Форма входа
Читем онлайн Том 6. Письма 1860-1873 - Федор Тютчев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Ф. Тютчев
Аксаковой А. Ф., 9 апреля 1866*
70. А. Ф. АКСАКОВОЙ 9 апреля 1866 г. ПетербургPétersbourg. Samedi. 9 avril 1866
Ma fille chérie. — Je continue… pour abréger les préliminaires… La grande préoccupation de ces derniers jours c’était la composition de la commission d’enquête, dont le personnel offrait toutes les garanties d’ingénus en fait d’informations, devant aboutir à un résultat sérieux…* On était persuadé qu’entre leurs chastes et pudiques mains l’événement du 4 avril prendrait les proportions d’un fait isolé, d’un coup de tête d’un énergumène ne se rattachant à rien, surtout pas au fond de la situation, attendu que le propre de ces braves gens est de ne pas admettre qu’il y ait un fond à quoi que ce fût — toutes ces craintes trop bien fondées ont prévalu et hier toute l’affaire a été remise aux mains de Michel Mouravieff l’inévitable… dura necessitas qui ajoutera encore pour certaines gens à l’odieux de l’attentat. Jusqu’à présent l’assassin est un mythe, conservant toute sa présence d’esprit et même faisant preuve, à l’occasion, d’une sorte d’enjouement railleur, vis-à-vis de ses candides interlocuteurs… Ainsi, sur une question qui lui a été faite relativement à sa criminelle inspiration, il a répondu qu’il la devait à la lecture des écrits de Katkoff, en ajoutant, что он вообще придерживается мнений этого почтенного писателя… On dirait qu’il prend à tâche de justifier l’avertissement, adressé dernièrement p<ar> Mr Valoujeff à la Gaz<ette> de Moscou*. La visite de Polissadoff* n’a guères mieux réussi auprès de lui. Il a dès le début interrompu ses pieuses exhortations, en lui déclarant que c’était des choses qu’il avait parfaitement sues autrefois, mais qu’il avait depuis longtemps oubliées… En un mot d’après le peu d’indices recueillis jusqu’à présent, sa provenance morale ne fait pas un doute à mes yeux, quelle que puisse être d’ailleurs son origine nationale… C’est un produit plus complètement réussi de la tendance nihiliste* qui s’est lassé du rabâchage du parti, et qui, une bonne fois, a voulu essayer de l’action… Ce qui n’empêche pas de supposer qu’il est un émissaire avoué dont l’inspiration personnelle s’est trouvée à la hauteur du mandat qui lui a été confié. On prétend savoir que le jour même de l’attentat trente à quarante individus polonais se sont empressés de quitter Pétersbourg, profitant de l’émotion bien naturelle de la police qui avait oublié de faire garder les barrières. — D’ailleurs les poisons, trouvés sur le coupable, indiqueraient à mon avis que ce ne saurait être un fanatique isolé, ne relevant que de lui-même, qui n’a pas besoin de prendre de pareilles sûretés contre ses propres indiscrétions… En un mot il n’y a jusqu’à présent qu’un bras, sorti du nuage, mais évidemment il tient à quelque chose. Ce qu’il y a de pis, hélas, c’est qu’on n’est pas suffisamment convaincu en haut lieu que ce bras tient surtout à tout un corps de sentiments, d’idées, de doctrines, à tout un monde sans nom que le pouvoir lui-même a longuement couvé sous son aile, comme une candide oie qui couverait un œuf de crocodile. — Je ne mets pas en doute qu’à l’heure qu’il est il n’y a peut-être pas à Pétersb<ourg> d’établissement scolaire, où il ne se trouve un maître, ou deux, ou trois, qui chercheront à faire considérer à quelques-uns de leurs élèves l’homme du 4 avril comme le glorieux martyr d’une sainte et noble cause… Y a-t-il solidarité entre ces gens-là et les personnages officiels, placés au haut de l’échelle administrative?.. De solidarité juridique assurément non, n’en déplaise à Katkoff, mais bien certainement il y a solidarité morale, en le sens que l’indifférentisme, l’absence de foi et de conviction des uns laisse le champ libre à la propagande fanatique des autres. C’est l’irréligion passive faisant la courte échelle à l’irréligion active. — Ah, que ton mari, ma chère Anna, aurait trouvé de belles choses à dire dans les circonstances actuelles et que son silence est fâcheux en ce moment…
