Тогда они разительно меняются. А генерал и в присутствии маршала остается генералом".
Глеб бросил беглый взгляд в окошечко правой деки музыкального центра. На кассете оставалось пленки еще минут на десять.
«Слишком короткий разговор, слишком мало слов, чтобы генерал Потапчук смог идентифицировать голос человека, звонившего Иванову. Даже если круг лиц, из которых придется выбирать, достаточно узок. Хотя, может быть, я придаю слишком большое значение мелочам, и этот звонок выеденного яйца не стоит».
– Вечером мы едем в оперу, – вновь перешел на английский Иванов.
– Вы говорите мне это, чтобы я заказала билеты?
– Нет, места нам уже заказаны, – ответил Семен Георгиевич, «Ну вот, все встало на свои места, – решил Сиверов. – Когда ведешь слежку сразу по двум каналам, то, сопоставляя полученные данные, нетрудно узнать то, что тебя интересует. Судя по твоему тону, господин Иванов, эта встреча очень важна для тебя, ради нее ты и приехал в Москву, рискуя многим. А все остальное – побочный промысел».
Теперь можно было и передохнуть – даже покинуть номер. У Глеба оставалось свободными часа четыре до вечернего спектакля.
«Не нужно пока его отслеживать. Место, где окажется Семен Георгиевич, определено четче некуда. В опере все как на ладони».
Глеб даже не успел снять наушники, как Иванов уже звонил кому-то и заказывал двух девушек в свой номер – поразвлечься.
– Так-то, Семен Георгиевич, – прошептал Глеб, переворачивая кассету в деке, – раскусил я тебя. До встречи.
Он переоделся в принесенный с собой костюм, повязал галстук, набросил на плечи длинное пальто и прикрыл голову широкополой шляпой. Глеб стоял, глядя на свое отражение в зеркале, с трудом узнавая самого себя.
«Да, одежда меняет человека почище маски. Жаль только, что костюм у меня не с золотыми пуговицами и пиджак не малинового цвета», – рассмеялся Сиверов, открывая дверь своего номера.
Когда он выходил из гостиницы, то увидел подъезжавшую к бордюру машину.
Парень в длинном кашемировом пальто помогал выбраться из автомобиля двум девицам, молоденьким, лет по восемнадцать. Накрашенные дорогой косметикой, в модных нарядах, они выглядели вполне благонравно. Но лишь парень и девушки заговорили между собой, Глеб даже поморщился.
На три слова приходилось как минимум одно матерное.
Причем в речи всех троих, вне зависимости от пола.
Сиверов прошелся рядом с ними, совсем близко, даже слегка задев одну из девиц. Ему хотелось приподнять правой рукой шляпу, наклонить голову и степенно произнести: «Передавайте от меня привет Семену Георгиевичу. И пожалуйста, девочки, не ругайтесь при нем матом, ведь он так похож на земского врача прошлого века. Может быть, если вы поведете себя пристойно, то и он не станет плохо выражаться».
Но, естественно, Сиверов не сказал ни слова и даже не удосужился проводить девиц взглядом до парадных дверей гостиницы. Хотя что странного в том, чтобы богато одетый мужчина проводил взглядом красивых девушек. Многие так поступили бы на его месте.
От «Космоса» Глеб направился прямо к себе в мастерскую. О билетах в оперу особенно не беспокоился, существовала сотня способов попасть в здание театра, даже не имея билета. Поднимаясь по лестнице, он прикидывал, не ликвидировать ли Иванова прямо в опере?
Насколько он мог вспомнить, никого из бандитских авторитетов, банкиров и предпринимателей в театре еще не отстреливали.
«Шумиха в городе поднимется невообразимая, новая тема для прессы», – продолжал размышлять Сиверов, открывая дверь мастерской.
Но ему не хотелось, чтобы в глазах публики Семен Георгиевич выглядел лучше, чем он есть на самом деле, даже после смерти. Смерть в опере – это слишком красиво и возвышенно. Совсем не в стиле русских бандитских разборок.
Глеб подсел к компьютеру и вызвал базу телефонных номеров. Он все еще колебался насчет выстрела в опере, отыскивая нужный номер.
Наконец нашел: «Справочная Большого театра».
– Слушаю, – прозвучал из трубки приятный, хорошо поставленный женский голос.
– Какой у вас спектакль сегодня, не подскажете?
– «Лоэнгрин» Вагнера.
– Могли бы и не пояснять, что Вагнера, – усмехнулся Глеб.
В ответ на эту подколку молодая женщина, дежурившая у телефона, решила поддеть и Сиверова:
– Но билетов, как вы понимаете, нет.
– Для меня место в театре всегда найдется.
– Не думаю.
– У меня ложа выкуплена.
