– Вылизае жинка моя з погриба, зла уся била, губы трясуться, ий крышкою погриба по голови досталось… И ну мою маму за косы трипаты, крычить: ты, стара видьма, тянула резыну з цим сервизом, у гроб його з собою положыты надумала. У гробу карманив нема.
– Короче, жена эта распалилась и стукнула мать головой обо что-то… а много ли старухе надо? Мать в тот же вечер и померла…
В общем, пришлось ему вину на себя взять. Чтоб жене не идти в тюрьму.
– А… – протянул китаёз. – Много дней рассказывает…
Китаец несколько раз покачал головой, достал из кармана бумажный носовой платок и протянул хохлу, чтоб тот вытер слезы.
Пришел Ромин черед рассказывать, за что арестован. Врать не хотелось. Поэтому решил, что будет краток и, по возможности, правдоподобен.
– А я судью зарезал… – нехотя сказал он. – Китайскими шмотками торговал в переходе. Менты взяли, привели в суд. Судья выписала о-огромный штраф. Где мне денег взять? Я ее и зарезал. Прямо в зале суда. Теперь она мертвая лежит.
Китаёзы замерли и с уважением посмотрели на Рому.
– В Китае за это казнь. На площади, – сказал старшой.
– А в России – тюрьма.
– В России – хорошо…
На следующий день хохлу принесли «путевку» в лагерь. Он собрал свои шмотки, смахнул слезу и прощально махнул рукой:
– Ну, шо, чилдринята, пиздуйте до скулки!
Китайцы вопросительно посмотрели на Рому. Рома перевел:
– Хохол говорит вам: «Учиться, учиться и еще раз учиться!»
Китайцы заулыбались. И повторили: «Пиздуйте до скулки».
…От государства Роме полагался адвокат. Это был тертый во многих местах мужичок, узкоглазый, морда у него была как сковородка. Почти все жители этого края либо уже мимикрировали под желтолицых, либо успели с ними крепко породниться кровью.
Адвокат сказал, чтоб Роман звал его Василий Иваныч. Он несколько раз настойчиво спрашивал Романа:
– Ты руководил бригадой?
Романа вопрос удивил.
– Вы что?
– Да я-то ничего. Следователи считают, что руководство бригадой осуществлял ты. Что именно ты выступал под кличкой «Шаман».
– Вы меня разыгрываете? – еще раз удивился Роман. – Это глупо. Я никем не могу руководить, я слишком молод. Кто меня будет слушать?
– Это ты маме своей расскажешь. А мне не надо. Руководить терактом – легко. Трудно руководить строительством, сельским хозяйством… чем-то хорошим руководить тяжко, это ты, сынок, учти. Тут ты ничего следователям не докажешь. А собрать молодежь на плохое – это просто.
– Пусть они доказывают, что я руководил, – сказал Роман.
Адвокат сощурил свои узкие глаза в добрых морщинках:
– Сейчас уже есть такой прибор – полиграф, он показывает, не врет ли подследственный. Еще никому не удалось соврать полиграфу.
Что-то Роману подсказывало, что никакого полиграфа в этой провинциальной тюрьме нет, но ночью, наверное, придет какой-нибудь «полиграф», накроет подушкой и будет бить в профилактических целях, и надо готовиться дать отпор. Он зажал между пальцев кусочек бритвы. На всякий случай.
…Ночью лежал Роман недвижимо, прислушивался к шорохам и внешне имитировал глубокий сон. А сам думал, что же с ним в конце концов будет. Может, он выбрал неправильную линию поведения, и надо было честно рассказать следствию про Шамана? Впрочем, если Т. раскололся и сам все рассказал, то наверняка все рассказал и про Шамана. И нет смысла добавлять.
Только глаза Романа стали сами собой смыкаться, как раздался шорох, и со своей шконки сполз один из китайцев, старший, тот, что переводил иероглифы Линя, и крадучись направился к Роману.
Роман напрягся: неужели его будут бить китайцы? Китаец был уже совсем близко, из его рта воняло, как из пасти дракона, и он уже протянул руку, и тут Роман резким движением схватил китайца за кисть и вывернул ее.
Китаец не ожидал нападения и тюкнулся носом о шконку Романа, которая была как раз на уровне переносицы китайца.
– Тебе поручили меня убить? – прошептал Роман.
Китаец стал выдергивать руку и прошептал:
– Нет, нет, пусти! Мальщик, если ты будешь работать на нас, мы тебя выкупим.