Quant à l’affaire Katkoff, voici où elle en est… Depuis longtemps déjà Valoujeff l’Olympien (nommé Périclès)* était troublé dans sa sérénité par la brutalité irrévérencieuse de la Gazette de Moscou. Il avait bien essayé de quelques froncements de sourcils, mais qui n’avaient pas aboutis. — Enfin je ne sais quelle goutte imperceptible a fait déborder le vase de sa colère, et à propos d’un article qui n’était qu’une centième redite, il a, contrairement à l’avis de tout le Conseil moins deux voix, lancé son premier avertissement. Il ne faudrait pas croire toutefois que c’est aux doctrines, à la politique de Katkoff qu’il s’attaquait… il ne se serait pas abaissé jusque-là — non, c’était plutôt un Sultan, un Padischah qui sortait de son majestueux repos p<our> aller réprimer un vassal trop turbulent…* Mais malheureusement il avait compté sans son hôte, il n’avait pas compté sur une rebellion ouverte, refus d’insérer l’avertissement et rude coup de bâton, assené sur la main qui s’étendait pour l’imposer*. En vue d’un pareil outrage, d’un pareil attentat à leur autorité officielle, mes collègues du Conseil n’y tinrent plus, et dans la dernière séance ils s’emportèrent jusqu’à proposer un second avertissement. C’était précisément le 4 avril — l’incident de ce jour a tout à coup arrêté comme de raison toute cette ébullition, et force a été de reconnaître même aux plus stupides d’entre nous qu’il y aurait mauvaise grâce à s’attaquer à la G<azette> de Moscou dans un pareil moment… Il y avait tout un aveu dans cette abstention, mais qui ne sera pas compris de ceux-là même à qui la force des choses vient de l’arracher. Je ne manquerai pas de vous tenir au courant de ce qui succédera… En attendant, mille amitiés à ton cher, bien cher mari, auquel je ne manquerai pas d’écrire directement le résultat de la démarche qu’il m’a chargé de faire. — Mais quant à la Revue, pourquoi ne s’adresse-t-il pas à quelque libraire de Moscou?* — Adieu ma fille chérie, et bientôt au revoir.
Tout à toi.
ПереводПетербург. Суббота. 9 апреля 1866
Моя милая дочь. — Продолжаю… опустив вступление… Главной заботой последних дней был состав следственной комиссии, члены которой демонстрировали младенческую неосведомленность в вопросе, грозившую серьезно навредить делу…* Опасались, что, пройдя через их чистые и целомудренные руки, событие 4 апреля сократится до размеров частного случая, до отчаянного поступка одержимого человека, не связанного ни с чем и, в особенности, с существом ситуации, поскольку этим честным людям не свойственно видеть существо в чем бы то ни было, — все эти слишком существенные опасения взяли верх, и вчера дело было передано в руки незаменимого Михаила Муравьева… dura necessitas,[22] которая кое-кому окончательно откроет глаза на гнусность содеянного. До сих пор покушавшийся держался героем, сохранял присутствие духа и даже выказывал при случае игривую насмешливость по отношению к своим простодушным собеседникам… Так, на вопрос о том, кто внушил ему его преступный замысел, он отвечал, что был вдохновлен чтением статей Каткова, присовокупив, что он вообще придерживается мнений этого почтенного писателя… Он словно старается подтвердить обоснованность предостережения, которое недавно сделал «Московским ведомостям» г-н Валуев*. Полисадов своим посещением также ничего не добился*. Тот сразу прервал его благочестивые увещевания, заявив, что все это он когда-то прекрасно знал, да давно забыл… Словом, тех немногих сведений, которые пока до меня дошли, мне достаточно, чтобы точно определить для себя его нравственные истоки, какова бы, кстати, ни была его национальная принадлежность… Это совершенный продукт нигилизма*, уставший от пустопорожней болтовни своих единомышленников и решивший хоть раз перейти к действию… Каковое обстоятельство, однако, не исключает того, что он, наверное, был подослан, и в этом случае собственное его стремление вполне отвечало возложенной на него миссии. Говорят, будто в самый день покушения тридцать или сорок лиц польского происхождения спешно выехали из Петербурга, воспользовавшись