Когда от дома Сыромолотова, усердно работая руками и явно спеша, уходили Иртышов, Дейнека и другие, - они даже отрывочными словами не перекидывались на ходу: они и без того казались очень подозрительны и странны для встречных и для тех не обремененных делами, кто случайно провожал их из окон скучающим глазом.
Но, придя к себе и убедясь в том, что никакой нет погони, и начавши обедать, они развернулись, они пришли в себя, чтобы тут же из себя выйти. (Да и не бывает ли всякий человек самим собою только тогда, когда из себя выходит?)
На Иртышова нападали все, кроме о. Леонида, державшегося в стороне, так как он избегал разговоров с Иртышовым, и студента Хаджи, утверждавшего, что надо было сделать немного не так.
- Можно было серной кислотою, например, как делают, я читал, в Нью-Йорке... на улицах... с хвостами дамских платьев... - тянул он томно. - А так... ножом... какой устарелый способ!
- Серной кислотою?.. Да, было бы дельнее!.. Запомню, - отзывался Иртышов.
- А я заявляю завтра Ивану Васильичу, что если он вас не выпишет, то я выпишусь! - кричал Синеоков. - Я за вас ручался, когда мы входили, помните?.. Я говорил: "Разве дикари мы?.." Оказалось, - дикари! Форменные! Поймите, что глупее нашего положения сейчас быть не может!
- Ерунда!.. Вы еще глупых положений не видали!.. - махал на него руками Иртышов.
Карасек поддерживал Синеокова так:
- Нет! Нет!.. Это есть совсем безобразнейшая сцена, господин Иртышов!.. Не-мыс-лимо!
А Дейнека глазами чрезмерно серьезными в упор буравил Иртышова, стучал методически по столу указательным пальцем и, несмотря на крики кругом, не повышая чересчур голоса, бросал в верткое рыжее двухсложными словами:
- Глу-по!.. Мерз-ко!.. Гад-ко!.. Гнус-но!.. Дико!..
И вообще, точно задался целью подыскать, припомнить все подобные слова и ими выстреливать равномерно, точно с прицельного станка, в то рыжее, что перед ним металось.
Когда вошел Ваня и, не раздеваясь, в своем затканно-черном заграничном клеше, остановился в столовой, там уже не было Иртышова: он лежал у себя в комнате и курил, а Прасковья Павловна старалась унять окончательно разошедшегося Синеокова:
- Да будет же вам!.. Да оставьте же!.. Вы себе же вредите этим!.. Вам же нельзя раздражаться!..
Но раскрасневшийся, дрожащий Синеоков кричал:
- Или он, или я!.. Или я, или он!.. Кто мне поручится, что мне с ним безопасно?.. Это - явный разбойник!.. Разбойник с большой дороги...
О. Леонид первый кинулся к Ване.
- Ну что?.. Как?.. Скажите, как?.. Ах, какой случай!..
И Синеоков, умолкший вдруг, и Хаджи, и Дейнека, - все столпились около Вани с виноватыми почему-то лицами.
- Отец... я думаю... ничего уж теперь... Отошел, - пробасил Ваня.
И Синеоков ему тут же:
- Я завтра же попрошу доктора, чтобы этого выкинуть вон!
- И я!.. И я тоже!.. Присоединяюсь!.. - тщательно выговорили о. Леонид, Дейнека и Карасек, точно Ваня и был доктор.
- Перед вашим батюшкой нам бы следовало извинить-ся! - протянул Хаджи, и тут же остальные:
- Непременно!.. Конечно, извиниться!
Но махнул Ваня шляпой, которую держал в руке:
- Что вы!.. Извиниться!.. И не думайте даже!.. Да и в чем именно вам-то извиняться?..
И тут же поспешно:
- А он... этот... где же?
- Иртышов?.. Здесь!
И услужливо открыли перед ним комнату Иртышова и столпились около двери, может быть ожидая с тайным интересом, как этот Сампсон без ослиной челюсти обойдется сейчас с рыжим "филистимлянином".
Но Ваня перед наседавшими пятью, улыбаясь неверно и бормоча неловко: "Наедине, господа, нам надо... Уж вы... подождите пока..." - затворил плотно за собою дверь и, чтобы не смущать Иртышова, оглядевшись, мирно уселся на стул и внимательно посмотрел на него, добродушно и с явным любопытством.
Похоже было на то, что Иртышов хотел выскочить из комнаты стремительно, но, увидев, что Ваня сел, остановился, присмотрелся к нему пытливо и тоже сел, только не на другой стул и не на кровать, а на широкий, во всю толщину каменной стены, подоконник.
Здесь все лицо его, небольшое, заросшее до середины скул рыжим волосом и со взлизами на лбу, было в тени и казалось иззелена-серым. Спиною он уперся в ручку шпингалета, а длинными руками тут же привычно обхватил острое левое колено, и так как Ваня (так показалось ему) очень уж долго разглядывал его, не начиная говорить, то он первый не выдержал и сказал вопросительно:
- Ну?
- Ну... дело ваше, конечно, скверно! - понизил Ваня свой густой голос, чтобы не слышали за дверью.
