– Фак ю!
После чего она обернулась и оказалась Палычем.
– Брат, мне так херово, что ты себе даже представить не можешь! – проскулил я, утирая со лба холодный похмельный пот.
Впрочем, "брат" выглядел не лучше – красные глаза, дрожащие пальцы и прочие признаки сумеречного состояния организма вследствие чрезмерного приёма вовнутрь горячительных напитков.
– А ты где умудрился? – заинтересовался я.
– На свадьбе вчера был, – пожаловался Палыч, – на сельской. Они, суки, самогон вместо водки выставили.
– Молодец! Тебе что клизмы насильно ставили?
– Зачем клизмы? Я сам.
– Тогда не жалуйся.
– А кто первый начал? – озлился Палыч. – Ты же первый скулил:
"Херово!"
– Я пострадал от руки провокатора, а ты тривиально напился.
Чувствуешь разницу?
– Нет. Результат один и тот же.
Палыч коротко затянулся сигаретой и сплюнул. Вдруг он спохватился:
– Погоди, чё ты говоришь? Какие провокаторы? У Малюшки? А ну опиши!
Я коротко описал ему праздник, не пожалев для нашего с
Полковником алкогольного марафона трагических красок. В описание сцены доставки моего тела под родную крышу я вложил все свои актёрские способности. Рассказ доставил Палычу неописуемое удовольствие. Он позабыл о неприятных ощущениях в собственном организме и без зазрения совести ржал над моими вчерашними похождениями.
– А Полковник-то..! Полковник! Ой, не могу! А я ей подлюке цветов
– на десять рублей! Ха-ха-ха!
– Чё ты ржёшь? – возмутился я, – я же чуть не умер!
Нашу беседу прервал Батькович, выглянувший из дверей и всем своим видом давший понять, что пора бы и "рыпнуть". Мы покорно поплелись
"делать искусство".
Репа продвигалась с переменным успехом. Я мобилизовал все силы своего отравленного алкоголем организма и вовсю старался
"соответствовать". Палыч изнемогал под бременем тяжкой необходимости
"давать кач". Батькович, полузакрыв глаза, стоял прислонившись к шкафу, автоматически извлекая звуки из своего инструмента и витая в иных сферах. Паша важно расхаживал в шлёпанцах вокруг примочек и принимал рок-позы.
Через какое-то время послышался стук в дверь – пришёл клавишник
Женя, которому было назначено "на позже". Он вежливо поздоровался, разложил свои ноты и включил клавишу. Палыч дал счёт, пошёл вступительный рифф, Женя нажал на клавиши, и…
И ничего не произошло. Мы остановились, Женя бегал пальцами по кнопкам, и не получал в ответ ни звука. Инструмент молчал. Мы суетились, пробуя коммутацию, меняя шнуры, терзая пульт, но всё безрезультатно. Стало ясно, что произошла поломка. Каждый старался представить, во что обойдётся ремонт, и в мозгу вспыхивали совершенно фантастические цифры.
Мы суетились вокруг инструмента до прихода Анатолия. Папик нашей бедой абсолютно не проникся. Равнодушно скользнув взглядом по инструменту, он заявил:
– Это ваша проблема. Вы её и решайте.
– А деньги на ремонт? – горестно прошептал Паша, – это же хрен знает, какие деньги!
– Ты считаешь, что я их тебе должен дать? – жёстко поинтересовался Анатолий.
– Нет. Но, концерт…
– С концертом – всё, – выдал папик "сюрприз". – Нас похерили.
– В смысле?
И папик толкнул нам душещипательную историю на тему: "я так старался, а меня кинули". По его словам, его партнёр Лена Муратова, трезво поразмыслив, пришла к выводу: "Зачем нам кузнец? Нам кузнец не нужен", и выперла Анатолия из организаторов концерта. И остался папик не у дел. Естественно, что вся эта петрушка отразилась и на нас. Как протеже опального Анатолия, мы тоже отстранены от участия в действе. Короче, труба!
Но оказалось, что папик пришёл не пустой – он пришёл с очередным предложением. Предложение заключалось в том, что он жаждал стать нашим продюссером. Он, папик, берёт на себя все организационные проблемы, а мы играем музыку и раскладываем по карманам "бабки". Ах, да! Чуть не забыл – ещё раздаём автографы и прячемся от назойливых поклонниц. Кр-р-р-расота!
Естественно, у нас не было другого выхода, как упасть в папиковы объятия и принять его предложение. Мы уселись обсуждать условия сотрудничества, и разговор получился долгим, скучным и почти безрезультатным. У Анатолия было своё видение схемы "раскрутки", и оно не совпадало с нашими представлениями о ней, родимой. Короче, всё это вылилось в длительную болтологию, и мы так и не пришли к одному мнению. По концовке было решено собраться через пару дней для окончательного обсуждения условий сотрудничества.
