— Всё, надо хоть немного поспать. Завтра рабочий день, и никто не даст нам поблажки.
Это мимолетное «нам» обрадовало меня так по-детски, что захотелось даже попрыгать — как девочке, которой пообещали на новый год долгожданную куклу.
Богосавец как раз собирал ножи, чтобы положить их в мойку, но посмотрел на меня — и остановился.
Я тоже остановилась, хотя как раз хотела унести остатки продуктов в холодильник.
— Подойди, — велел Богосавец, не отрывая от меня взгляда.
Не выпуская из рук пластиковый контейнер, где уже лежали огурцы и зелень, я подошла к шефу, не понимая, что такое случилось.
Мы стояли рядом, и мне приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Богосавец вдруг поднял руку и взял меня за подбородок, проведя большим пальцем по моим губам.
Изо всех сил вцепившись в контейнер, я смотрела в серые глаза шефа, пытаясь справиться с предательской дрожью в коленках и опасным головокружением.
Неужели… неужели…
Вот сейчас…
Поцелует…
— Вся в сливках перепачкалась, — сказал Богосавец и отвернулся, собирая ножи. — Точно — котенок.
Я почувствовала себя глупо и тоже отвернулась. И даже зажмурилась на секунду, окончательно приходя в себя.
Размечталась.
Услышала «нам» — и размечаталась.
Вот ведь дурочка.
Мы убрали в кухне, выключили свет и вышли в холл, где нам предстояло разойтись.
— Спокойной ночи, — пожелал Богосавец, и голос у него и в самом деле был спокойный.
— Вы к себе или как?.. — спросила я, не глядя на шефа.
— К себе. В кабинет.
— А-а… — протянула я и пошла вверх по лестнице, в комнату отдыха.
Блин. Ведь до сих пор не нашла квартиру. А месяц промелькнет — оглянуться не успеешь.
— Даша, — позвал Богосавец, когда я была уже на пятой ступеньке.
Я оглянулась, ощущая неловкость во всем теле — как будто и руки и ноги, и шея были на шарнирах, и шарниры эти поскрипывали при каждом движении.
— Что? — прошептала я.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом Богосавец усмехнулся и покачал головой:
— Нет, ничего.
Ничего!..
Я взбежала по лестнице — откуда только силы взялись.
Ничего ему не надо!
Я заперла дверь в свою комнату, разделась, расшвыривая одежду куда попало, и залезла в холодный душ.
Иванова Даша, ты — просто повар. Но все время об этом забываешь. Если ты дорожишь работой и добрым к тебе отношением, то не превращайся в Дюймовочку!
После душа немного полегчало, но я все равно долго ворочалась в постели. Мысль о том, что Богосавец находится где-то рядом… Вернее — мы оба с ним находимся в одном здании… Эта мысль лишала и покоя, и трезвого соображения.
Я злилась то на себя, то на Богосавеца. На себя — за наивность и восторженность, на него — за то, что он привык играть с женщинами (и со мной, в том числе!), и не может отказаться от этой игры даже когда в ней нет смысла.
Но как бы я ни злилась, все равно вспоминала каждое его прикосновение — и на вечеринке у Марата, и сегодня… Сегодня было даже волнительнее, чем на вечеринке, потому что там он обнимал меня для конспирации, а здесь…
Он мог просто сказать: Даша, у тебя физиономия перепачкана.
Но ведь не сказал?.. Вернее, потом сказал…
Я со стоном зарылась в подушку. Надо срочно искать квартиру. Когда мне не придется встречаться с шефом наедине, всё сразу наладится. Заведу себе парня, или котенка, или щенка какого-нибудь, и всё наладится.
С такими жалкими сентиментальными утешениями я и уснула, а спустя три часа уже заиграл будильник. Начинался новый день, в котором не было места сердечным переживаниям.
— Никаких страданий по шефу, — сказала я своему отражению в зеркале, когда туго повязывала косынку, спрятав волосы. — Только работа. И ничего, кроме работы.
День получился особенно выматывающим. Я мечтала сразу отправиться спать, когда ресторан закроется, но когда ушел последний посетитель и повара принялись чистить ножи, Богосавец поставил на стол супницу и стеклянный кувшин с прозрачным бульоном.
