– Теперь мне все равно, я могу пойти, теперь, когда я знаю, что ты меня любишь.
– Люблю, – и он привлек ее к себе. – Если бы я когда-либо раньше любил так, как я люблю тебя, моя жизнь сложилась бы иначе.
Они вместе спустились вниз и вышли на улицу. В моторе никто из них не произнес ни слова. Тони конвульсивно приникла к нему.
– Я завтра приеду, моя любовь, мое сердце, – прошептал он. – Будь дома около пяти. Спокойной ночи!
Парсонс открыл двери, и Тони проскользнула на лестницу, никто, казалось, не заметил ее отсутствия.
На момент она с горечью подумала о том, как абсолютно безразлично ее тете или Фэйну то, что она делала или куда она ушла. Значит, ей не следует думать о них. Но затем она вспомнила о Роберте, и мысль о нем затмила все остальное.
ГЛАВА XVIII
Пламя в груди. Я между адом и небом.
Д. Г. Россетти
Леди Сомарец встретила Роберта с излияниями.
– Ты выглядишь не очень хорошо, – сказала она недовольным тоном. – Ты выглядишь так, как будто плохо спал.
На момент Роберт и Тони встретились глазами: оба знали, что последняя ночь проведена без сна.
– Я совершенно здоров, спасибо, дорогая, – сказал он, накладывая себе пирога. – Как тебе жилось?
– В Уинчесе было очень тихо, разумеется. Это так естественно.
– Я думаю, что Фэйн действительно хорошо хозяйничает. Мне сказал приказчик, что он уже совершенно овладел делами по имению. А каковы успехи Тони? – спросил Роберт, улыбаясь.
– Тони на будущей неделе уезжает в Германию, – сказала леди Сомарец непререкаемым тоном.
– Действительно, почему?
– Почему? Ясно, что для ее блага, мой дорогой Роберт.
– А что Тони скажет на все это?
– Мой дорогой Роберт… – леди Сомарец кивнула ему головой.
Он обратился к Тони.
– Я не хочу ехать, – ответила она, и глаза ее прыгали.
От сознания близости Роберта к ней вернулась веселость.
– Веселое занятие: быть всегда либо в школе, либо вне дома.
– Это самое лучшее для Тони, – сказала леди Сомарец решительным тоном. Роберт действительно становился бестолковым и надоедливым. Она обратилась к Тони: – Пойди, пожалуйста, к Мэннерс и попроси у нее носовой платок.
Девушка тотчас же вышла.
Как только дверь за ней закрылась, леди Сомарец посмотрела на Роберта.
– Ты был очень докучлив, – с упреком сказала она.
– Я? А что я сделал?
– Было много лишних неприятностей по поводу этой поездки в Германию. Тони в конце отвратительно себя вела. Она кричала в моей комнате, отказывалась ехать и излила целый поток ругани. Уверяю тебя.
– Почему не дать ей остаться немного дольше? Действительно, она никогда, кажется, не жила домашней жизнью. Я полагаю, она хочет повеселиться. Все девушки хотят этого.
– Я надеюсь, что она хорошо и с пользой проведет время за границей.
Роберт закурил папиросу.
– Можно курить? Спасибо! Действительно, знаешь, я чувствую, что это не мое дело, – но неужели ты думаешь, что умно держать Тони так долго вдали от дома? Только на днях один господин сказал мне, что Фэйна Сомареца встречаешь всюду, а его сестру – нигде. Кузина этого господина или другая какая-то его родственница училась с Тони вместе в монастыре. Эта девушка теперь выезжает в свет и надеется, конечно, встретить школьных подруг и так далее. Ты знаешь, как люди любят сплетничать.
Это был новый и неприятный довод.
Леди Сомарец начинала чувствовать себя положительно расстроенной.
Фэйн, который пришел к чаю, был ловко втянут в разговор.
– Тони так молода и глупа, – сказал он с неудовольствием. – Если бы мы ее пустили в свет, я не думаю, чтобы она от этого выиграла. Она действительно совершенная дубина.
– Дружище, у нее не было случая. Вы сами знаете, как девушки преуспевают, когда осваиваются со светом.
Этот тонкий намек на то, что он является судьей в вопросе о женщинах, доставил Фэйну удовольствие.
– Это верно, – согласился он. – Ладно. Что вы на это скажете, тетя Гетти? В конце концов, за вами последнее слово.
– Мой милый Фэйн, это ты внушил мне мысль отправить ее на год за границу.
– Да, но вам придется ее вывозить.
– Я думаю, что Тони должна уехать за границу, но если люди об этом говорят, то это действительно становится неприятным. Я уверена, что сделала для Тони все, что можно было только сделать. Если бы люди только знали! Но добрые дела никогда не бывают признаны. Люди только того и ждут, чтобы обнаружить какую-нибудь ошибку. Мы можем, разумеется, отложить отъезд Тони до весны. Вы одобряете этот план?