Анатолий ушёл, а мы остались решать проблему ремонта "убитой" нами клавиши. Я позвонил человеку, который нам её сосватал, и сообщил о происшедшем. Чувак, конечно, схватился за голову. Через полчаса он приехал, забрал инструмент и повёз его к мастеру. Нам было сказано, чтобы мы копили деньги и помалкивали. Хозяин инструмента ничего не должен знать. Вечером человечек перезвонил и сообщил, что ремонт потребуется не особо серьёзный, но мастеру нужно забашлять ещё за срочность и за то, что он будет держать рот на замке. Была названа астрономическая, как для нас, цифра. Теперь за головы схватились мы. Человечек предложил свой вариант. Поскольку, это был тот же хозяин фирмы, где мы брали "аппарат" для выступлений и отрабатывали его "натурой", нам было предложено вместо наличных снова заплатить натурой. Так мы попали в рабство. Долго ещё после этого происшествия по первому же звонку хозяина мы ехали в назначенное место и в поте лица отрабатывали так и не пригодившийся нам инструмент.
ГЛАВА 7
Сентябрь догорал. Стоял один из последних тёплых дней бабьего лета. Это накладывало свой отпечаток на настроение. Тихо беседовали между собой старые буки, ловя еле слышные порывы ветра. Оранжевые лучи гаснущего солнца, прорываясь сквозь листву, ложились косыми штрихами на лиловатую мглу под деревьями. Старый парк был безлюден и особенно уютен. В эту пору приятно было ощущать себя частичкой этого спокойствия угасания.
Сидя на покосившейся скамейке, я обсуждал с Пашей свою новую задумку. Мы в то время часто работали вдвоём, принося на репетиции уже вполне оформившиеся идеи новых песен. В данный момент я напевал вступление, перебирая струны гитары, а Паша импровизировал, сопровождая мой речитатив короткими напевными гитарными фразами.
Мои глаза упали в ил речной,
Мои глаза смешались с рыбьей кровью,
Мои глаза…
То было время, когда я, стараясь вырваться из-под гнёта подражания чужим авторитетам, вовсю экспериментировал с поэзией. Не всегда эксперименты оказывались удачными, но иногда мне удавалось смоделировать интересные настроения. Окружающим оставалось дивиться причудам моей фантазии и пытаться "расшифровать" тот или иной образ.
Я не особо приветствовал, когда ко мне обращались за разъяснениями – иногда самому было сложно разобраться в собственных причудах.
На этот раз я представил Паше композицию под названием "Глаза", и судя по его реакции, на этот раз переплюнул сам себя по части запутывания мозгов. Но идея ему понравилась, и мы ринулись в поиски, стараясь облечь мои безумства в более-менее приемлемую форму.
Ресницы укроют пустые глазницы,
А глаза выклюют птицы,
Сверху откроются им пространства,
Где нет постоянства,
Где волны гармоний мгновенно сменяясь,
Сплетаются в хаос.
Весь этот бред следовало подчеркнуть музыкально. Я положил всё это на музыку, прикинув приблизительно "гармошку". Остальным теперь предстояло в этой каше выловить себя.
Погода, настроение, обстановка – всё способствовало работе. Паше удалось нащупать интересные созвучия, подчёркивающие нужные мне акценты. Эдакие сюрреалистические штришки. Эффект получался занимательный. Особо проникновенно зазвучал финал. Мягкие фразы гитары сплетались с канто и придавали ему какую-то отстранённость:
Клочки наслаждений и бездны привычек,
Открытые окна и связки отмычек,
Скрипичный смычок и вязальные спицы –
Всё это – в нас, но невидимо снизу.
Паша подул на уставшие пальцы и откинулся на спинку скамейки:
– Хор-р-рошо! Затягивает. Если Батькович с Палычем не подкачают, то выйдет весьма недурная вещица.
– Не подкачают. Куда они денутся – сделают всё в лучшем виде.
– Клёвый сюр получается…
Мы помолчали, думая каждый о своём. Потом Паша спросил осторожно:
– Что ты думаешь по поводу Анатолия?
– А что тут думать? Даже самый дерьмовый папик – это лучше, чем его отсутствие. Пусть суетится, может, что и выйдет…
– Не напортил бы…
– А как он сможет напортить? В более глубокой жопе, чем мы сейчас обретаемся, сложно оказаться. Хватит играть для самих себя. Пора выползать.
– Так-то оно так, только сомневаюсь я. Скользкий он какой-то…
– Чего тут сомневаться? Если будет делать говно – турнём к
Евгении Марковне11, и всех делов.
– Ну-ну… Слушай, я тут на днях Ганса встретил. Он предлагает одну тему интересную – выступить на "Вывихе". В отборочной комиссии заправляет Сэм, басист "Липтон-Клуба" – его знакомец. Ганс может с этим самым Сэмом покарнать, чтобы нас включили в программу.