совершенно естественной растерянностью полиции, которая забыла закрыть заставы. — То, что у преступника был найден яд, по-моему, также указывает скорее на то, что речь идет не о фанатике-одиночке, которому незачем прибегать к подобной предосторожности из опасения проговориться, поскольку он отвечает только за себя… Словом, пока из всего этого тумана видна только рука, но она, безусловно, является принадлежностью чего-то. Хуже то, что в высших сферах, увы, недостаточно убеждены, что рука эта — часть целого организма, целого безымянного мира чувств, идей и доктрин, который власти долгое время высиживали, укрывая собственным крылом, словно доверчивая гусыня — яйцо крокодила. — Не сомневаюсь, что в любом учебном заведении Петербурга найдутся в эти дни один, два, а то и три наставника, которые, говоря с некоторыми из своих учеников, постараются изобразить виновника события 4 апреля мучеником, страдающим за святое и благородное дело… Можно ли говорить о солидарности между этими людьми и официальными лицами, стоящими на верхних ступенях административной лестницы?.. Юридически такой солидарности, конечно, нет, не в обиду Каткову будь сказано, но есть между ними солидарность нравственная, в том смысле, что безразличие, отсутствие веры и убежденности у одних открывает другим простор для ярой пропаганды. Так пассивное неверие помогает развиваться неверию активному. — Ах, дорогая Анна, сколько дельного по поводу нынешних событий мог бы сказать твой муж, и как досадно, что он сейчас вынужден молчать…
Что касается дела Каткова, то вот в каком оно положении… Долгое время «Московские ведомости» своей непочтительной резкостью нарушали покой олимпийца Валуева (прозванного Периклом)*. Несколько раз он пытался хмурить брови, но тщетно. — Наконец какая-то неведомая капля переполнила чашу его гнева, и по поводу статьи, в которой повторялась только сотая доля сказанного ранее, он, вопреки мнению всего Совета, за исключением двух его членов, метнул свое первое предостережение. Не следует, однако, думать, что он обрушился на теории, на политику Каткова… до этого он не снизошел бы… нет, он вел себя, как султан, как падишах, который выходит из состояния величественного покоя, чтобы сделать внушение слишком беспокойному вассалу…* Но, к сожалению, расчет был сделан без хозяина, он не думал натолкнуться на открытое сопротивление, на отказ опубликовать предостережение и на крепкий удар палкой по руке, которая было протянулась, чтобы наложить взыскание*. Столь тяжкое оскорбление, столь явное неповиновение официальным властям вывело из себя моих коллег по Совету, и на последнем заседании они дошли в своем возмущении до того, что предложили сделать второе предостережение. Это было как раз 4 апреля — главное событие дня утихомирило эти разбушевавшиеся страсти, и даже самым тупоумным из нас пришлось признать, что сейчас не время нападать на «Московские ведомости»… Это — признание собственной несостоятельности, но те, у кого оно было вырвано ходом событий, никогда этого не поймут. Не премину сообщать вам обо всем, что за этим последует… Пока же шлю дружеские приветствия твоему столь мне любезному мужу, которому непременно сообщу о результатах шагов, предпринятых мною по его поручению. — А насчет журнала: почему он не обратится к какому-нибудь московскому издателю?* — Прости, милая моя дочь, до скорого свидания.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 6. Письма 1860-1873 - Федор Тютчев бесплатно.
Похожие на Том 6. Письма 1860-1873 - Федор Тютчев книги
- Том 4. Письма 1820-1849 - Федор Тютчев - Поэзия
- Полное собрание стихотворений - Федор Тютчев - Поэзия
- Собрание сочинений - Михаил Херасков - Поэзия
- Собрание стихотворений - Федор Тютчев - Поэзия
- Избранные стихи - Федор Тютчев - Поэзия
- Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927 - Владимир Маяковский - Поэзия
- Собрание сочинений. Том 1 - Константин Симонов - Поэзия
- Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2 - Анатолий Гейнцельман - Поэзия
- Стройное собрание сочинений - Василий Макридин - Поэзия
- СТИХОТВОРЕНИЯ - Всеволод Емелин - Поэзия