Маленькие цыганские девочки лет трех хватали прохожих за руки – гадать. А мальчики – воровали.
«Какой же черт меня занес сюда, в эту помойку? Желтуха, вши, цыгане, китайцы, наркота, воры… все человечество. Облить бы все это бензином и дать скромный залп из танковой пушки».
Тут же на базаре курсантам в первый раз и встретился колоритный персонаж – здоровенный веселый мужик в камуфляжной форме и голубом берете. Он шлялся по базару с хозяйским видом, присматриваясь к китайским прилавкам, щупая товар, будто заморский купец. И демонстративно обходил вшивых цыган.
Увидев курсантов, мужик мгновенно сделал на них стойку. И, расплывшись в широкой прапорской улыбке охотника за чужими душами, громко сказал:
– Здорово, мужики!
– И тебе не болеть, – заученно ответил Роман с видом бывалого регионального офицерика. А Петр хмуро смотрел перед собой. Не любил он чужих людей. И его ухо слышало лишь то, что хотело.
– Вы от вшивых подальше ходите, – с озабоченностью папаши посоветовал прапор. – Их Гитлер в печи испекал не зря. Алоизьевич заразы боялся.
Роман кивнул. Да-да, Алоизьевич, известно, был чистоплотный мужик.
– Отойдем в сторонку, парни, есть разговор, – предложил прапор.
Отошли в дальний конец рынка, туда, где в конце дня сваливают мусор, и мухи роятся там, высиживая новых мушиных детей.
– Пивасика? – предложил прапор и вынул из каждого кармана по бутылке китайского пива.
– Можно, – согласился Роман.
– Я не пью, – хмуро отозвался Петр.
Сделав первый глоток, прапор представился:
– Меня Шаманом кличут. А вас по-каковски?
– Рома. Петр, – представился за двоих Роман.
– Как вам, ребята, тут у нас живется? Телочки там, китаяночки?
– Не употребляем, – сказал Рома, – боимся сифилиса и туберкулеза.
– Ну, тогда утром индюшка, вечером – ингушка?
Петр бычил и молчал. Рома поддерживал беседу. Прапор был веселый.
– Тут такое дело, ребята, вы ведь из танкового? А у нас тут в Доме культуры кружок для допризывников есть. Учим ребят помаленьку стрелять, в технике разбираться. Вы бы подгребали к нам, помогли штатских учить. Вам бы зарплату платили. Денег ведь много не бывает? Верно?
– Не знаю, – сказал Петр. – Мы – казенные люди. Надо начальство спрашивать.
– А ты не спрашивай никого, – сказал Шаман. – Тебе же не пять лет.
– Не, я не пойду, – упрямо отказался Петр. – Я никого учить не люблю. Не учитель я по жизни. Каждый пусть сам учится.
– Так многие эгоисты рассуждают. А жизнь, она такая, она требует, чтобы люди помогали другим людям. Тут вот за углом бабушка живет, она сама не ходит, так я ей с рынка картошечки, капустки принесу. Она меня за это сынком кличет. Если мы, русские, не будем помогать своим братьям, нас тут совсем задавят. Вон их сколько вокруг! – Прапор широко обвел рукой рынок, на котором копошилась вся местная сволота.
Петр молчал. Душа его не отзывалась на чужие сигналы.
– Тут вот мужик один жил, богатющий, но жмот и одиночка. Однажды к нему в дом влезли воры, украли, что близко лежало, а потом и дом подожгли. Он звал на помощь – никто тушить не пришел. Все соседи створки затворили… и спать легли. Неужели не слышали эту историю? Знаменитая. А еще я тут смотрю, пацаны беспризорные бегают, никому не нужные. Жалко их. Вырастут никем.
– А ты? – спросил прапор Романа и чокнулся своей бутылкой об его бутылку.
– Я подумаю, – сказал Роман. – Деньги мне нужны, конечно. Я не местный, и поддержки у меня никакой. Голодно. Но времени от учебы остается мало, тем более на посторонние дела.
– Ха, времени мало! Так многие говорят, мол, учеба, учеба, а на самом деле практика – наиважнейший критерий истины. Научишь другого – сам лучше узнаешь. Приходи – не пожалеешь. Дом культуры около бывшей швейной фабрики. Найдешь легко.
