось на все сто процентов. Рассказ потерпевшей с достаточной полнотой выражал уже известное нам содержание. Правда, Анна Леонидовна, по понятным причинам, умолчала о своем пребывании в психиатрической больнице, но поскольку в ее рассказе неизбежно прозвучало слово галлюцинации, ей пришлось кратко упомянуть о том, что она была на консультации у врача, специалиста по заболеваниям нервной системы. Кадровица слушала, открывши рот, ахала, охала в патетических местах, и можно было спокойно биться об заклад, утверждая, что в понедельник весь НИИКИЭМС будет жужжать о неслыханных загадочных происшествиях. Конечно, обнаруженный в коридоре труп и сам по себе являлся сенсацией, но в таком антураже эта новость просто не могла не вызвать настоящий ажиотаж у сотрудников института.
Когда появился отобедавший капитан со своим помощником, совершенно потрясенная услышанным кадровица быстро распрощалась и ушла. А вахтер, так и не получившая, можно сказать, никакой передышки – весь этот час она опять пересказывала ту же историю – еще больше полутора часов беседовала с капитаном. Лишь после ухода милиционеров она смогла прилечь и вздохнуть с видимым облегчением – этот жутко утомительный для нее и насыщенный переживаниями день, кажется, закончился. И закончился он, вроде бы, относительно благополучно – по крайней мере, безумие угрожало ей теперь не больше, чем любому другому из нормальных людей, и можно было не опасаться очередного появления привязавшегося к ней трупа. Что бы за этим не стояло, он, похоже, задачу свою выполнил и теперь должен был успокоиться навечно. Самое страшное было позади.
Вот с такими, приблизительно, мыслями Анна Леонидовна встретила пришедшую ей на смену товарку. Предупредив ту о ключе от бухгалтерии и очень кратко сообщив ей о событиях, произошедших утром, – снова повторять всю, уже затверженную наизусть, историю у нее не было ни сил, ни желания – она сослалась на сильную усталость и, попрощавшись с обомлевшей от услышанного сменщицей, отправилась домой – спать, спать и спать – силы ее были уже окончательно исчерпаны.
Мы же с теми читателями, которые не уснули на середине этой затянувшейся главы, можем, вульгарно выражаясь, подбить бабки и попытаться понять, что же оказалось в распоряжении милиционеров, расследующих эту странную историю, в конце напряженного рабочего дня. На первый взгляд, итог их работы мало отличался от того обескураживающего вывода, к которому пришел лейтенант Одинцов, первым столкнувшийся с историей о бесследно исчезнувшем трупе. Действительно. Как преступники проникли в НИИКИЭМС? с какой целью они пошли на это? почему один из проникших был убит именно здесь? что? более подходящего места не нашлось? как при всех запертых входах и выходах злодеи исчезли, не оставив никаких следов? Ни на один из этих вопросов, над которыми ломал голову Одинцов, ответа так и не появилось, хотя следственная группа тщательно обыскала и прочесала все здание от подвала и до чердака.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Всё это так. Но в одном отношении ситуация радикально изменилась. Во-первых, был обнаружен труп с ножом в спине – неопровержимый признак совершенного тяжкого преступления. И, во-вторых, было установлено, кого именно убили, а следовательно, появилась надежда через жертву нащупать еще неизвестный, но, несомненно, существующий путь к тому, кто его убил. Ведь что-то должно было их связывать. Это указывало главное направление дальнейшего расследования и давало надежду на его успешное завершение.
Глава восьмая. Продолжение следует
Поскольку в начале предыдущей главы стояло: следствие начинается, естественно было бы закончить ее привычной фразой: продолжение следует. Для симметрии, так сказать. Однако, немного поразмышляв, автор устоял перед таким соблазном (редкий случай, кстати сказать; тяга к внешним эффектам и разного рода литературным красотам обычно побеждает стремление автора к строгому изложению фактов) и решил приберечь это словосочетание для новой главы. Здесь оно оказывается как раз к месту и адекватно выражает ее содержание, так как в этой главе будет продолжен рассказ о том, кем был несчастный Мизулин А.П., чей труп так настойчиво старался обратить на себя внимание органов правопорядка и, в конце концов, своего добился. Правда, желаемый эффект был достигнут только с третьей попытки, но, вероятно, дело было в неверном выборе пути к желаемой цели. Начни покойник сразу с появления на пути замдиректора по АХЧ, и, нет сомнений, он смог бы сэкономить массу излишних усилий. Да и милиции такой его ход значительно облегчил бы жизнь. Но, чего не было, того не было, и нам в рассказе надо исходить из того, как оно было на самом деле. Да и от советов много лет назад погибшему человеку, лучше было бы воздержаться. Автор сообразил это почти сразу же, как только закончил свой ернический пассаж, но… как уж написалось, так пусть и будет. Мне не хочется слишком уж тщательно ретушировать облик автора этого романа – как мне кажется, ничего особо порочащего в сем самопроизвольно возникающем автопортрете не проглядывает, и это хорошо, но и слишком приукрашивать его нет никакого желания. Человек как человек, не вызывающий отвращения, но и не лишенный обыденных недостатков и свойственных ему слабостей, – я надеюсь, читатели поймут и оценят старание автора не появляться перед ними в сценическом гриме и на котурнах, а быть таким же, как и они сами в своей повседневной жизни. На этом и покончим с очередным авторским излиянием.
Отправленная по указанному капитаном адресу группа, состоящая из двух сотрудников милиции и получившая задание осмотреть жилище покойного и опросить его соседей, в ту же субботу после обеда уже стояла перед домом, в котором, по сведениям паспортного стола, должен был проживать заинтересовавший милицию гражданин. Ключей у них не было, и они, закурив, некоторое время размышляли, искать ли им какого-нибудь местного домоуправа или же прямо направляться в квартиру. Дом, перед которым они остановились, выглядел не слишком эффектно – грязно-желтое, с обвалившейся местами штукатуркой, уныло-казенное трехэтажное строение, возведенное, судя по всему, хозспособом не то в поздние сороковые, не то даже в тридцатые годы. Пейзаж отчасти скрашивали несколько посаженных вдоль дороги кленов и узенькие грядочки-газончики у стены дома, где летом, видимо, росли цветы. Да и явных признаков неухоженности, разрухи и запущенности заметно не было – так, обычная для рабочих районов нашего города картинка: стандартный дом, построенный поблизости находящимся заводом для своих работников, и живут в нем обычные рабочие люди – не начальство, конечно, но и не какая-нибудь рвань и пьянь – таким квартиру здесь не дадут. Справа и слева стояли еще два точно таких же дома – близнецы-братья, появившиеся на свет практически одновременно. Эта невзрачная, но еще крепкая с виду троица составляла, собственно говоря, большую часть этого самого Артиллерийского проезда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
