И пока мы посмеивались, отец Муны спрашивал: «Итак, по душе ли вам Индия? Душевно ли вы проводите время?»
И нам действительно было «по душе».
Сюзи и я провели в семье Муны почти четыре недели. Это была очень плодотворная поездка. Мы разработали линию футболок, брюк, курток и рубашек для боулинга в стиле 1950-х годов плюс гавайские рубашки, украшенные вышивкой на спине. Мне нравилось, как индийцы делают вышивку: вы можете дать им эскиз или фотографию, и они сядут за свою швейную машинку и просто воспроизведут изображение. Мы не говорили на одном языке, но они были бесподобны в воплощении наших идей.
Индийские изготовители проявляли необыкновенную преданность работе. Каждый день закройщики проделывали многие мили в тряской электричке, добираясь из деревень и окраин Бомбея на работу. Они сидели за механическими швейными машинками, приводя их в действие ножным приводом. Обедали прямо на рабочем месте, открывая контейнеры с карри и не прерывая работы, чтобы обеспечить быстрое изготовление опытной партии.
Я проникся огромным уважением к индийской трудовой этике. Даже посреди шума в многолюдных городах, возможно, из-за их религии или философии, люди казались безмятежными. Они открылись мне как духовная нация, и я почувствовал себя очень комфортно.
Сначала мы хотели назвать нашу линию Pook, потому что этим нежным прозвищем обращались друг к другу родители Сюзи, и я подумал, что этот лейбл будет выглядеть круто. А потом нам пришла в голову мысль: «Почему бы не назвать ее Tommy Hill?» С таким названием мы могли бы представить нашу работу как дизайнерскую линию. Может, назвать ее Hilfiger, но мне показалось, что люди не смогут это выговорить.
Мы возвращались в Нью-Йорк через Париж, где посидели в кафе, наслаждаясь атмосферой города. Я смотрел, как парижане прогуливаются по улицам, мысленно делал фотоснимки, как делал это, будучи еще мальчиком.
Во мне жила уверенность, что рано или поздно найду применение этим образам. Изучал витрины «Галери Лафайет», мечтая, что когда-нибудь в этих витринах увидим нашу одежду.
Я готов был продемонстрировать образцы покупателям универмагов, чтобы начать получать заказы. И сказал Муне, что мне нужна оплата за дизайнерскую часть работы, которая уже завершена.
— Вам не заплатят, пока мы не произведем партию, не отгрузим товар и пока магазины не расплатятся с нами, — ответил он.
Я не мог ждать месяцы; мне срочно нужен был какой-то доход.
— Меня не устраивает такой порядок, — отрезал я.
— Это единственный порядок, который возможен, если мы собираемся быть партнерами, — возразил Муна.
— Мне не на что жить, — сказал я. — Мне нужно работать.
Он не смягчился. Стало понятно, что мы не сработались бы с ним. Мне нужен был кто-то другой, кто мог бы мне платить. Мечтал, что линия Tommy Hill принадлежала бы мне. Я ее создал, я ее придумал. Но когда подал заявку на регистрацию товарного знака Tommy Hill, выяснилось, что Муна опередил меня, выдав его за свой собственный. Как такое возможно? Это было мое имя! Я полагал, что мы должны были, по крайней мере, обсудить это заранее. Мы поссорились. Я сказал Муне:
— Я не согласен работать без оплаты.
Он не уступил.
Мы работали по устной договоренности. Я был молодым, неопытным дизайнером, и это был мой первый опыт. Думал, что это в порядке вещей. Теперь-то знаю, что необходимо внести ясность до запуска проекта, но у меня не было достаточных знаний, чтобы настаивать на этом. Каждый раз, приходя в офис Муны, я спрашивал, когда мы сможем обсудить условия сделки и изложить ее на бумаге. Он говорил:
— Не беспокойтесь, не беспокойтесь, не беспокойтесь.
Так что я не беспокоился. Но когда пришло время оформить сделку, порядок устанавливал только он, и никак иначе.
Более того, у Муны остались мои образцы. Он присвоил себе мои модели и продавал их. Однажды я подошел к углу 59-й улицы и Лексингтон-стрит и там в витринах универмага Bloomingdale увидел мои рубашки. Это должно было стать для меня великим днем, но все сложилось иначе. Юридически я не имел никакого отношения к этому товару, и мне ничего не заплатили.
Такие дела. Муна был хорошим парнем, он щедро распахнул для нас двери своего дома, и моя поездка в Индию стала прекрасным опытом. Но теперь он завладел моей линией одежды, на которой стояло мое имя.
Я был потрясен, но был не в состоянии заявить свои права на модели. У меня не было денег на адвоката, поэтому не мог обратиться в суд. Муна заметил, что Tommy Hill — это не мое настоящее имя, демонстрируя свою готовность вступить в борьбу. У меня не было желания ни сражаться с ним, ни иметь ничего общего.
Что касается товарного знака Tommy Hill, линия сначала была очень сильная, но без участия дизайнера они не могли успешно развивать бренд, так что он развалился. Это не расстроило меня. Мне хотелось всю свою отрицательную энергию направить в позитивное русло и двигаться дальше, что я и сделал.
Мы медленно разбирались с проблемами в People’s Place. Оказавшись под защитой Главы 11 и получая минимальную прибыль, мы с Ларри вернули бизнес в колею. Потребовалось время, но мы, в конце концов, расплатились со всеми и начали с чистого листа.
В 1979 году, после десяти лет сотрудничества, мы с Ларри разделили бизнес. Ему отошел магазин в Итаке, а я оставил за собой магазин в Элмайре. Остальные мы закрыли, и каждый пошел своим путем.
Моей новой целью было избавить магазин от юридических обременений и проблем с запасами, возродить бизнес и продать его. Оформив свои права на People’s Place, я думал только об одном: «Хочу выйти из розничного бизнеса, отправиться в Нью-Йорк и открыть собственную линию. С меня хватит!»
Мой зять Кристофер Фредо, муж моей сестры Бетси, работал в магазине в Элмайре и управлял другим магазином в Корнинге. Я предложил ему:
— Могу продать тебе магазин.
— Я куплю его, — ответил он.
Мы договорились о сумме, которая устроила нас обоих.
В конце 1970-х годов самым ходовым джинсовым брендом в мире были джинсы Jordache. Сирийские владельцы бренда, Ральф, Ави и Джо Накаш, были очень умные ребята. Во время одной из моих последних поездок в Нью-Йорк за закупками для People’s Place я показал им свои эскизы и сказал:
— Вам нужна линия рубашек к джинсам. И вы должны нанять меня и Сюзи, чтобы получить это.
Они посмотрели эскизы и долго размышляли. Я названивал президенту компании Расселу Хартману и повторял:
— Ребята, вы хотите начать? Давайте начнем, давайте начнем, давайте начнем!
— Мы еще не готовы, — вот и все, что я слышал в ответ.