Но женщина была не так проста, как показалось Сиверову.
– Судя по вашему телефонному номеру, вы среди наших клиентов не числитесь.
– Девонька, – Сиверов перешел на фамильярный тон, – на моем аппарате стоит защита от определителя телефонных номеров. Так что моего номера у тебя на определителе быть не может, – и добавил:
– В натуре.
А Вагнера я люблю не меньше тебя.
– У вас все? – ледяным тоном спросила дежурный администратор.
– В антракте тебе принесут коробку хороших конфет. Так что знай, это от меня привет и благодарность, – и Сиверов повесил трубку.
"Вагнер, «Лоэнгрин» – это праздник. А стрельба на празднике неуместна.
Пусть Иванов благодарит великого композитора, что тот подарил ему еще один день жизни, – Глеб бросил взгляд на маленький прямоугольник в углу монитора, где светились дата и время. – Да, времени до спектакля у меня осталось немного. А между прочим, девушка права, мне нужно еще попасть в театр".
Глеб выключил компьютер, присел на корточки и поднял крышку тайника с оружием.
«Конечно, генерал Потапчук предусмотрительный человек, но всего предусмотреть невозможно. Ему и в голову не приходило, что мне понадобится театральный бинокль. Кстати, самого Потапчука я никогда ни в театре, ни в опере не встречал. Тоже, надо заметить, отличительная черта генералов: если и знают кого-нибудь из композиторов, то только Чайковского. А из всех его произведений любимое у них – „Лебединое озеро“, да и то в телетрансляции», – Глеб поморщился, засовывая руку под половицу.
Он искал то, что ему было нужно так, как алкоголику с утра – спрятанная накануне бутылка. Жаждущий похмелиться алкаш в деталях помнит тот момент вчерашнего дня, когда твердо решил заначить выпивку.
А вот куда он припрятал ее, никак не вспомнит. Знает, что выбирал самое надежное место, чтобы не найти бутылку пьяному. Но оказывается, пьяный хитрее трезвою, и трезвый не может отыскать это укромное место.
Рука Глеба по плечо исчезла под половицами, и наконец он нащупал то, что искал. Мягкий кожаный футляр оказался в его пальцах. Яркая галогеновая лампа, вправленная в жестяной эмалированный конус абажура, высветила потертый кожаный футляр с кармашком, в котором оказался билет двухлетней давности и сложенная вчетверо театральная программа. На стол лег старый театральный бинокль с ребристыми, выполненными из фарфора, зрительными трубками. Глеб извлек из футляра фланелевую тряпочку и бережно протер ею просветленные линзы Два года он уже не брал его в руки!
– Да, отличная штука, – похвалил Сиверов, подкручивая колесико настройки на резкость.
Пластины, на которых были укреплены линзы окуляров и объективов, медленно раздвигались. В руках у Глеба была уникальная вещь, сделанная по его заказу.
Он пожертвовал купленным в антикварном магазине старым театральным биноклем, и за неделю мастер-оптик превратил эту заурядную безделицу в мощный бинокль.
Сперва инженерная задача казалась невыполнимой, ведь кратность увеличения зависит, в основном, от длины трубок. А бинокль просто обязан был сохранить своей внешний вид. Просидев целый вечер вместе, Глеб, и мастер-оптик придумали довольно остроумную систему. Длина трубки оказалась использованной дважды благодаря установленным внутри специальным призмам. Правда, сектор обзора значительно сузился, но Глеб остался чрезвычайно доволен работой. Давая заказ, он даже не мог предположить, что мастер сумеет сделать невозможное. Рядом с ручкой настройки на резкость помещалось еще одно неприметное колесико с насечкой. Оно управляло призмами. Благодаря ему можно было держать бинокль направленным на сцену и в то же время, поворачивая зеркала, уводить оптическую ось в сторону – до двадцати градусов – и разглядывать партер или балконы, не вызывая подозрений в чрезмерном любопытстве. Уникальные вещи тем и хороши, что никто не догадывается об их существовании.
Кожаный футляр исчез в боковом кармане пальто.
Никакого оружия Сиверов сегодня с собой не брал. Он и заехал на мансарду только для того, чтобы взять бинокль. Остальное снаряжение Глеб приготовил уже давно, сложив его в брезентовую сумку.
Прихватив сумку с собой, Сиверов сбежал по лестнице, забросил сумку в багажник и, только сев за руль, вспомнил, что между передним и задним сиденьями его машины лежит женский манекен.
«Ну и черт с ней, с красавицей! Пусть побудет в машине, не тащить же ее наверх! Еще чего доброго, потом сплетни пустят, будто я развлекаюсь с надувными женщинами. Отдам приятелю, как только подвернется возможность».
