по рукам и ногам ограничениями тела, лишающими его этой свободы. Попытка игнорировать любой аспект жизненной ситуации человека, подавить возможность или отрицать необходимость означает, что человек будет жить во лжи, не сможет осознать свою истинную природу и будет «самым жалким из всего сущего». Но человеку не всегда так везет, он не всегда может просто считаться жалким. Если ложь, в которой он пытается жить, слишком похожа на реальность, человек рискует потерять все в течение своей жизни – и это именно то, что мы подразумеваем под психозом: полное и абсолютное разрушение структуры личности. Если Кьеркегор считается ведущим аналитиком человеческой природы, он должен показать нам, что понимает как крайности состояния человека, а также повседневное культурное среднее.
Именно это он и делает в обсуждении крайностей слишком больших и слишком малых возможностей. Избыток возможностей – попытка человека переоценить силы символического «я», что отражает попытку преувеличить одну половину человеческого дуализма за счет другой. В этом смысле то, что мы называем шизофренией, является попыткой символического «я» отрицать ограничения конечного тела. В этом случае весь человек теряет равновесие и разрушается вся личность. Как будто свобода творчества, проистекающая из символического «я», не может сдерживаться в теле, и человек разрывается на части. Вот как мы сегодня понимаем шизофрению – как раскол «я» и тела. Раскол, в котором самость остается незатронутой, неограниченной, недостаточно привязанной к повседневным вещам, недостаточно сдержанной в надежном физическом представлении22. И вот как Кьеркегор понимает эту проблему:
Ибо самость – это синтез, в котором конечное является ограничивающим фактором, а бесконечное – фактором расширения. Поэтому отчаяние бесконечности есть воображаемое, безграничное[60].23
Под «отчаянием бесконечности» Кьеркегор понимает болезнь личности, противоположную здоровью. И поэтому человек заболевает, погружаясь в безграничное; его символическое «я» становится «воображаемым» – как это происходит при шизофрении, – когда оно отходит от тела, от надежного обоснования реального опыта в повседневном мире. Настоящий шизофреник абстрактен, бесплотен, нереален; он вырывается из земных категорий пространства и времени, выплывает из своего тела, пребывает в вечности, не подвержен смерти и разрушению. Он победил их в своей фантазии, или, лучше сказать, в реальном факте оставления собственного тела, отрекаясь от его ограничений. Описание Кьеркегора не только красноречиво, но и клинически точно:
Вообще, воображение – это то, что переносит человека в бесконечное, что, практически, уводит его от самого себя и мешает вернуться назад. Поэтому, когда чувство становится воображаемым, самость все больше и больше испаряется… Таким образом, «я» ведет воображаемое существование в абстрактном стремлении к бесконечности или в абстрактной изоляции, постоянно испытывая недостаток в собственном «я», из которого оно просто уходит дальше и дальше.
Это, по сути, идеи, предложенные Рональдом Лэйнгом в книге «Расколотое “Я”» более века спустя.
Вот еще пример:
Теперь если возможность превосходит необходимость, внутреннее «я» удаляется само от себя, так что не важно, куда оно должно вернуться, если существует отчаяние (болезнь) возможности. «Я» становится абстрактной вероятностью, испытывающей себя, барахтаясь в возможном, но не двигаясь с места, не перемещаясь ни на дюйм. Необходимость – и есть это самое место. Становиться самим собой – это именно движение на месте24.
Здесь Кьеркегор имеет в виду, что развитие личности – это движение вглубь от фиксированного центра личности, центра, который объединяет оба аспекта экзистенциального дуализма – самости и тела. Но такого рода развитие требует именно признания реальности, реальности своих ограничений:
Чего сейчас не хватает внутреннему «я», так это, безусловно, реальности – так обычно говорят о человеке, когда ему недостает чувства реальности. Но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что человеку недостает необходимости… Чего действительно не хватает, так это силы… подчиниться необходимому в себе – тому, что можно назвать внутренним пределом. Поэтому несчастье не состоит в том, что такое «я» ничего не значит в мире; нет, несчастье в том, что человек не осознал себя, не осознал, что он сам является чем-то совершенно определенным, необходимым. Напротив, он потерял себя из-за того, что «я» отражалось в возможном воображаемым образом25.
Конечно, это описание касается обычного человека, в той же степени, что и шизофреника крайней стадии, и именно убедительность анализа Кьеркегора состоит в том, что эти два явления могут быть помещены в один и тот же континуум:
Вместо того, чтобы вернуться от возможности обратно в необходимость, человек преследует возможность – и, наконец, не может найти дорогу обратно к себе26.
То же самое верно и в отношении описания обычного человека, который живет в простом мире бушующей внутренней энергии и фантазии, как Уолтер Митти[61] или те, кого мы сегодня называем «амбулаторными шизофрениками» – те, чье «я» и тело находятся в очень непрочных отношениях, но, тем не менее, им удается продолжать существовать без погружения во внутренние энергии и эмоции, фантастические образы, звуки, страхи и надежды, которые они не могут сдержать:
Но, несмотря на то, что человек, таким образом, стал жертвой воображаемого, он, тем не менее, может… жить дальше, заниматься ежедневными делами, жениться, заводить детей, завоевывать почет и уважение – и, возможно, никто не замечает, что в более глубоком смысле ему не хватает собственного «я».
То есть ему не хватает надежно объединенного «я» и тела, которые сконцентрированы на собственных энергиях эго и реально оценивают ситуацию и природу пределов и возможностей в мире. Но это, как мы увидим, кьеркегоровское представление о совершенном здоровье, которого нелегко достичь.
Если шизофренический психоз находится в своего рода континууме нормального наполнения внутренней фантазии, символической возможности, то нечто подобное должно быть верно и для депрессивного психоза. Именно такой образ и рисует Кьеркегор. Депрессивный психоз – это крайность в континууме излишней необходимости, то есть слишком большой конечности, слишком большого ограничения тела и поведения человека в реальном мире и недостаточной свободы внутреннего «я», недостаток внутренней возможности. Сегодня мы понимаем депрессивный психоз как застревание в требованиях других – семьи, работы, узком горизонте ежедневных обязанностей. В таком тупике человек не чувствует, что у него есть альтернативы, он не может себе представить какой-либо выбор или альтернативный образ жизни, не может освободиться от сети обязательств, даже если эти обязательства больше не дают ему чувства самооценки. Героически вкладываясь в жизнь окружающего мира, даже выполняя свои ежедневные семейные и рабочие обязанности, человек понимает, что они теперь не имеют первостепенного значения. Как я однажды предположил2728, шизофреник недостаточно встроен в окружающий его мир – то, что
