Твой друг Сергей».
Глава XXII. Письмо
«Дорогой Серёжа!
Я очень сейчас тороплюсь, потому что бегу на домну. Сегодня мы пускаем чугун. Папа с ума сходит от радости, что мы всё закончили, и я тоже.
А я с ребятами спортплощадку строил, и про неё даже в «Пионерской правде» будет напечатано.
К нам приезжал из Москвы специальный журналист, чтобы нас описать. Он меня со всеми ребятами фотографировал: два раза на волейбольной площадке и один раз у флага.
Мы поставили себе сварную мачту с роликом на конце, и у нас было открытие. А мачту сварил автогеном один мой хороший знакомый, сварщик.
На открытии парторг завода повис на турнике и покрутился раз десять «солнцем». Вот здоровый, если б ты его видел!
Моего папу министр оставил в Жигачёве, чтобы он дальше пускал прокатный цех, а я еду домой один в поезде. Папа дрожит за меня и хочет вызывать маму, а я не дрожу. А вообще мне папа теперь доверяет, потому что я ему рапортовал на диспетчерском рапорте. Я отвечал за строительство скамеек. А это дело очень трудное — построить на голом поле скамейки. Тут надо и брёвна врыть в землю и гвозди доставать. А гвозди достал — надо где-то краску искать. Вот я и выкручивался.
Серёжа, хоть нам и надо учиться в школе, но мне не хочется уезжать с завода — у меня тут много хороших друзей.
Новость! Я думал, что шлак, который вытекает из домны, никому не нужен, но это моя ошибка. Оказывается, в шлаке есть сера — это чем лечат ревматизм. Сегодня мы с ребятами для опыта будем принимать ванну в новой шлаколечебнице. Вроде как на курорте.
Я приеду 31 августа. Встречайте с Галкой на Курском вокзале. Как приеду, так обязательно поделюсь воспоминаниями. Я правой рукой поднимаю гирю в полпуда.
Твой друг Андрей».
Глава XXIII. Огненный ручей
Подъём корпуса домны — это был лишь один из этапов на подступах к чугуну. Для того чтобы задуть домну (то есть зажечь), нужно было закончить строительство ещё многих подсобных агрегатов. Требовалось смонтировать автоматический пульт управления, поднять эстакаду, по которой на самую верхушку домны, будто детские колясочки, забираются вагонетки — скипы с рудой и коксом.
Для, отливки чугуна в формы собиралась разливочная машина. По внешнему виду машина напоминала движущуюся лестницу в метро. Но вместо ступенек у неё — ванночки.
Семён Петрович с утра до ночи находился на заводе. Основная работа уже подходила к завершению. Государственная приёмочная комиссия во главе со знаменитым академиком-металлургом теперь почти каждый день принимала готовые к работе объекты.
Вскоре внутри домны был выложен из брёвен и берёзовых дров специальный настил. Заработал скиповой подъёмник, и домна начала загружаться шихтой.
Семён Петрович в последний раз проверил все движущиеся части и позвонил на ТЭЦ, чтобы пустили воздуходувку. С замиранием сердца он увидел по приборам, как в уже нагретые мазутом кауперы ринулся воздух. Когда он нагрелся до 700 градусов, Семён Петрович, взволнованно оглядев присутствующих, скомандовал:
— Дать воздух в домну!
И сразу доменный цех наполнился рёвом. Раскалённый ураган свирепо накинулся на деревянный настил в домне и зажёг его со всех сторон.
Андрюша торопился. Приближался торжественный час — выпуск чугуна. Как ему ни трудно было, но он всё-таки выпросил у папы для своих друзей пять зелёненьких пригласительных билетов. На домну сегодня пускали только заслуженных людей.
По шоссе с песнями, с гармониками, празднично нарядные, двигались толпы рабочих со своими детьми и жёнами. Вдоль оживлённой дороги на столбах и заборах плескались лозунги, флаги, висели листовки:
Пламенный привет строителям домны и ТЭЦ!
Сегодня наша страна получает первую плавку Жигачёвского чугуна!
СТРОИТЕЛИ И МОНТАЖНИКИ!
Родина ждёт от вас тонкий стальной лист для автомобильной промышленности!
Все на митинг в честь пуска домны и ТЭЦ!
Андрюша знал: на митинге будет принят победный рапорт правительству, который от имени рабочих и служащих составили отец и Матвей Никитич.
Впереди на фоне бледно-голубого неба, вырываясь будто из вулкана, величаво плыли над домной огромные клубы жёлто-бурого дыма. Рождаясь, они были чёрными, постепенно превращались в коричневые, красные, оранжевые и напоследок светло-жёлтыми растаивали на горизонте.
У Андрюши радостно колотилось сердце. У него было такое чувство, как будто сегодня день его рождения.
Впрочем, такое же чувство было у всех!
Майка, Миколка, нарядные, чистенькие, в пионерских галстуках, и Афоня с Витахой, будто маленькие офицерики, оба в гимнастёрках с блестящими пуговицами, с серебряными бляхами на ремнях, с нетерпением ожидали Андрюшу у входа на домну.
Предъявив часовому пригласительные билеты, ребята вошли в цех.
В огромном гудящем здании, переполненном гостями, они на секунду растерялись. Их встретила надпись: «Опасно! Газ! Уходи!» — а в нос ударил тошнотворный запах.
Но никто никуда не уходил, а, наоборот, все старались устроиться поудобнее. Десятка два фотографов и кинооператоров со своими треножниками рыскали где им только вздумается.
Стоял оглушительный шум от воздуха, вгоняемого в домну. К нему прибавился другой — пулемётный треск.
Майкин отец, в широкой войлочной шляпе, брезентовой тужурке и рукавицах, вводил уже в летку — отверстие для выпуска чугуна — отбойный молоток. Возле него стояли Семён Петрович, Матвей Никитич и ещё много каких-то важных людей — орденоносцев, Героев Советского Союза, Героев Социалистического Труда.
И вдруг Майкин отец отскочил от летки. В ней заиграло солнышко, и из неё, рыская носиком, выползла огненная ящерица. Солнышко разгоралось всё больше и больше, и вдруг домна ахнула, как живая! Чугунные брызги, словно бенгальский огонь, полетели через цех.
— Ура! Ура! — закричали люди.
Оркестр заиграл Гимн Советского Союза.
Из домны забил сказочный ключ.
Извиваясь, озаряя ослепительным светом цех, жаркая, вся в клубах газа, огненная лава стремительно покатилась в исполинские чаши ковшов.
Над заводом загудел тяжёлый гудок. Он начал с низкого тона, словно хотел приноровиться после четырёхлетнего молчания, а потом, вырвавшись на свободу, овладел всей территорией. Его услыхали и в Жигачёве, и в соцгородке, и в колхозах за Днепром.
— Ура! Ура! — кричали люди.
Многие заплакали и стали друг с другом обниматься.
У Андрюши захватило дух. Он схватил Майку за руку. Он никогда не видел, чтобы плакали взрослые.
Огонь играл на глазах, на одежде и был обжигающ, но люди теснились к нему всё ближе и ближе, словно получше хотели рассмотреть чудесное творение и окончательно убедиться в том, что этот огненный ручей — дело их рук.
1950 г.
