Несколько мгновений умирающий молчал; вдруг его лицо засияло, точно от счастья, и он вскрикнул громким, ясным голосом:
– О, дорогая жена, я слышу тебя. О Боже, Боже, я иду!
И хотя его глаза не закрылись, а улыбка все еще покоилась на лице, нижняя челюсть старика опустилась.
Так умер сэр Эндрью д'Арси.
Все еще стоя на коленях подле него, братья смотрели, как он умирал; когда же он вздохнул в последний раз, нагнули головы в молитве.
– Мы видели великую смерть, – произнес Годвин, – пусть она будет уроком для нас, чтобы, когда наступит наш час, мы умерли, как он.
– Да, – вскрикнул Вульф, вскакивая, – но прежде всего отомстим за него. Что это? Почерк Розамунды. Прочти, Годвин.
Годвин взял в руки пергамент и прочитал:
Поезжайте за мной к Салах ад-Дину. В этой надежде я живу.
– Да, да, Розамунда, мы отправимся за тобой, – повторил он вслух, – пусть нам навстречу идут смерть или победа, мы не отступим от тебя.
Он бросил письмо и, попросив капеллана побыть с телом, братья убежали в залу. К этому времени половина опоенных проснулась от неестественного сна, слуги, которых Али опьянил там, в сарае, входили теперь в залу с дикими глазами, бледными лицами, прижимая руки к голове и сердцу. Они были так слабы, больны, так испуганы, что с трудом уяснили себе случившееся, узнав же истину, по большей части могли только стонать и плакать. Впрочем, немногие нашли в себе достаточно умственной и телесной силы, чтобы броситься, несмотря на снежную метель, в аббатство Стоунгейт, в Соусминстер и в дома соседей, хотя никто из них не жил близко, прося всех вооружаться и помочь им догнать похитителей. Вульф проклинал священника Метью и себя за то, что они с ним не подумали об этом раньше, поручил ему как можно скорее подняться на колокольню и зажечь костер, который был приготовлен.
Метью ушел, захватив с собой кремень, огниво и кусочек трута, и через десять минут пламя бешено взвивалось над крышей стипльской церкви, предупреждая соседей, что их зовут на помощь. Слуги Стипля вооружились, оседлали всех лошадей, в том числе и коней, оставленных купцом Георгием; все бывшие в состоянии бежать или ехать верхом скоро собрались во дворе замка. Но поспешность ни к чему не привела, потому что луна заходила. Снег падал, и стояла ночь, темная, как смерть, такая темная, что трудно было видеть руку перед своим лицом. Приходилось ждать, и они ждали с досадой и печалью в сердце, и охлаждали горящие головы ледяной водой.
Наконец занялась заря, и в сером рассвете показались верховые и пешие, двигавшиеся по снегу к замку, рассказывая друг другу, какое ужасное несчастье случилось в Стипле. Быстро разнеслась весть о том, что сэр Эндрью был убит, леди Розамунда украдена неверными, а пировавшие в замке заснули от отравленного вина, которое поднес им человек, считавшийся купцом. Едва собрался маленький отряд, всего человек в тридцать, и достаточно рассвело, как разведчики тронулись в путь, хотя и не знали, где следовало искать похитителей, так как снег покрыл все следы сарацин.
– Одно верно, – сказал Годвин, – они должны были приплыть по воде.
– Да, – согласился Вульф, – и, конечно, высадились где-нибудь вблизи, потому что, если бы им предстояло идти далеко, они взяли бы лошадей, кроме того, подверглись бы опасности сбиться с пути в темноте. К заливу! Попробуем проехать туда.
И они через луг отправились к заливу. До него было недалеко. Сперва они ничего не замечали, потому что слой снега покрывал камни маленькой набережной, но вот один из слуг крикнул, что замок прибрежного домика, в котором братья держали свою рыбачью лодку, сломан, а через минуту он прибавил, что и лодки на месте нет.
– Она маленькая. В ней могли поместиться только шесть человек, – донесся голос. – Столько народу она не выдержала бы.
– Глупый, – послышался ответ, – ведь могли быть и другие лодки.
Присмотрелись; под тонким слоем снега нашли в иле отпечаток от носа вместительного бота, а невдалеке – отверстие в земле, в которое был вогнан большой кол. Теперь все достаточно прояснилось. Но скоро стало еще яснее, потому что, несмотря на падавший снег, Вульф заметил что-то блестящее, висевшее на сухих тростниках. По его приказанию один из слуг приподнял копьем это блестевшее что-то и подал ему.
– Я так и думал, – сказал он унылым голосом. – Это обрывок того вышитого звездами покрывала, которое я подарил Розамунде на Рождество; она оторвала от него часть и оставила здесь, чтобы указать нам, куда ее повезли. К святому Петру! Говорю, там должны пройти лодка или корабль, и, может быть, благодаря темноте они еще не успели выйти в открытое море.
Братья повернули лошадей и поехали к церкви святого Петра по сухопутной дорожке, которая бежит между Стиплем и деревней Бредуэл, все верховые поскакали за ними, пешеходы стали обыскивать местность вдоль залива и реки.
Они мчались среди падавшего снега; Годвин и Вульф были впереди, за ними с грохотом спешил все увеличивающийся отряд рыцарей, оруженосцев-лучников, которые приехали, увидев огонь на стипльской церкви или узнав от гонцов о том, что случилось; даже монахи из Стоунгейтского аббатства и купцы из Соусминстера призывали людей на помощь д'Арси.
Всадники спешили, но дороги были засыпаны снегом, под которым лежал слой грязи, и путь был не близок. Прошел целый час, прежде чем Бредуэл остался позади, а церковь, выстроенная святым Чедом, вырисовывалась на расстоянии мили. Вдруг снег прекратился, поднявшийся сильный северный ветер разорвал густой туман, и впереди из-за него показалось холодное и синее небо. Все еще окруженные клубами тумана, они подъехали к старой башне; тут Вульф и Годвин, натянув поводья, остановили лошадей.
– Что это? – со страхом спросил Годвин, указывая на что-то большое, смутно видневшееся в море сквозь пелену тумана.
Не успел еще голос его замолкнуть, как новый резкий порыв ветра разорвал, закрутил и унес последние покровы тумана и обнажил красный диск подымающегося солнца. И вот, меньше чем в сотне ярдов перед ними – прилив был силен, – они увидели высокие мачты галеры, которая медленно и плавно шла в открытое море, стройно шевелились ее длинные сильные весла. На их глазах ее подхватил ветер, на главной мачте надулся большой выпуклый парус, и взрыв хохота, донесшийся с корабля, доказал д'Арси, что они тоже замечены.
Рыцари отлично поняли, кто плыл на этом нарядном судне, и, обезумев от бешенства и горя, взмахнули мечами. В это время на флаговом конце, на передней мачте, взвилось желтое знамя Салах ад-Дина, и в свете восходящего солнца оно заблестело, извиваясь, точно струящееся золото.
Но это было еще не все. На задней палубе появилась высокая фигура самой Розамунды – по одну сторону от нее, одетый теперь в кольчугу и с тюрбаном на голове, стоял эмир Хасан, которого братья д'Арси знали под именем кипрского виноторговца Георгия, по другую – высокий плотный человек, тоже одетый в кольчугу, который на этом расстоянии походил на христианского рыцаря. Розамунда увидела Годвина и Вульфа, Розамунда протянула к ним руки. И вдруг бросилась вперед, точно желая кинуться в море, но Хасан удержал ее за руку, а другой рыцарь, бывший с ней, подошел к высокому больверку.
