Я понял, что Константин спасает меня. Он ни слова не сказал о моих подозрениях, о моих гипотезах. А может, и правда они для него не имели никакого значения? Как бы то ни было, про бумаги я должен тоже молчать. Это я понял четко.
«Кардинал» придвинул свой стул вплотную к стулу Константина.
— Константин Николаевич, если не секрет, сколько вы за гарнитур заплатили?
— Какой секрет? — хмыкнул Константин. — Во сколько оценщик оценил, столько и заплатил.
— Двадцать тысяч?
— Вы же сами все отлично знаете!
— А знаете, во сколько он нам обошелся?
Константин посочувствовал «кардиналу».
— Наверное, побольше. Адик — сучило и вас нагрел, и меня…
— Сто тысяч зеленых мы за него заплатили! Сто! — на ухо Константину признался «кардинал».
— Переплатили, — возмутился Константин. — Здорово переплатили. Хорошо он вас нагрел. Круто вы лопухнулись.
Дмитрий Миронович как-то боком подпрыгнул у окна. И затих.
— Думаете, лопухнулись? — тихо смеялся «кардинал». — Но мы ведь не за гарнитур платили. Мы платили за бумаги барона Геккерна.
Константин искренне удивился:
— Ну да? А откуда вы узнали, что они там?
— От Адика.
— Ну да? — Константин бросил быстрый взгляд на меня. — А мне-то он почему ничего не сказал? С меня-то он взял точно по оценке. Оценщик опись составил — я заплатил… Когда же Адик про бумаги узнал?
Дмитрий Миронович не выдержал и пошел от окна к столу. «Кардинал» пошел ему навстречу.
— Одну минуту, Дмитрий Миронович! Одну минуту!
«Кардинал» хитро улыбнулся ему, вежливо отодвинул его от стола и сам опустился в мягкое хозяйское кресло.
— А про бумаги, Константин Николаевич, Адик узнал от оценщика.
Константину очень хотелось взглянуть на меня, очень хотелось, но он взял себя в руки и отвернулся к окну.
— Опять непонятка! Если оценщик знал, что там такие ценные бумаги, зачем же он опись на двадцать тысяч подписал?
И «кардинал» от меня отвернулся, тоже глядел в окно.
— О том, что в гарнитуре бумаги, оценщик узнал уже после того, как он подписал эту опись. После!
На меня мрачно уставился, засунув руки в карманы, небритый мальчик. Константин поймал его взгляд.
— От кого же он получил такую информацию?
И «кардинал» отвернулся от окна и уставился на меня.
— От вашего советника, Константин Николаевич. От него. Непосредственно.
Они все смотрели на меня. Я опустил голову.
И «кардинал» за меня начал рассказывать про тот кошмарный синий зимний вечер. Знал он все досконально.
— Оценивали гарнитур двое. Анатолий Миронович и этот… конспиролог. Как только оценщик понял, чей это гарнитур, историк подлетел к нему и подмигнул многозначительно…
Я вспомнил, что я действительно подмигнул оценщику. Но подмигнул-то я ему только потому, что уже давно глядел на желтые окна ресторана, на той стороне улицы. Я ужасно хотел выпить и подмигнул ему — кончай свою ерунду! За окном есть дела поважнее. Разве я мог знать, как поймет меня оценщик.
— А когда они вышли на улицу, историк затащил его в кабак и заставил с ним пить. Оценщик вообще не пил. У него язва. Но историк был очень настойчив, и оценщику пришлось пить. А историк вдруг стал рассказывать оценщику, что Россию погубили жидомасоны!…
Это была неправда! Не об этом я говорил.
Я рассказал ему про свою рукопись. Он меня так внимательно слушал. А я говорил, говорил… Я был счастлив, что кому-то интересно меня слушать… А потом он неожиданно спросил меня про барона. И я рассказал ему все, что знал… Оценщик слушал меня очень внимательно, а потом спросил: «Вы думаете, барон был шпионом?» Я не был тогда уверен в этом. Но заказал еще коньяку и стал рассуждать вслух. Про дуэль Пушкина, про волнения в Петербурге после его смерти, про гвардейские патрули на улицах, про его странное отпевание, назначенное в Исаакиевской церкви, но тайно перенесенное в Конюшенную… Про секретные бумаги Геккерна, которые он оставил в России, а потом требовал у Нессельроде их вернуть. Но так их и не получил… И тогда оценщик сам спросил меня о гарнитуре: «Вы думаете, там что-то есть?» Я уже был хорош, конечно. Я засмеялся и ответил ему загадочно: «А почему бы и нет?» Как он посмотрел на меня после этих слов! Как он на меня посмотрел! А я в душе смеялся. Потому что думал, что шучу, что просто играю на его интересе…
— Хотелось бы узнать — для чего он сливал такую ценную информацию? — закончил «кардинал».
— Вот он почему тебе «Толей» представился! Вот почему он тебя испугался! Он тебя принял за сотрудника КГБ! Понял теперь, Ивас-сик?
— Так вы знали это, Константин Николаевич? — удивился «кардинал».
— А как же! — широко улыбался Константин. — А вы, значит, тоже приняли Ивасика за своего коллегу?