— Будет новое блюдо? — спросил Петар.
— Весеннее меню, — пояснил Богосавец. — Огуречный суп. Свежий, как сама весна.
Повара подтянулись к столу, готовые внимать своему гуру кулинарного дела, но шеф поманил меня пальцем.
— Это Даша придумала, — сказал он. — Вот пусть и показывает.
— Вино придумали добавить вы, — запротестовала я, а сама уже покраснела — от волнения и удовольствия.
Богосавец признал меня, как повара! Это стоило бессонной ночи и утомительного дня!
— Не скромничай, — шеф отступил в сторону, жестом указав на стол. — Показывай, как готовить. А остальные смотрят и запоминают.
Я смешала в супнице бульон и вино, приправила, натерла огурцы, порубила зелень, а Богосавец к этому времени взбил сливки. Последний штрих — смешать основу и сливки. Я добавила немного меньше сливок, чем в прошлый раз, чтобы не так ощущался молочный вкус, а на первый план выходила солоноватость бульона и терпкость вина.
— Готово! — я зачерпнула суп поварешкой и разлила по тарелкам.
С замиранием сердца я следила, как повара дегустируют новое блюдо. Ринат пробует и принимается быстро есть — ложку за ложкой. Сречко шутит, что после жаркого дня холодный супчик — самое то. Петар сначала нюхает, придирчиво рассматривает содержимое тарелки, потом съедает полложечки и долго смотрит в потолок, прищурив один глаз.
— Круто, — сказал Йован. — Нет, ребята, это и правда — круто. Я полностью одобряю.
— После такого хорошо пойдет телятина с овощами на пару, — поддакнул Ян, задумчиво глядя в уже пустую тарелку. — Вино хорошо идет. Неожиданно хорошо.
Тут все заговорили громко и разом.
Суп понравился, обсуждали вкус, способ подачи и готовку. Богосавец не участвовал в обсуждении, он слушал и смотрел на меня. И улыбался. А я чувствовала себя невообразимо счастливой — и от успеха блюда, и от этой улыбки, а сердце снова дрожало, хотя утром я клялась, что для меня будет существовать только работа.
— Иванова, респект, — Йован подошел и крепко пожал мне руку. — Вот респект. От души.
— Это прибавка к зарплате, господа, — объявил Богосавец.
— Я тоже что-нибудь придумаю, — сказал Ринат с некоторой досадой. — Но суп хорош, тут не поспоришь.
— На следующей неделе открываем новое весеннее меню, — объявил Богосавец. — Лелик займется рекламой, а мы учимся готовить новые блюда.
Это вызвало новую волну энтузиазма, и, несмотря на усталость после рабочего дня, никому не хотелось уходить. Что касается меня, я готова была летать от восторга. Вот она — настоящая семья! Первый шаг сделан, теперь очередь за остальными. И когда-нибудь я и в самом деле взлечу!.. Особенно когда Душан смотрит вот так — словно я для него нечто ценное, нечто прекрасное…
Я улыбнулась, и шеф отвернулся, потирая подбородок. Как будто я застала его за чем-то неприличным.
Неделю перед открытием нового меню мы трудились, как проклятые, и в первый же день были вознаграждены массовым паломничеством клиентов в наш ресторан. Бронь была расписана на два месяца вперед, а посетители первого дня, казалось, соревновались — кто съест больше и закажет самое дорогое блюдо.
Пробегая мимо окна, я обязательно заглядывала в зал. Сегодня шеф танцевал не у плиты — он танцевал от столика к столику. Немыслимо элегантный, уже успевший загореть под весенним солнцем, с улыбкой, способной растопить даже самое заледенелое сердце — что говорить о моем?
Антон был прав — я попала в этот капкан давно, и теперь с каждым днем увязала все сильнее. Но пусть так. Я ведь ничего не требую. Просто работать с ним. Придумывать новые блюда, дегустировать, ездить на ферму, чтобы вдохновиться спокойствием и тишиной. Это совсем не мало. Это много. Очень много. Особенно если влюблена. А я была влюблена — безумно, крышесносно.
Он не стал воровать идеи у других поваров. Потому что ему не надо унижаться до воровства. Он — Богосавец! Он — гений! И этим все сказано.