– Гонишь, – ответил Роман. – Отсюда выкупить нельзя.
– Не сумнивайся. Это можно. В России – можно все. Это хорошо.
– И кем я у вас буду работать?
– Воином. Ты будешь нас охранять. Бить врагов. Воин – холосый профессия. За него много платят.
– А слабо вам своих воинов нанимать? – спросил Роман.
– Когда эта земля будет наша, мы приведем своих. Пока – трудно. Пока еще есть граница на замке.
– Да ничего у вас не получится. Мы выйдем из тюрьмы – всех танками передавим. Знаешь, у нас такой парень есть, кличка его Челюсть, он так стреляет из гранатомета… короче, Челюсть на крыше – мир на земле.
– Мальщик, скоро русские танки и русские гранатометы уйдут отсюда. Танковое училище закрывается. Ваше здание покупают китайские товарищи. Там будет торговый центр и строительная фирма. Мы будем строить мост между Китаем и Россией. Большой мост. По нему в Россию пойдут наши товары.
– Нет, наши! – сказала Роман. – Что ты говоришь, никогда не будет!
Информация взбесила Романа. То, что из тюрьмы надо было выбираться любыми способами, – это ясно. Но чтобы его выкупали китайцы, а потом забрали бы в рабство лет на десять – это было слишком. Но и от этого крайнего в своей безысходности выхода Роман не отказывался. Китаец постоял около Романа, похлопал его по плечу и пошел спать в свой угол.
Время в тюрьме тянулось медленно. Как в детском саду. Поиграл – поспал. Погулял – поел. Никто из знакомых по патриотическому клубу «Спас» даже не попытался передать Роману передачку с едой, зубной пастой, деньгами или книгами. «Отработали и выкинули». Пасту Роман тихо воровал из чужих тюбиков. А зубы чистил пальцем. Может быть, такое равнодушие патриотов к товарищу пошло Роману на пользу, связи Романа с клубной группировкой юных террористов не выявлялись. Но Роману это даже в голову не приходило.
Китайцы в переводчике не нуждались. Это были люди будущего. Земные астронавты. С встроенным чувством коллективизма. Муравьи-тараканы, никогда не унывающие, оптимистично настроенные и уверенные, что их тараканник им поможет в любой ситуации. Однако на допросы они неизменно требовали себе переводчика-китайца и через него передавали на волю записки с просьбами и заказами. «Перевощик – это холосо, – объяснил старший китаец Ваня (Ван). – Нас выкупят. Уже пять дней или месяц остался».
«Пять дней или месяц»! Китайцы совсем не чувствовали время. Для них что месяц, что пять дней – было все равно. В тюрьме время останавливается. Но не до такой же степени.
5. Полиграф – это не машина, это мозг
«Вы покопайтесь в своей душе, и тотчас совесть вам подскажет меру вашей вины».
Наконец снова вызвали на допрос. Прилетел следователь из Москвы.
Романа ввели в кабинет. Следователь, с рыжеватой бородкой, кивнул:
– Садитесь. Курите?
Роман отрицательно помотал головой.
– Моя фамилия Полиграф. Старший следователь по особо важным делам.
«Вот оно что… полиграф».
– Да, – именно Полиграф, – прочитал мысли следователь. – Вы готовы признавать свои ошибки? – Полиграф уперся глазами ему в грудь.
«Нечего мне признавать. Я ни в чем не виноват», – привычно подумал Роман.
– Так не бывает, уважаемый. Всякий в чем-нибудь да виноват. У кого мысли грязные. У кого – еще и намерения. А у некоторых и действия. Оставьте все эти либеральные глупости про презумпцию невиновности, права человека… греховность человека изначальна. Это религиозный постулат. А в быту важно осознать меру своей вины. Не преувеличивая ее – ибо это гордыня, но и не преуменьшая, ибо это безответственность. Вы покопайтесь в своей душе, и тотчас совесть вам подскажет меру вашей вины. Давайте начнем с самого начала. Родину спасать тебя не звали?
«Да нет, – подумал Роман. – Звали подзаработать. Кружок вести. В доме культуры был кружок для допризывников. Мы их готовили к армии».
– Вот и врешь. Тогда почему же ты сидишь в тюрьме? Ты же ничего плохого не сделал. Тебе надо грамоту дать и выпустить отсюда. Кстати, ты знаешь, что самое неприятное в колонии?
