– Эвита больше, чем друг, – сказал он ей потом, расхаживая по голубому ковру в «Криллоне», облаченный в шелковую пижаму с большим бокалом бренди в руке, и выглядя, как мстительно подумала Каролина, несколько смехотворно.
– Эвита была моей любовницей три года, – продолжал он. – Она наполовину бразилийка, наполовину француженка. И воспитывалась здесь, в Париже. – Он глотнул бренди. – Вот почему мои друзья спрашивают о ней. Эвита всех знает.
– А как же я?! – воскликнула Каролина. – Если ты любишь Эвиту, почему я здесь? – Неожиданно ей стало страшно услышать, что он скажет ей в ответ…
– Нет же, я не люблю Эвиту, – пытался он успокоить ее. – И я здесь с тобой, потому что ты молода, красива и очаровательна и мне с тобой очень хорошо. Я даже немного влюблен в тебя…
Лицо Каролины просветлело от облегчения, когда он поднял ее на руки и понес к кровати, сдергивая с нее бретельки ее новой атласной ночной рубашки персикового цвета и целуя ее грудь. Она забыла все вопросы, которые хотела задать ему об Эвите и которые совсем недавно готовы были сорваться у нее с языка.
Спустя некоторое время она выскользнула из-под уже сонного Перикла и уныло вошла в белоснежную ванную, зажмурившись от яркого света. Она сама уже начала верить, что их всегда быстрая близость была еще одним проявлением скорости, с которой Перикл воспринимал жизнь. Он все делал галопом, торопясь туда, сюда, успевая везде, не останавливаясь ни на минуту. Но намыливая себя под струями теплого душа, она всем сердцем желала, чтобы он не засыпал сразу после любви, думая о том, как было бы хорошо, если бы они еще понежились в объятиях друг друга так, как это делали настоящие возлюбленные.
Вспомнив на следующий день совет Полетт, Каролина на предложение Перикла пообедать вместе решительно объявила, что у нее другие планы. Сидя на хрупком кресле среди толпы разноликих женщин-журналисток и заказчиков одежды в ожидании начала демонстрации мод Сен-Лорана, Каролина почувствовала, что ее настроение неожиданно улучшилось. Роскошный салон был наполнен напряженным ожиданием и волнением, и она с интересом наблюдала, как фотохудожники сновали взад и вперед в поисках удобного положения около подиума. Наверняка тот темноволосый, симпатичный мужчина был знаменитый Брахман, а рыжая девушка, должно быть, его ассистентка, хотя бедняжке нужны стальные нервы, чтобы выдержать его грубые команды. Всем была известна первоклассная репутация Брахмана.
– Привет! – В сером тюрбане, пастельном макияже и с ярко-красными губами, Полетт помахала ей рукой, проталкиваясь вдоль кресел в направлении Каролины, извиняясь, когда наступала на чьи-то ноги или спотыкалась о ножки стульев. – Извини, я опоздала, но там такой хаос за кулисами. Джесси-Энн еще не приехала, и никто не знает, где она! Если бы это была не Джесси-Энн, тогда понятно, но она – профессионал, которая не опаздывает никогда. Ее агентство не имеет от нее вестей уже три недели; говорят, что она сбежала и вышла замуж, но никто не знает, кто этот счастливчик. – Итак, как у тебя дела с Периклом?
– Я поговорила с ним начистоту об Эвите. Он ее не любит, Полетт. Он считает, что влюблен в меня…
Полетт внимательно посмотрела на сияющее лицо подруги, не желая разочаровывать счастливую Каролину… это случится и так довольно скоро. Она была в этом уверена.
– Я сделала так, как ты советовала. Сказала ему, что у меня другие планы… – Она рассмеялась. – Просто с ума сойти можно, Полетт! Вот уж не думала, что когда-нибудь мужчина будет значить для меня так много!
– Так всегда с нами и случается, дорогая, – поддакнула Полетт. В это время свет стал гаснуть и заиграла музыка.
Раздвинулся занавес, и с ударами гонга в проходе появились почти обнаженные пожиратели огня, подбрасывающие горящие факелы в воздух и остановившиеся вокруг подиума, когда па него вышли первые манекенщицы в весенней одежде Сен-Лорана, от которой захватывало дух.
Все было как в сказке, думала Каролина в то время, как одна манекенщица за другой бесстрастно проходили мимо в вечерних платьях. Они лениво плыли по подиуму в элегантных дневных платьях, в которых можно было появиться в Эскоте[17] или украсить самую богатую свадьбу. Они кокетливо позировали в черных кружевах и перьях, предназначенных для коктейля…
Это было лучше, чем на Бродвее, вдруг поняла Каролина. Шесть месяцев адской работы, и гениальный мастер устраивает один-единственный показ своей одежды и покоряет зрителей, среди которых лучшие профессионалы мира! В проходах крутились фотографы, щелкая камерами, снимая манекенщиц, порхающих у них над головами. Каролина заметила Брахмана, который, прежде чем сделать снимок, выбирал манекенщицу и платье. Если фотограф знаменит, как он, то ему не нужно суетиться и снимать все подряд, чтобы потом выбрать один-два удачных снимка. Брахман точно знал, чего он хотел.
Представление завершилось выходом невесты в восхитительном свадебном наряде, украшенном гардениями. Каролина с завистью смотрела, как остальные манекенщицы выстроились на подиуме, окружив своего маэстро – стройного, в очках Ив Сен-Лорана, – ему аплодировали, осыпали поцелуями. Каролине очень хотелось, чтобы и она могла разделить с ними их радость и волнение.
Она возвращалась в «Криллон» воодушевленная, все еще под впечатлением красивой одежды, великолепия и атмосферы восторга. Очутившись у себя в номере, она прочитала маленькую записку, которую оставил для нее Перикл. Сердце у нее упало. «Мне очень жаль, Каролина, – говорилось в ней, – но меня вызвали по срочному делу моего клиента из Америки. Я уезжаю в Лондон. К сожалению, я не знал, где тебя найти, поэтому не смог сказать это сам. Твой номер оплачен, поэтому можешь остаться здесь еще на несколько дней, если захочешь. Все было чудесно. Перикл».
Каролина перечитала записку, не веря своим глазам. Перикл уехал! Должно быть, он уже в Лондоне. Действительно ли его вызвали по делу? А может быть, Эвита? Она могла позвонить ему и заставить его?
Слезы катились у нее по щекам. Она без сил опустилась на стул, все еще сжимая записку в руке. Неужели он не мог дождаться, когда она вернется в отель? В Лондон самолеты летали через каждый час. Час раньше, час позже – какая разница? А может быть, разница была? Перикл мог не застать своего клиента, и она знала, что дела были всегда у него на первом месте. Она с грустью смотрела на записку, изучая его крупные, круглые буквы, как будто в них хотела найти отгадку его намерениям. Он не написал в конце «люблю», удрученно подумала она, а ведь совсем нетрудно было написать в конце – «Люблю, Перикл», даже если он и не имел этого в виду. Несмотря на все его слова прошлой ночью, она абсолютно не была уверена, что Перикл действительно любил ее, но она была твердо уверена в другом: она его любила.