«Кардинал» нахмурился.
— Проверить, кто он такой на самом деле — для меня не составляет труда, Константин Николаевич.
— А гарнитур все-таки перекупили! — смеялся Константин. — Купили! Ну и лопухнулись вы, ребята! Ива— сик расслабился, нафантазировал немножко… У него фантазия богатая. За это я его и ценю…
— Вы сказали раньше, — перебил его «кардинал», — вы сказали, что цените его за звериное чутье?!
— И за чутье ценю! — спасал меня Константин. — А вот за пристрастие к зеленому змию ругаю! — Константин звонко шлепнул меня по колену. — Я тебе поставлю такую клизму, Ивас-сик! Сам поставлю! Такую клизму из битого стекла — ты на всю жизнь очистишься, Ивас-сик! Я понятно излагаю?
«Кардинал» и Дмитрий Миронович молча переглянулись. Константин сокрушенно покачал головой.
— Видишь, Ивас-сик, сколько хлопот на свою жопу мы получили из-за твоей пьяной болтовни? Считай, мы с тобой уже могли быть трупами, а люди лопухнулись на сто тонн баков! Из-за тебя, Ивас-сик! Круто лопухнулись!
— Лопухнулись?! — хрипло взвизгнул Дмитрий Миронович. — А два трупа на струне? И я следующий?! Это — лопухнулись?!
Он хотел еще что-то сказать, но махнул рукой «кардиналу», круто повернулся на каблуках и опять отошел к окну.
«Кардинал» наклонился над столом к Константину.
— Константин Николаевич, допустим, что вы и ваш советник ни при чем. Допустим. Но кто-то убил наших людей. Кто-то уже высчитал нас. Кто-то требует, чтобы мы вернули гарнитур.
— Кто? — спросил его в лоб Константин.
— Тот, для кого вы его покупали. Непосредственно.
— Французы? — сморщился Константин. — Отпадает. Профессор — крупный ученый. Он книги о литературе пишет. Я его знаю лет пять. Извините меня, генерал, за каким ху… профессору людей душить? Как говорится, гений и злодейство — разные понятия. Я понятно излагаю? Он только вчера вечером прилетел. Я все время рядом был… Смешно…
«Кардинал» задумчиво свивал на столе в колечко упругую зеленую леску.
— Значит, есть еще третий?
— Какой третий? — не понял Константин.
«Кардинал» спокойно объяснил:
— Первый — это вы и ваши французы. Второй — это мы. Если не вы и не мы… Значит?
— Вы моих охранников пристрелили! — сказал вдруг Константин. — За такой базар круто ответить придется! Очень круто!
— Он еще угрожает! — рванулся от окна Дмитрий Миронович. — Вы слышали, генерал? Он мне угрожает! В моем доме! Пугает меня!
— Одну минутку, Дмитрий Миронович, — пытался успокоить его «кардинал». — Один нюанс! Всего один!
Но небритого мальчика было уже не удержать:
— Хватит ваших нюансов! Я ни одному его слову не верю! Ни одному слову! Я ждать не могу! Ждать, пока меня самого подвесят!
— Вот я и хочу… — пытался вставить слово «кардинал».
Дмитрий Миронович вдруг успокоился, даже поправил свою красную бабочку под подбородком.
— Вы хотите… А я сделаю! Я спущу с него шкуру! Завтра же его хозяева мне сами позвонят! Завтра же! Разговор совсем другой будет! Вы увидите!
— Можно и так, — пожал плечами «кардинал».
Дмитрий Миронович подошел к Константину.
— Я ни одному твоему слову не поверил… Это твоя работа! Это ты мне мстишь! Из-за нее! Ты все думаешь, что вопрос еще не решен… Я докажу, что он решен окончательно! Завтра же я отправлю твоим хозяевам твою сраную шкуру! Ты понял меня, Белый Медведь?!
В тишине звонко цокнула фикса.
— Сус-слик! Кого ты пугаешь? Ты сам давно обоссался. Иди перемени памперс, Сус-слик.
Дмитрий Миронович побледнел и, шатнувшись, подошел к столу. Открыл боковой ящик и достал пистолет. Я узнал «Беретту», которую мне месяц назад предлагал Мангуст. Дмитрий Миронович дернул затвор, сверкнул на секунду светлый кончик ствола. Я думал, что «кардинал» вмешается, остановит его, но тот с интересом наблюдал за Константином. А Константин, сложив на груди руки, буравил бледного Дмитрия Мироновича глазами цвета «металлик». Дмитрий Миронович шумно выдохнул и начал поднимать пистолет…
Стало вдруг ослепительно светло. Я подумал, что он уже беззвучно выстрелил. Но это был не выстрел — просто над моей головой зажглась хрустальная люстра. После полутьмы я ослеп на секунду. А когда я открыл глаза, увидел яркое кровавое пятно у входной двери. И бледное, окаменевшее лицо Константина. Я не сразу понял, что у дверей, у выключателя на фоне белых дверей, стояла высокая женщина в красном шелковом халате. Дмитрий Миронович, криво улыбаясь, прятал пистолет в ящик стола.