Иртышов достал папиросу, но так как спички лежали на его койке, а слезать с подоконника ему не хотелось, то он повертел ее в руках и спросил Ваню:
- В каких смыслах скверно?.. Уж не донести ли на меня желает ваш отец?
- Едва ли! - повел головою Ваня. - До-нес-ти?.. Что вы!.. Но вот приехать сюда еще раз... это он очень может!
- Предпочтет! Вы думаете?.. Дайте спичку, если есть.
- Думаю, что предпочтет... Спички?.. Нет у меня спичек.
Иртышов легко спрыгнул с подоконника, взял с койки свой коробок, закурил и лег снова, как лежал до Вани, левую руку заложив за голову.
- Когда же именно?.. Сегодня пожалует?
Ваня добросовестно подумал:
- Сегодня едва ли... Сегодня он будет исправлять картину.
- А завтра с утра я выпишусь!.. Черт ли тут!.. Хотя тут есть кое-какие удобства, но... неважно!
И Иртышов очень глубоко затянулся и потом весь заволокся дымом.
- Я думаю, вам и из города надо уехать, - еще больше понизил голос Ваня.
- Ну-у?!. Все-таки... донесет, значит?
- Нет, он доносить не будет, - это наверное, но-о...
- Понял!.. Там я какую-то видел... особу в белом... Она донесет?
- И она доносить не будет, но, знаете ли... как-нибудь стороной дойти может... Вообще, вам лучше уехать!
- У меня тут работа налаживается, - что вы?!. Отсюда я уйду завтра... А уж уехать из города, - дудки!
- Советую все-таки! - серьезно прогудел Ваня и добавил еще серьезнее: - По-моему, вы вообще никуда не годитесь... "Работа налажена"!.. Какой же вы "работник"?.. Вы и собой-то не можете владеть!.. Ну что это вы выдумали: картину... ножом?..
- Покушение с негодными средствами, - вы хотите сказать?
- Просто, - полнейшая чепуха!.. И на что же вы надеялись, - вот что хотел бы я знать!.. Пусть картина вам не понравилась...
- Мерзость! - вставил Иртышов скривясь.
- Шедевр, а не мерзость!.. Шедевр!.. Не ожидал я даже!.. Я не ожидал, - поняли?.. Но это - в сторону.
- Тем хуже, если она шедевр! - перебил Иртышов.
- Как тем хуже?.. Он взял труднейшие живописные задачи!.. Горжусь своим отцом!.. Молодчина!.. Но вот вы-то... вы-то... на что надеялись?.. Нет, мне серьезно вполне хотелось бы это знать!
- Что знать?
- Ну вот, вы изрезали картину... проткнули ножом в двух местах... А дальше?.. Что должно было произойти, по-вашему, дальше?
- А дальше... конечно, он должен был меня растоптать, ваш талантливый папаша... И до сих пор желания этого не потерял: ведь вы же сами сказали.
В это время он уже докурил папиросу и, длинно размахнувшись, бросил окурок к самой двери.
- Нет, право, - меня это интересует... как борца... Вы делаете прием, и должны ждать парада... Чего же вы именно ждали?.. На перочинный ножик надеялись?
- Вот именно!.. На ножик... Вы угадали.
И только тут, хлопнув себя по карману брюк и проворно обыскав карманы пиджака, он вспомнил, что выронил ножик, и добавил:
- Я его, кажется, потерял!
- Да-а... ножик остался там... в мастерской... Значит, на ножик вы не надеялись... И хорошо, что был тут я... и смог отца удержать... Вы думаете, - легко это было?.. Ого!..
- Ну, значит, на вас-то я и надеялся... На кого же больше?.. Не на попа же?
- Гм... Это вы серьезно?.. А если бы меня не было?
Очень внимательно смотрел Ваня, ожидая ответа.
- Я бы и не резал бы эту мазню... и только!
Тут Иртышов сделал широкий жест рукою от себя и влево, а правую ногу вздернул острым коленом вверх.
- Это вы... шутя говорите, - подался к нему Ваня.
- Нисколько!.. Если бы вас не было, и нас бы у вашего папаши не было... ведь так?
- А почему же вы... почему же вы не подумали, что я на вас тоже... вместе с отцом? - несколько оторопело даже прогудел Ваня.
Но Иртышов отозвался весело:
- Куда же на меня одного двух таких дядей?.. Неэкономично!.. На вас у меня безошибочный был расчет.
- На меня?.. Почему это? - еще больше оторопел Ваня.
- Во-от!.. "Почему"!.. Ведь вы же - наш квартирный хозяин!.. Прямой вам расчет был за меня вступиться... Теперь вот тихо-мирно можно все уладить, а уж ежели не вступились бы, - огромный мог получиться скандал... Я еще, когда вы на меня рычали, понял: себя оберегаете... свои карманные интересы.
- Понял тоже!.. А не боитесь вы, что вот сейчас я вас могу изувечить?.. Не отец уж, а я! - совсем шепотом уж и весь наклонясь к Иртышову, даже стул подвинув, сказал Ваня.
Но Иртышов только опустил правое колено, поднял левое и прищурился.
- Какой же в этом будет высочайший смысл?.. По-моему, - ровно никакого!
- Никакого?
- Решительно ни малейшего!