– Прекрасно, – сказал Роберт. Он был слишком мудр, чтобы настаивать на большей отсрочке. Для данного момента было достаточно добиться и такого успеха.
Он испытывал некоторую неловкость от того, что обошел свою сестру, но он был вынужден поступить так, как считал лучшим.
Тони вышла из каморки вестибюля, когда он спустился вниз.
Они поцеловались.
– Завтра вечером я хочу взять тебя погулять, – сказал он. – Я устроил так, что ты останешься, до весны во всяком случае.
– Мой дорогой, любимый! – Она поцеловала его пальто.
Он взял ее, смеясь, за подбородок.
– Не будь так расточительна, дитя.
Она видела, как он быстро удалился, и затем снова поднялась в гостиную.
Фэйн стоял и разговаривал с леди Сомарец. При ее появлении он прекратил разговор.
– Твой брат и я решили разрешить тебе остаться дома до весны, – сказала леди Сомарец ледяным голосом. – Мы находим, что так лучше для тебя.
Тони молчала, тут, казалось, нечего было возражать.
– Ты можешь хоть сказать спасибо, – добавил Фэйн.
– Спасибо, тетя Гетти, – повторила Тони.
– Я попрошу мою кузину, миссис Гесри, вывозить тебя. Я, разумеется, не буду принимать в эту зиму. Я только верю и надеюсь, что ты с нею будешь себя вести лучше, чем вела себя со мной.
Тони поднялась в свою комнату и принялась танцевать от одного ощущения радости жизни.
О, как хорош, прекрасен мир, если Роберт в нем существует!
Впервые за все время своей любви она была в состоянии радоваться этой любви. В конце концов, она не уезжает, остается здесь, часто будет видеть Роберта. Они будут только любить друг друга. Буря вчерашнего вечера рассеялась сама собой; веселое настроение Роберта в вестибюле рассеяло последние грустные мысли и всякие опасения. До поздней ночи она раздумывала над откровениями Симоны. Она не была глупа и благодаря объяснениям настоятельницы не отличалась той вульгарной наивностью, которой так восхищаются люди с узким кругозором.
Естественные вещи воспринимались ею всегда совершенно естественно, следовательно, ее внимание не задерживалось на них слишком долго. Никто ведь не думает о том, что он ежедневно моется, ложится спать или просыпается.
При воспоминании о словах Роберта горячая волна разлилась по ней в темноте. «Настоящая любовь бывает столь же физической, сколь и духовной». Тони не докапывалась до смысла этих слов и старалась немного привести в порядок свои скудные знания о вещах; но после нескольких попыток все оставалось для нее таким же непонятным.
В конце концов, какое ей дело до этого? Она и Роберт любят друг друга, счастливы, и этого, конечно, ей совершенно достаточно.
Следующий день принес ей то, что она назвала «приятной неожиданностью». Дафнэ Бейлис приехала навестить ее. Тони радостно ее приветствовала. Она не имела других подруг, кроме Дафнэ, а разлука переставала для нее существовать с того момента, как она снова встречалась с людьми, которых любила.
Дафнэ была в меру скромна. Тони не очень выросла, как ей кажется, а она, Дафнэ, выросла.
Хвалебные гимны Тони полились, как встарь. Дафнэ была безусловно красива – никто не мог бы этого отрицать, и ее пребывание в Индии не повредило ее красоте.
Она была стройна и обладала тем своеобразным невыразимым очарованием, которое свойственно, кажется, только англичанкам. Его нельзя определить словами, и оно скорее вызывается объективным впечатлением, чем действительной сущностью, в полное отличие от живой грации француженок, представляющей соединение задора с очаровательностью форм.
Обе девушки беседовали до чая, пока не явилась леди Сомарец. К удивлению Тони, она очень любезно поздоровалась с Дафнэ. Тони не знала, что со смертью отца личный доход Дафнэ выражался в весьма солидных четырех цифрах.
К дальнейшему изумлению Тони, тетя и ее втянула в разговор.
Чай прошел очень весело, а восхищение Фэйна Дафнэ было совершенно очевидно.
Было решено, что Фэйн повезет обеих девушек завтра вечером обедать в Рейнела.
– Как хорошо для Тони, что вы вернулись, – сказала с улыбкой леди Сомарец, прощаясь с Дафнэ.
– Тони – первый человек, которого я навестила, – ответила Дафнэ.
– Я выиграла один процент за твой счет, – сказала ей Тони, хитро улыбаясь в передней.
Дафнэ ответила кроткой неопределенной улыбкой. Она никогда не понимала того, что не было элементарно выражено.