– Ну, и кто у вас там в доме культуры трется?
– Пацаны разные. Штатские. Безотцовщина, я считаю. Мужского воспитания – ноль. Им необходимо в жизни определяться. Иначе в баб превратятся. Сиськи отрастут. Положительные примеры им нужны. Сам-то откуда?
– Издалека. С Балтики. Слыхал про Город Дворцов?
– Мы про все слыхали. Мы про все видали. Поди, друзья твои по школе, пока ты убиваешь в военке лучшие годы, пользуются благами цивилизации, где-нибудь уже собирают-разбирают «компьютера», ставят паленые детали на «мерсы», кладут в карманы чаевые и щупают девок…
– А то. Но мне это неинтересно. Я… выше классом.
– Мы видим. Нешто мы не видим, что мужики вы хоть куда…
Так оно и случилось. Петр отказался. А Роман, заинтересовавшись предложением, попал прямиком в отряд «Спас». Назначение организации было – спасать родину. Родину спасать – это то, чего так жаждала благородная душа его. Это то, чего он никак не мог добиться от государства, которому доверил себя. Училище на сей счет молчало. Только темные слухи, что быстроходные рьяные танки в современной войне – баловство, что они издержки прошлой войны и больше никому не нужны, особенно на этом, восточном направлении, и танковое училище закроют, – эти слухи доходили повсеместно и оскорбляли.
Получалось обидно: заслали в тихий вонючий ломбард с нафталином. Уже примерно было ясно, что в мирное время офицер – это чиновник. Все по Уставу. Однообразная служба в отдаленном гарнизоне, мухи дохнут на лету. Страшненькая девочка в жены. А другая в гарнизон не поедет. Пропадешь тут зря.
Вовремя подвернулся этот Шаман. Отряд «Спас» располагался на окраине города, в помещении выкупленного кем-то из местных бизнесменов Дома культуры. Раньше в ДК были кружки для гражданского населения: детей и пожилых. Секции вязания, кройки и шитья, рисования, музыкальный ансамбль. Нынче сквозняки гуляли по зданию. И иногда из пыльных углов на середину неожиданно выкатывался трогательный клубок старой шерсти, весь в узелках, скатанный из старых распущенных кофт или рейтуз. Такой совковый клубочек.
Кружки, которые теперь регулярно работали в ДК, все были военно-технического направления. Стрельба, мотоциклы, рукопашный бой, восточные единоборства. Гражданские, которые похаживали в эти кружки, учились у военных собирать и разбирать взрывчатку, драться, ковыряться в технике. Любопытно, что собрать допризывников на законную службу в армию было делом крайне затруднительным. Два военкома ушли в отставку с понижением из-за хронического недобора призывников. Но в кружок учиться постреливать, взрывать и маршировать местные юноши шли с охотой.
У Романа было несколько учеников. А могло быть их намного больше. Просто много взрывников не требовалось. И так работали с ощущением, что вот-вот нагрянет спецура и всех повяжет. Спасало от страха ощущение причастности к большому патриотическому проекту: родину действительно надо было спасать.
Через короткое время Роман научил гражданских с закрытыми глазами собирать и разбирать несколько видов взрывных устройств. Должны же мужики уметь обезвреживать врага?
Шаман оказался натурой грубовато-поэтической. Общительный как сектант, готовый прочитать лекцию на свежем воздухе, он всегда искал новых знакомств и часто представлялся начинающим стихотворцем. Сочинительством он занимался все свободное от спасения родины время. А в минуты наивысшего вдохновения пел самопальные песни про Кандагар, про то, как хотели взять, но не взяли высотку. Под гитару. Пели все вместе.
Еще Шаман создавал трактат под названием «Твоя война». «Взять богатства у тех, кто их осваивает, – наша задача». Он давал читать своим «студентам» отдельные главы трактата. На самодельной обложке был изображен саблезубый тигр. «Путь воина – это напасть и отнять. Завоевание всегда идет рука об руку с грабежом богатств. Иначе какой смысл в войне? – писал Шаман. – На пространстве Сибири и Дальнего Востока русским необходимо закрепиться военными, диверсионными и экономическими методами, не стесняя себя соображениями морали и законности. Облагать данью местное население не стесняясь. Вошел и взял. Если не дают – бьешь по голове».
