На вершине холма Стипль братья отправили вперед слугу с мулом, нагруженным вещами, с тем самым мулом, которого оставил у них шпион Никлас, и повернули назад лошадей, желая на прощанье еще раз посмотреть на родной дом. С северной стороны вилась Черная река, с западной лежало село Мейленд, и к нему по реке Стипль ползли нагруженные барки. Внизу расстилалась низина, окаймленная деревьями, и среди рощи, в которой скрывались сарацины, стоял замок Стипль, дом, где они росли, сделались из детей юношами, а из юношей – взрослыми людьми, где жила прекрасная, теперь украденная врагами Розамунда, которую они оба отправились искать. Позади осталось прошлое, впереди темнело неизвестное будущее, и братья не могли проникнуть в его тайны, угадать его очертания.
Взглянут ли они когда-нибудь снова на замок Стипль? Придется ли им, стоящим на холме, померяться силой и мужеством со всем могуществом Салах ад-Дина? Осуждены ли они погибнуть или со славой добиться успеха?
Во тьме, которая обвивала путь, перед ними сияла только одна яркая звезда, звезда любви, но кому светила она? Может быть, ни тому, ни другому? Они не знали этого. Им было ясно только, что они решились на отчаянное предприятие. Действительно, те немногие друзья, которым они говорили о нем, называли их безумцами. Но братья помнили последний совет сэра Эндрью не терять мужества, так как все еще может окончиться хорошо! И им чудилось, что они вовсе не одни, что его храбрый дух идет вместе с ними на поиски, дает им советы, недоступные для слуха.
Вспомнили братья также и клятву, данную ему, друг другу и Розамунде, и, в молчаливое доказательство того, что они сдержат ее до самой смерти, молча пожали друг другу руки. Потом, повернув лошадей на юг, поехали вперед с легким сердцем, не заботясь о том, что может случиться с ними, если только в конце концов, будут ли они живы или умрут, им не придется посрамить памяти сэра Эндрью или имени Розамунды.
Сквозь дымку жаркого июльского утра, колебавшуюся над берегами Сирии, можно было видеть большой дромон, как называли в те времена купеческие суда известного рода, – легкий ветерок тихо нес его в бухту Святого Георгия подле Бейрута. Кипр, откуда отошел корабль, отстоял менее чем на сотню миль от этого берега, а между тем судну понадобилось на плавание до Сирии шесть дней, и не из-за бурь, которых не было, а из-за недостатка ветра. Тем не менее капитан и пестрая толпа пассажиров (большей частью восточных купцов со слугами и паломников различных народностей) благодарили Бога за благополучное путешествие, потому что в те отдаленные времена мореход, который пересекал моря, не потерпев кораблекрушения, считал себя счастливым.
В числе пассажиров были Годвин и Вульф, по приказанию покойного дяди пустившиеся в путь без оруженосцев и слуг. На корабле они назвались братьями, носившими имена Петра и Джона, из Линкольна, города, о котором д'Арси знали кое-что, так как бывали в нем по дороге на шотландские войны; они выдавали себя за мелких фермеров, отправившихся на поклонение Святой земле по епитимье за грехи и ради успокоения души своих родителей. Товарищи по путешествию – пассажиры, плывшие с ними из Генуи, слыша эти рассказы, только пожимали плечами, потому что братья казались именно теми, кем они и были в действительности, – рыцарями благородного происхождения. Глядя на их высокий рост, длинные щиты, на кольчуги, которые они носили под волосяными туниками, все считали их знатными людьми, которые отправились в благочестивые странствия. И их прозвали сэр Питер и сэр Джон, и под этими именами они были известны во все время плавания.
Годвин и Вульф сидели поодаль от всех на носу корабля: Годвин читал арабский перевод Евангелия, сделанный одним монахом-египтянином, а Вульф не без труда следил за ним по латинскому изданию. Арабский язык они узнали еще в ранней юности благодаря урокам сэра Эндрью, но не могли говорить на нем так свободно, как Розамунда, лепетавшая по-арабски еще на руках матери. Понимая, что очень многое зависит от их познаний в этом отношении, они во время долгого путешествия изучали язык арабов по всем книгам, которые только могли найти, для практики же разговаривали по-арабски со священником, который провел много лет на Востоке и теперь за известное вознаграждение занимался с ними, а также беседовали и с сирийскими купцами и моряками.
– Закрой книгу, брат, – произнес Вульф. – Вот наконец и Ливан, – и он указал на линию гор, слабо темнеющих сквозь туманную пелену. – Я рад, что вижу его, с меня довольно тягостного учения.
– Да, – сказал Годвин, – это Земля Обетованная!
– И земля, которая много обещает нам, – добавил Вульф. – Слава Богу, пришло время действовать. Хотя как мы примемся за дело, я не знаю, это выше моего понимания.
– Вероятно, время покажет нам все. Как приказал наш дядя, мы прежде всего отыщем шейха Джебала.
– Тс-с! – остановил его Вульф, потому что в это время небольшая группа купцов и пилигримов подошла к носу корабля. Лица всех этих людей сияли восторгом при мысли, что ужасы путешествия остались позади, что они скоро сойдут на землю, по которой ступал их Господь, им хотелось поскорее увидеть счастливый берег, они с жаром молились и пели благодарственные гимны. Один купец, известный под именем Томаса из Ипсвича, стоял поблизости от братьев и прислушивался к их разговору.
Годвин и Вульф вмешались в восторженную толпу, а тот же самый Томас из Ипсвича, по-видимому раньше уже побывавший в Бейруте, указывал на достопримечательности города, на плодородные земли, окружавшие его, на поросшие кедрами далекие горы, на склонах которых Хирам, царь Тирский, рубил деревья для постройки Соломонова храма.
– А вы бывали в этих горах? – поинтересовался Вульф.
– Да, по делам, – ответил купец, – я добирался вот до того места. – И он показал на высокую, покрытую снегом вершину на севере. – Очень немногие проникают туда.
– Почему же? – спросил Годвин.
– Потому что там начинаются владения аль-Джебала, – сказал он и, многозначительно взглянув на братьев, прибавил: – Ни христиане, ни сарацины не посещают его без приглашения, приглашения же он рассылает редко.
И снова они спросили, почему нужно ждать приглашений шейха.
– Потому что, – продолжал купец, по-прежнему пристально вглядываясь в лица близнецов, – большая часть людей любит жизнь, а этот человек – господин смерти и волшебства. Странные вещи видишь в его дворце, окруженном чудесными садами. Там, среди восхитительных чащ, живут красавицы женщины, но они злые духи и губят души людей. А Старец Гор – великий убийца, и все владыки Востока страшатся его, потому что стоит ему сказать одно слово своим посвященным фидаям [5], чтобы они беспрекословно убили того, кого он ненавидит. Молодые люди, вы мне нравитесь, и я говорю вам, будьте осторожнее. Здесь, в Сирии, можно видеть много чудес; оставьте в покое чудеса страшного Господина Гор, если вам хочется снова взглянуть на… башни Линкольна.
